Девочку корежило от такого проявления интереса к ее семье. Защищаясь от непрошенной жалельщицы, Натка с вызовом отвечала ненавистной тетке:
– Она мне не мачеха, а мама! И ничего она нас не обижает!
Та недовольно поджимала губы, лишившись надежды поживиться чем-нибудь «жареным», и сразу теряла интерес к разговору, а Натке того только и надо было.
Занятые с утра до вечера делами родители, тем не менее, раза два за лето находили возможность отправиться с детьми в выходной куда-нибудь на отдых. Поскольку в степных просторах не водилось даже более-менее приличного ручейка, отдыхать уезжали на большое озеро, находившееся на окраине деревни под названием Поваренково. Натка не знала, имелся ли в данном населенном пункте хоть один повар, а тем более поваренок, но озеро, заросшее по берегам мощными старыми ивами, казалось ей просто сказочным. Так и виделась где-нибудь на берегу присевшая на большой серый камень сестрица Аленушка.
К поездке подключалась обширная компания коллег и сослуживцев. Культурный план включал в себя купание, ловлю рыбы, варку ухи, прочие незатейливые развлечения вроде водкопития и песнопения. Собирались семьями, с разновозрастными детьми. В общем мероприятии не принимали участия разве что старухи да собаки. Все же иногда самый отчаянный бобик ухитрялся прокрасться в сообщество хозяев, затаившись до времени промеж сумок и баулов с едой.
Из целинного поселка выезжали рано, ехать до озера предстояло километров двадцать. Пока добирались до места, раскидывали «бивак», расстилали скатерти-самобранки, проходило не меньше часа, а то и двух. Наскоро перекусив, мужики устремлялись в воду с небольшими сетями, именуемыми в народе бреднями или «бредешками». Поспешно неслись к воде мальчишки, дорвавшиеся наконец до водной стихии. Мамаши квотхтали, как наседки, стараясь уберечь их от опасности. Дамочки из категории «краль» или «фиф» томно раскидывали соблазнительные прелести на расстеленных полотенцах, подставляя спины и плечи для солнечного загара.
Ближе к вечеру после удачного улова разводили костры, варили уху, готовясь к общему застолью. Детному народу на отдыхе особо расслабляться не приходилось. Провозглашая тосты, передавая друг другу нехитрую закуску, родители стригли глазом, как бы дети чего не натворили. Сквозь «Ну, будем здоровы!» или «Еще по единенькой!» то и дело доносились возгласы: «Вова, вылазь из воды, сколько тебе говорить!», «Наташа, где Света?», «Нет, Саша, купаться пойдешь через десять минут». Рожать в ту пору женщины еще не разучились, почти в каждой семье подрастало по два-три юных строителя коммунизма, а потому каждый выезд на природу превращался в энергичную шумную тусовку.
Окруженное раскидистыми старыми деревьями озеро выглядело огромным. Илистое, покрытое сгнившими ивовыми листьями дно придавало воде цвет свежезаваренного чая. Заходить в воду можно было всего в паре-тройке мест по протоптанным местными жителями тропинкам. Скользнув по глинистому спуску, нога, как в вату, погружалась в прибрежную грязь.
Пацаны барахтались у берега, как поросята. Натка заходить в воду без отца опасалась. Когда купаться шел он, дочь забиралась к нему на спину, крепко обнимала руками за шею, и так они плыли до середины озера и дальше к противоположному берегу, около которого цвели белые лилии. Сорвав один-два цветка, пловцы отправлялись обратно.
Как они радовали глаз, эти бело-розоватые, похожие на огромные звезды обитатели озерной воды! А какой тонкий, похожий на духи аромат струился от нежных лепестков! Разломив длинный упругий стебель на отдельные кусочки, детвора мастерила из них бусы и гордо расхаживала по берегу, подобно папуасам и прочим аборигенам.
На волшебно-сказочном озере Алексей Михайлович начал учить Натку плавать. Обучение завершилось позже, через несколько лет, когда семья в очередной раз сменила место жительства и оказалась в старинном большом селе, стоявшем на берегу небольшой речушки. Но первые навыки не бояться воды ребенок получил в те давние выезды на природу.
Обучение проходило мягким, щадящим способом. Отлично плававший и уверенно чувствовавший себя на любой глубине отец довольно далеко от берега ловко отцеплял дочь от своей спины, перебрасывал перед собой и, поддерживая вытянутой рукой, давал ей возможность ощутить воду всем телом. Чувствуя безопасность, девочка начинала энергично колотить руками и ногами по воде. В этот момент Алексей Михайлович слегка отпускал поддержку.
Натка сильно испугаться не успевала, надежные руки через мгновение вновь брали ее под защиту. С каждой попыткой страх уменьшался, уверенность в том, что вода способна держать на себе человека, возрастала. К тому же папа неоднократно это демонстрировал – раскинувшись спиной на поверхности озера, он едва шевелил руками и ногами, чувствуя себя при этом легко, свободно.
* * *
Каким бесконечным ни казалось детское лето, кончилось и оно. Снова на горизонте замаячила школа. Пора было выходить на работу из отпуска Зое Максимовне. Когда в поход за знаниями отправилась второклассница Натка, пятилетняя Маринка решительно заявила родителям о намерении стать первоклассницей. Видимо, она настолько крепко стояла на своем, что матери пришлось сдаться. Предварительно договорившись с учительницей, она два или три раза заводила Маринку в классную комнату, усаживала за последнюю парту и давала ей тетрадь с карандашом. Решение оказалось верным. Исполнив каприз, дитё быстро успокоилось. Через неделю о школе она не вспоминала. Наелась двумя днями!
Управившись с собственными делами, в сентябре приехала на помощь бабушка Нюра, в этот раз на всю зиму. С началом посадочного сезона, по весне, бабушка обычно уезжала домой, где на ее попечении находился не только собственный огород, но и участок дочери, тети Али, работавшей в магазине с раннего утра до позднего вечера. Осенью бабуля возвращалась. Так продолжалось на протяжении нескольких лет, пока внуки окончательно не подросли.
Двум самостоятельным и самодостаточным женщинам – невестке и свекровке – уживаться под одной крышей было нелегко, но обстоятельства иных вариантов не оставляли. Кому-то надо было нянчиться с младшей сестрицей, присматривать за двумя другими, кормить-поить всю ораву.
Зое Максимовне приходилось терпеть бабушкины безапелляционные суждения, указания относительно того, как нужно поступать в той или иной ситуации. В том, что она может оказываться в чем-то неправой, «Миколавне», похоже, в голову не приходило. Дипломатично не вступая в конфликт со старшей домоправительницей, младшая изливала обиды на свекровку перед дочерьми. Возможно, она искала у них сочувствия, но взаимоотношения взрослых мало волновали детей. У них шла своя детская жизнь.
Все-таки слушать сердитые слова в адрес бабули было обидно. Несмотря на горячность бабы Нюры, внучки любили ее всей душой. Конечно, попадаться под горячую руку ей не следовало, зато бабушка могла пожалеть, приласкать, рассказать интересную историю и, главное, пекла замечательные пирожки и булочки! С ее приездом сдоба на столе не переводилась.
Замесив огромное количество теста, норовящего то и дело выползти наружу из огромной, почти ведерной кастрюли, проводив утром кого в школу, кого на работу, «Миколавна» принималась за стряпню. Пирогов с картошкой, сладких с вареньем, мягких, как пух, плюшек выходило из под ее рук такое количество, что они занимали собой огромное эмалированное ведро. С горкой. Все не съеденное в первый день выносилось на мороз и потом размораживалось по мере надобности.
Оттаивая, каменные от мороза бабушкины кулинарные творения начинали издавать дивный аромат. На тарелках они долго не задерживались. Иной раз бабе Нюре приходилось нести вахту у разделочной доски дважды в неделю. Обычное ежедневное приготовление еды, уход за младенцем, за домашней живностью чем-то особенным не считалось. Так, текущие дела.
Вечером всех домашних собирал около себя телевизор. Жизнь страны проходила под знаком космоса, революции на Кубе, визитов Хрущева в заморские страны. Про главного революционера Фиделя Кастро и его бородатых «барбудос» (кубинских партизан) радио и телевидение трещали столь настойчиво, что первым словом маленькой Валентинки стало не «мама», а «Куба». Вторым – «баба». Осваивая родную речь, девочка подолгу могла лепетать: «Куба, баба. Баба, Куба».
