— Райан! Райан! — Эмми тянут в противоположную от нас сторону. Ее рука тянется к Райану, хватая воздух.

— Просто расслабься, Эмми, — кричит он. — Все будет хорошо. Возвращайся к станции.

Я с трудом могу двигать головой, зажатая между плюющимся, ругающимся парнем позади меня и крепкой спиной Райана впереди. Мои ребра сдавлены и я задыхаюсь. Я могу уйти только одним путем, по низу.

Я становлюсь колени и начинаю прокладывать путь через лес ног. Жесткая почва и разбитое стекло врезаются в мои колени, а мои пальцы ударяются столько раз, что я едва их чувствую, но, по крайней мере, здесь внизу я могу дышать.

— Подожди меня, — Райан позади меня, тоже продирается сквозь толпу на коленях.

Вокруг крики и звук, похожий на звук взлетающего самолета, мне на голову льется вода. Я смотрю вверх и вижу, как человека надо мной сбивает с ног струей воды.

В дело пошли водометы.

Звук прекращается, и вымокшие люди пытаются встать на ноги. Я мокрая насквозь, мои волосы прилипли к лицу, так что почти ничего не вижу, но я по-прежнему продвигаюсь вперед, уворачиваясь от спотыкающихся людей и топающих ног.

Ряд тяжелых черных ботинок и стена из щитов преграждают путь вперед. Я рискую взглянуть на сформированную линию полиции. Они паникуют, как и все остальные, лихорадочно отодвигаясь от толпы. Они ничего не могут сделать: линия разрывается и полицейские спотыкаются и падают под натиском людской волны.

— Это Белый Щит! — гремит громкоговоритель через крики.

Белый Щит? Это частное охранное подразделение УайтИнк. Что они здесь делают?

— Всем оставаться на своих местах! — снова пронзительно кричит рупор.

Ну конечно, думаю я. Как будто это сработает.

Но я не права. Это работает.

Все прекращают двигаться, словно их ноги примерзли к земле. Крики прекращаются, и чувство паники высасывается из воздуха, как будто включен пылесос. Толпа выдыхает; огромный, коллективный вздох облегчения.

Я оглядываюсь на Райана, он выглядит сбитым с толку, как и я, но продолжает двигаться. Он отчаянно кивает мне идти вперед.

Сейчас, когда все прекратили паническое бегство, идти намного легче. Я замедляю темп, чтобы лавировать между ногами. В пятидесяти футах влево есть зазор — переулок, ведущий черт знает куда. Неважно, главное подальше отсюда. Меняю направление и держу курс туда.

— Полиция обойдет вас всех и запишет ваши имена. Затем они отпустят вас, одного за другим, — говорит мужчина с рупором. Его голос звучит так, словно ему все это наскучило.

Я останавливаюсь, когда пара огромных черных сапог останавливается рядом со мной, не попав по моим пальцам на несколько дюймов. Райан ползет рядом со мной. Я вижу, как мой страх отражается на его лице.

Полицейский в сапогах поворачивается на носках и уходит прочь от нас сквозь ряды людей. Это мой шанс. Я наполовину ползу, наполовину бегу по направлению к переулку. Он частично заблокирован большой зеленой мусорной урной, лежащей на боку. Я вскарабкиваюсь по ней и быстро приземляюсь на другой стороне. Мое сердце колотится, и я пытаюсь отдышаться, набирая полные легкие вони мусора, в котором сижу.

Тру руки, чтобы вернуть в них хоть немного жизни. Руки покрыты порезами и ушибами, пробую пошевелить пальцами, вроде ничего не сломано. Смотрю вниз на расползающиеся по коленям красные пятна — это были мои любимые джинсы, и теперь они испорчены. Морщась, вытаскиваю осколок стекла из своего колена.

Слышу громкий звук и вижу, как Райан перепрыгивает через мусорку, падая рядом со мной. Он садится, прижавшись спиной к зеленому пластику, тяжело дыша и улыбается: маниакально и победоносно. Но улыбка исчезает, когда он смотрит перед собой.

— Мы в ловушке.

Я вслед за ним смотрю на высокую кирпичную стену, перекрывающую нам выход.

— Похоже на то.

Осмеливаюсь выглянуть поверх урны, полицейские в защитном снаряжении ходят по толпе, в то время как фигуры в шлемах и бледно-голубой униформе Белого Щита стоят, скрестив руки на груди. Никто в толпе не двигается, должно быть, страх приморозил их к месту. Но они не выглядят напуганными, напротив, удивительно спокойными.

Я высматриваю знакомые лица. Пиппа перестала плакать и зачарованно смотрит на мужчину рядом с ней, на нем ниспадающая рубашка, покрытая розовыми цветами, в руках он сжимает сломанную гитару. Итак, Пиппа в конце концов нашла Натаниэля. Карл и Кьяра стоят рядом друг с другом, рука Карла лежит на плече у Кьяры. Я рада, потому что знаю, как они друг другу нравятся.

— Уходи, Кьяра, — говорю я тихо.

В толпе только один или два парня в капюшонах. Остальные, должно быть, ушли.

— Что происходит? — говорит Райан, приседая рядом со мной.

— Ничего. Именно это и странно. Они не делают абсолютно ничего.

Полицейский проходит мимо урны, и мы оба сползаем вниз, прижав ноги к подбородкам. Мы прижимаемся друг к другу так близко, что молния от куртки Райана врезается мне в руку.

— Ты Петра, правильно? — шепчет Райан.

Я не могу поверить, что он знает мое имя. Ладно, что мы с ним четыре года учились в одном классе, и мое имя вообще-то Петри, но все-таки достаточно близко. Я никогда не думала, что он знает о моем существовании. У меня были глупые фантазии о Райане МакМанусе: как будто он поворачивается ко мне, берет меня за руку и говорит «ты не такая, как другие девчонки», а затем мы вместе бежим. Но почему ему надо было ждать, пока мы спрячемся за вонючей мусоркой, чтобы заговорить со мной?

— Петри. Петри Куинн.

Его брови поднимаются, а мое сердце опускается от осознания того, что мне придется объяснять мое имя еще одному человеку.

— Меня назвали в честь моего отца, — начинаю я. Это старая шутка Зизи, которую она считает по-настоящему веселой, наряду со «сперма рыжего за полцены», которую она использует каждый раз, когда представляет меня кому-то.

Райан выглядит сбитым с толку, поэтому я решаю сжалиться над ним.

— Я была ребенком из пробирки. Чашка Петри. Дошло? Зизи, моя мать, думала, что это забавно.

— О, — вот и все, что он говорит.

И я осознаю, насколько это все не смешно и отчаянно грустно — никогда не знать своего отца и иметь мать, которая все в своей жизни превращает в политическое заявление. Даже выбор имени для своего ребенка.

— Зизи? Зизи Куинн, креативный директор УайтИнк? Она твоя мать?

Я расстроилась, думала, что все в школе знают, что моя мама — член совета директоров в компании, которая создала Глазурь. Когда она впервые вышла, люди просили меня подключить их с обновлениями, эксклюзивным контентом и тому подобное. На самом же деле, я и для себя-то не могу получить больше, чем фирменную ручку, что же говорить о них.

— Ага, это она.

Он смотрит на меня, кажется, очень долго, мышцы вокруг его глаз дергаются.

— Круто, — говорит он, наконец, и отворачивается.

Умение читать выражение лиц людей не пришло ко мне само собой. Поэтому мне пришлось учиться этому, как и всему остальному, в чем я не была хороша сразу, то есть практически всему. Усердно учиться. Я читала книги о микровыражениях, смотрела документальные фильмы о языке тела. Несмотря на все это, то, о чем думает Райан, скрыто от меня за семью печатями.

Райан наклоняется, чтобы выглянуть за урну, и я повторяю за ним. Полицейские обходят каждого человека по очереди, вглядываясь в их лица, затем кивая.

— Они вносят лица в базу данных Глазури, — говорит Райан.

— Они могут это сделать?

— Конечно. Любой, у кого есть чип, может, — он улыбается мне, сморщив лоб, словно не знает, шучу я или просто идиотка.

— Ах, да. Я читала об этом, — говорю я и смотрю вниз на свои кроссовки.

Райан хлопает себя по лбу.

— Ты не подключена! Эмми говорила, что ты еще ребенок.

— Мне пятнадцать, — говорю я с негодованием. — Шестнадцать будет через три месяца, пять дней и 36 минут. Это 2 280 часов, 136 836 минут, 8 210 160 секунд.

Он смеется:

— Да, она также говорила, что ты чертовски хороша в математике. Она называет тебя человек-калькулятор.