Куруфин и Ангрод притащили наспех сооруженные из орочьих копий и щитов носилки, на которых лежал смертельно бледный Аэгнор, укрытый плащом. Бросившись к нему, Финрод откинул плащ и обнаружил, что неведомый противник сокрушительным ударом буквально разворотил грудь брата… Аэгнор едва дышал, на губах пузырилась кровь.

Мы с Ксюшей бросились к нему, но были довольно бесцеремонно отодвинуты в сторону:

— Пропустите, — черноволосый майа с трудом оттащил потрясенного Финрода от брата, освобождая дорогу для Эсте.

— Я помогу, — ободряюще улыбнулась Валиэ.

— Анд… рет, — еле слышно прохрипел Аэгнор. — Я… иду…

— Спи, — прошептала Эсте, и его глаза покорно закрылись. Проведя руками над его телом, она нахмурилась и принялась что-то едва слышно напевать. Закончив, ласково и немного грустно улыбнулась: — Тело я исцелила, но сердечная рана, заставляющая его желать гибели, мне увы не подвластна…

В этот момент раздался жуткий грохот, и один из отвесных пиков Тангородрима будто взорвался изнутри, разметав каменное крошево, и небо заслонила громадная крылатая тень, а в землю ударил ревущий столб пламени. Из разлома появлялись и другие, последним выполз Глаурунг. Драконы пришли на помощь своему Создателю, не страшась силы и гнева Валар.

Теперь и остальные Валар и майар поспешили вступить в бой, лишь черноволосый, тот, что удерживал Финрода, на мгновение задержался, глядя на меня странным взглядом. Я нахмурилась, не понимая, что ему нужно, но, не сказав ни слова, он поспешил за остальными.

Земля дрожала, а к дыму, извергаемому Тангородримом, стали примешиваться пепел и искры. Нужно это остановить, иначе случится именно то, что мы хотели предотвратить: Белерианд будет разрушен!

— Они все разрушат! — закричала Ксюша, вторя моим мыслям. — Надо что-то делать!

Я сжала руку подруги и она поняла меня без слов.

Что Ты мне дашь, о Эру,

Когда Солнце моё погаснет —

Какую надежду, какую веру,

какую любовь?

И какие крылья моя душа распустит,

Если она не исчезнет, конечно, когда

Остановится кровь?

Что Ты мне дашь, Отец мой,

Ведь в лампе фитиль иссякнет —

Какой залог, и какой звездой

Я должен клясться

Тем, кто в глаза мне смотрит,

Что когда я уйду, я не стану безликим,

И что память моя

будет со мной?

Что я не кану, как искра во тьму,

И не вольюсь в сияющее Ничто —

Не стану одной из частиц

В аду без радости или в раю без лиц?

И какой надежды, какого огня Ты ждёшь,

Если не говоришь со мной и не зовёшь?

Я не знаю статуй и храмов Твоих,

Но что Ты оставишь мне потом

От мира живых?

Что Ты мне дашь, о Эру,

Когда Солнце моё погаснет —

Какую надежду, какую веру,

какую любовь?

И какие крылья

моя душа распустит,

Если она не исчезнет, конечно,

когда остановится кровь —

О, пусть она не исчезнет,

когда

остановится кровь!..

Стоило нашим голосом затихнуть, как все вокруг залило ослепительное сияние, в клочья разорвавшее окружающую тьму и заставившее всех изумленно замереть.

========== Часть 32 ==========

Сияние, сперва залившее все вокруг, будто сгустилось, обретая очертания фигуры в ослепительно-белых одеяниях:

— Довольно, — в негромком голосе было столько силы, что ослушаться не посмел никто: даже Моргот и его драконы замерли истуканами.

— Повелитель, — Манвэ первым оправился от потрясения и, убрав клинок в ножны, почтительно склонил голову. За ним и другие Валар и майар, скинув изумленное оцепенение, склонились перед Единым.

Мы с Ксюшей были удивлены не меньше Валар: такого эффекта от пения мы совершенно не ожидали. Но в самом большом шоке были эльфы, уж точно не предполагавшие, что им доведется когда-нибудь лицезреть самого Илуватара.

Моргот, осклабившись, обратился к Манвэ:

— Кажется, Повелитель счел, что тебе и остальным не тягаться со мной и моими урулоки, — голос Темного Вала буквально сочился ядом. — Не могу не признать, я польщен!

— Ты слишком высокого мнения о себе, — гневно сверкнул глазами Оромэ.

— Повелитель, в этот раз мы не повторим ошибок, — горячо заговорил Тулкас. — Он будет развоплощен и изгнан за Двери Ночи! Мы навсегда защитим Арду и Твоих Детей от него и всех, кто ему служит!

— Я пришел, чтобы всех рассудить, — снова заговорил Эру. — Его час тоже придет, но сначала… — переведя взгляд на драконов он произнес лишь одно слово. — Спать!

Лицо Моргота перекосилось от бессильной ярости, когда драконы один за другим стали опускаться на землю и закрывать глаза, покоряясь воле Единого. Последним тяжело опустился Анкалагон, до последнего цеплявшийся взглядом за своего создателя, будто прося о помощи. Темный Вала рванулся было к нему, но тут же был безжалостно скручен Тулкасом и через мгновение скован цепью Ангайнор.

Илуватар сделал вид, будто не заметил этого, лишь на лбу да в уголках рта залегли горькие складки:

— Итак, начнем, — он посмотрел туда, где лежала мертвая Мирэль и остальные волки. — Вы прощены и свободны.

Лица коснулся теплый ветерок, дразня едва уловимым ароматом цветов. Стояла тишина, но мне явственно слышался тихий шепот волн и далекие крики чаек. Удивленно покрутив головой, я увидела одиннадцать майар в облике эльфов, идущих со стороны побоища, да неведомо как выросшие на черных камнях Ангбанда траву и цветы. Осененная догадкой, я обернулась туда, где стояли последние выжившие волки, и тоже увидела на их месте майар. Перехватив мой взгляд, они улыбнулись, и я почувствовала, как на глаза навернулись слезы: я была очень рада за них, но было безумно жаль, что Миримона здесь нет. Оставалось лишь надеяться, что он и те, кто пал с ним, тоже получат прощение Эру.

Освобожденные майар приблизились и молча поклонились Илуватару, после чего отошли к остальным.

— Нэльяфинвэ, — тем временем продолжил Эру, переводя взгляд на шокированных нолдор, с момента его появления не издавших ни звука и, казалось, даже забывших, как дышать. — Подойди, старший сын Феанаро.

Маэдрос, с трудом преодолев оцепенение, сделал несколько шагов вперед и поклонился.

— Последовав за отцом, вы пролили невинную кровь и, взывая ко мне, дали Клятву, — в этот момент к Единому подошел один из майар и передал ему черную корону Моргота. Стоило Эру коснуться ее, металл рассыпался пылью и камни легли на его ладонь, мгновенно приковав взгляды Феанорингов. — Я хочу знать, как ты, первенец своего отца, распорядишься Сильмариллами, если получишь их?

— С согласия братьев, и если в этом еще есть нужда… — тихо заговорил Маэдрос. — Освободившись от Клятвы, я отдал бы камни Валиэ Йаванне.

— Хорошо, — улыбнулся Илуватар и камни плавно опустились в ладони потрясенного Маэдроса. — Ваша Клятва исполнена, ты и все твои братья прощены и вольны остаться в Эндорэ или вернуться в Аман, как сами того пожелаете, то же касается всех нолдор и других эльдар.

— Благодарю, — прошептал Маэдрос, и его лицо озарилось светлой улыбкой, будто с плеч упала неподъемная ноша. Бросив быстрый взгляд на братьев, кивнувших ему в ответ, он подошел к Йаванне и преклонил колено, протягивая ей обретенные Сильмариллы. — Прошу тебя принять их, если в том еще есть нужда, — и немного смущенно добавил: — Только… я не знаю, как их расщепить…

— Благодарю тебя и твоих братьев, — мягким грудным голосом произнесла Валиэ, принимая камни. — Думаю, Феанаро не откажет нам в помощи, у него было время осознать, что его главное сокровище — совсем не Сильмариллы.

— Как мило, — едко произнес Моргот.

— А тебе лучше бы помолчать, — хмуро бросил Аулэ.

— Майрон, — снова заговорил Единый, переводя взгляд на майа, обнимающего вмиг побледневшую подругу.

Ободряюще улыбнувшись Ксюше, тот сделал шаг вперед и поклонился:

— Я готов принять свою участь.

— Хорошо, — мне показалось, что на лице Илуватара мелькнула тень улыбки, и я сжала руку подруги, пытаясь подбодрить. — За время службы Мелькору ты пролил много крови… я думаю ты все осознал, но… Чтобы вынести решение, я спрошу: скажет ли кто-то в его защиту?