— Ты не помнишь, когда взломали информационные щиты? — спрашиваю я, когда мы останавливаемся на пустой платформе в ожидании поезда, который согласно электронной доске должен быть здесь через пять минут, впрочем, они так всегда говорят. Кто-то взломал эти доски в прошлом году, начав транслировать по всей транспортной сети революционные сообщения. Должно быть, им это надоело, потому что под конец они обратились к трансляции грубых высказываний и даже еще более грубой псевдографики. В конце концов их обезвредили, но с тех пор доски не могут нормально работать. Так как большинство получает информацию об изменениях в расписании движения через чип, то никто не беспокоился о починке щитов. И теперь они врут, вечно объявляя, что следующий поезд будет через пять минут.

— Об этом говорили во всех новостях, — продолжаю я, не получив ответа от Этана.

Он садится на железную скамью.

— Ты немногословен, — говорю я, присаживаясь рядом.

— Ты болтаешь за двоих, — отвечает он.

Своими словами он попал в точку, и я разворачиваюсь, собираясь встать, но он хватает меня за руку.

— Я не имел в виду ничего такого, просто не привык общаться с людьми. Извини. Мне это нравится. Нравится слушать, как ты говоришь.

Я опять расслабилась на сидении. Он смог меня успокоить.

Я смотрю, как мыши носятся туда-сюда по рельсам.

— Их здесь миллион, — говорю я, находя тишину слишком невыносимой, чтобы оставлять ее незаполненной. — Мышей.

— Как их не давит поездами? — спрашивает Этан.

— Они чувствуют вибрацию на путях.

Не знаю точно, так ли это на самом деле, но Этан наклоняется вперед и смотрит на мышей. Они рассеиваются, и мгновение спустя рельсы начинают петь от прибывающего поезда. Он подъезжает, толкая перед собой пласт воздуха, и брошенные газеты танцуют вокруг платформы.

Двери с шипением открываются, и мы шагаем внутрь. Этан встал рядом с выходом, держась за черный поручень. Я снова сверяюсь с картой, всего четыре остановки.

Я сажусь и смотрю на пустые экраны, где раньше воспроизводилась видеореклама. Бортовая реклама стала бесполезной тратой времени сейчас, когда почти все подключены и могут блокировать рекламу своими собственными изображениями. Вместо этого, компании спонсируют людей. Им платят за то, чтобы они бродили по улицам, выглядя классно, и громко заявляли, как удивителен тот или иной шоколад, рекламируя свои бренды каждому, кто их видит. Я скучаю по рекламе. Некоторые из роликов были забавными, как тот, где огромный жираф гонялся за свиньей. Он заставлял меня смеяться, когда я была маленькой, хотя уже и не помню, что она рекламировала.

Я пинаю пятками основание сиденья, создавая лязгающий звук металлической решетки. Этан молчит.

Одну остановку проехали.

Я встаю и брожу вокруг, вглядываясь в темноту. Всего пару часов назад мы с одноклассниками направлялись на этом поезде в другую сторону. Они держали свои знаки и с волнением болтали. Прямо сейчас я бы предпочла даже осла Дэйва Карлтона — тяжелой тишине с Этаном.

Две остановки проехали.

Я снова сажусь.

— Так где ты живешь? — спрашиваю я, нарушая тишину.

— Недалеко от тебя.

— А откуда ты знаешь, где я живу?

— В тот день, когда ты ударила мальчика крышкой мусорного бака, я пошел за тобой до дома, чтобы убедиться, что он не попытается еще раз. Убедиться, что ты в порядке.

— Шпионишь? — улыбаюсь я, а он пожимает плечами.

Странно, но я не против, если бы какой-нибудь другой парень сказал мне, что шел за мной до дома, я бы позвонила в полицию. Но есть в нем что-то такое, что-то спокойное и безопасное. Конечно, я его даже не знаю, но я верю, когда он говорит, что хотел проверить, в порядке ли я. Вот почему я не возражаю, чтобы он сейчас проводил меня до дома..

Наконец моя остановка. Я встаю и вслед за Этаном выхожу из поезда.

— Отсюда я сама, — говорю я, когда мы выходим на улицу. Мои ворота прямо через дорогу. Но Этан все равно следует за мной.

— Серьезно, здесь везде охрана.

Я показываю на камеру над воротами, она со скрипом движется, чтобы сфокусироваться на мне. За ней Фил, наш охранник.

— Я провожу тебя до двери, — говорит Этан, не аргументируя.

— Слушай, это очень по-джентльменски, но, думаю, я сама справлюсь.

Он снова пожимает плечами. Я вздыхаю и кладу ладонь на считыватель.

Мы идем мимо больших деревянных домов, которые выглядят идентично, если не считать небольших изменений, которые люди внесли в своих садах. Это поселок компании, только для тех, кто работает в УайтИнк. Предполагается, что он создает чувство общности и гарантирует, что все мужчины и женщины компании являются счастливыми работниками. Он смоделирован по образцу одной деревни в Нидерландах, которая была названа счастливейшим местом в мире, вплоть до озера в центре и старомодных оранжевых уличных фонарей, выстилающих извилистый путь. Нам, в отличие от остальных жителей города, не приходится терпеть фонари на солнечных батареях.

Я живу прямо в верхней части улицы в единственном доме, который выглядит по-другому, потому что Зизи сказала, что не может работать с плохим фэн-шуй в своем доме.

— Это мой, — говорю я, когда мы добираемся до дома с огромным стеклянным фасадом и зеленой покатой крышей..

— Дом, милый…

И когда я обернулась, он убежал.

— Подожди! — кричу я ему вслед, но он не останавливается. Я топаю ногой по земле. — Отлично, будь таким. Зачем ты вообще беспокоился? Почему просто не дал им попасть в меня электрошоком!

— Вы ничего не сказали о том, что стреляли электрошоком в моего ребенка!

Я поворачиваюсь и вижу маму, стоящую в дверном проеме нашего дома, сложив руки на груди. И я понимаю, почему убежал Этан. Зизи смотрит на мужчину в полицейской форме, который, в свою очередь, ухмыляется, глядя на меня.

— 4-

— Здравствуй, Петра, — говорит полицейский.

— Петри. Ее зовут Петри! — огрызается Зизи, вставая между мной и офицером. — Сколько еще раз я должна вам повторить? Вы могли, по крайней мере, узнать правильное имя моей дочери, если вы собирались приехать сюда, размахивая вашей дубинкой, как гигантским…

— Мы можем войти внутрь? — кричу я, перебивая ее. Это достаточно неловко, и занавески дома номер три уже дергаются.

— Что я говорила тебе о стыде, Петри? — Зизи направила свой гнев на меня.

— Что это патриархальное орудие самоистязания. Но давай…

— На самом деле, Петри, я бы хотел, чтобы ты пошла с нами, — говорит полицейский.

Женщина-полицейский появляется в дверях позади него. Ее улыбка не отражается в глазах.

— Вы действительно думаете, что можете так просто прийти и арестовать мою дочь без всяких оснований? Что конкретно она сделала? — Зизи подошла и встала рядом со мной, положив руку мне на плечо. Хотела бы я, чтобы это проявление материнской заботы было только ради успокоения копов. Потому что я знаю, что, когда мы останемся одни, никакой поддержки не будет и в помине. Сейчас я не знаю, что будет хуже: быть арестованной, или выслушивать неизбежную лекцию от Зизи.

— Наверное, нам лучше поговорить об этом в участке, миссис Куинн.

— Мисс Куинн. Мисс! — говорит Зизи. — И вы, наверное, считаете, что имеете дело с идиоткой, детектив Ли, но я директор международной компании, поэтому вы не можете просто…

— Да, мисс Куинн, — перебивает он, произнося «мисс», будто издеваясь. — У нас есть доступ к вашим файлам. Креативный директор УайтИнк, создателя Глазури. Уверен, это очень впечатляет, но речь идет о вашей дочери. Сейчас она может пройти вместе с нами на допрос, или же, как бы банально это не звучало, мы можем арестовать ее и утащить в наручниках.

— У вас есть ордер? — спрашивает Зизи, а ее ногти впиваются мне в плечо. Она действительно испугалась, да и я тоже. Думала, мне сделают выговор, или, в крайнем случае, предупреждение, но если им выдали ордера…

Глаза полицейского забегали по виртуальному пространству, но быстро вернулись в реальность.