— Они думали, что вы будете ехать один, — бросил «ловец удачи» через плечо, пришпоривая лошадь.

— Но почему!? Проклятье, на бородке ключа добавлен еще один зубчик — ошибки быть не может! За нами охотятся мои сородичи! — воскликнул колдун.

— За «вами», сударь. Я спас вам жизнь и ударить в спину вы мне не сможете, но я сыт по горло ларонийскими кондовыми методами истребления всего, что имеет голову на плечах. Дело столь давнее, а вы все равно собирались превратить меня в горстку пепла!

— Простите меня, прошу вас, — Даэран пришпорил лошадь и нагнал Феникса, — Не за свою жизнь, просто, я не хочу терять столь ценного спутника. Я не ожидал от вас подобного и готов платить столько, сколько скажете. И не буду таить того, что знаю. Надеюсь, вы тоже следуете кодексу «ловцов удачи»?

— Да-да, я уже ему следую, покидая вас. А на свою лесть поищите другого! Вон, позади, один носом хлюпает.

— Гром и молния! Я заплачу вам как десяти наемникам!

Полукровка натянул поводья, озадаченно глянув на колдуна. Уж не в горячке ли тот выдает такие щедрые предложения?

— Чувствую, что должен послать вас ко всем чертям, — усмехнулся Карнаж, — но мне и правда нужны деньги, хоть ввязываться в такой переплет нет ни какого желания. Ладно, по рукам.

— Вот и отлично! Пять золотых ларонийского монетного двора в неделю, надеюсь, вас устроят?

— Зря надеетесь! — возмутился Феникс. — По одному в день!

— Торгаш!

— Сквалыга!

Обменявшись взаимными упреками, оба снова пришпорили лошадей, наверстывая упущенное время, так как в тоннели пускали группами, но с определенными интервалами, иногда составлявшими полдня и больше.

По дороге Зойт и не думал скрывать своего возмущения тем, во сколько оценил свои услуги «ловец удачи», так как ларонийское золото было высшей пробы и высоко ценилось, а этот красноволосый невежа явно ровнял его с феларскими сплавами. В тоже время полукровка мысленно проклинал самодовольство ларонийских путешественников, которые явно полагали, что их толстые, неуклюжие кроны всем прочим деньгам деньги! Однако они и не подозревали, как приметно были эти кругляши, а уж какие длинные языки оказывались у менял — это не рассказать. И ведь едет, весь такой оскорбленный, задрал точеный нос! Да для таких дел, за которое взялся этот благородный, будь он смекалистее, давно бы сменял своё золото серебряными унциями. Ларонийские кроны годились только надежно затыкать рты болтунам с глазу на глаз, когда не было способа проще и жестче. Ведь боевые маги белых эльфов весьма скверно работали там, где нужно было что-нибудь тонко стереть из памяти случайного свидетеля. Поэтому мозги последнего закипали, вытекая через уши, с пугающей регулярностью, не смотря на все потуги колдунов.

* * *

Тоннели под Фивландом были обнаружены давно, но прошло немало времени, прежде чем гномы и дуэргары постигли тонкости их устройства. Сперва казалось, что это катакомбы естественного происхождения. Но в таком случае их размах был неправдоподобно грандиозен. Более глубокие исследования, осуществляемые орденами стихий, когда они были на пике своего могущества, дали неплохие результаты. В том числе обнаружились разрывы пространства в определенных участках тоннелей, что позволяло перемещаться под территориями Фивланда гораздо быстрее, чем на поверхности. К сожалению библиотеки орденов стихий после эпохи Сокрушения Идолов оказались в руках властителей лишь частично — остальное было разворовано и ходило по рукам самоучек, отступников и коллекционеров. Вот тогда-то, когда отгремели войны, по Материку и поползли слухи о множестве загадочных мест, которые ранее рисовали в воображении обывателя довольно простыми и понятными явлениями искусные руки магов. Теперь манипулировать и оберегать хрупкое сознание масс стало некому, и на поверхность всплыли довольно неприглядные факты. Именно факты, ведь это было куда более спокойное слово после восхода Ta’Erna, нежели столь громкое, как «правда». Слухи все стремительнее разносились по Материку, и вскоре обитатели узнали об истинной сути Подземных Озер, которые разливались под Ран’Дьяном и южными сильванийскими областями, а также о Бездне в дебрях Скалы Проклятых, где на самом деле и брала свое начало система фивландских тоннелей.

В некоторых летописях сохранились заметки о невероятных порождениях Бездны, которых встречали в тоннелях и на подступах к ним. Красноречивее любых доказательств были гонения на всех, кто пытался донести это знание до остальных. Также изъятие книг, где каким-либо образом упоминалась Бездна. Иной раз даже отрезание языков особо упорствующим болтунам, не говоря уже о казнях и пытках — в общем, полное отрицание слухов и, одновременно с этим, полная изоляция тоннелей ведущих в сторону Скалы Проклятых. Не говоря о том, как опечатывались и охранялись подступы к этому месту на поверхности. Подобное шило утаить в мешке оказалось очень не просто. Фивландские стражи там подозрительно часто менялись. Находившаяся у подножия крепость меняла гарнизон целиком раз в два месяца. А те, кто возвращались, в большинстве своем никогда более не соглашались на новую командировку. Ходили слухи, будто бы с одним из стражей, соблазнившимся хорошим жалованьем, и побывавшим там дважды, приключалась истерика, если он слышал скрежет металла о камень. Широкоплечий, коренастый гном забивался в угол и плакал как дитя, таращась на окружающих испуганными глазами. Сначала окружающие только потешались, но, после того, как ему однажды развязали язык целым бочонком выпивки, он поведал о том, что ему довелось пережить в том проклятом месте. Заплетающимся языком гном бормотал что-то несвязанное о ночном «карябаньи» чьих-то когтей о камень, когда на утро стражи видели совершенно дикие, не похожие ни на что знаки и узоры, появлявшиеся то тут то там на стене в добрых сорок, а местами и пятьдесят футов высотой. И даже с той стороны, где крепость отделяла от окружающих гор пропасть, дна которой не было видно, все равно появлялись эти значки, глубоко высеченные в кладке. Без какой-либо видимой логики и похожести они возникали особенно часто, если Бездну пытались в очередной раз опечатать. Черная, как сажа, Скала Проклятых, со стороны походившая на кусок ссохшегося феларского сыра, была сплошь покрыта этими символами, и имела у самой верхушки сквозные отверстия с ровными краями — многие считали, что это были врата в иные плоскости мироздания.

Однажды швигебургский совет созвал консилиум именитых магов, чтобы раз и навсегда покончить с этой неприглядной «язвой» на лике государства. Решено было наложить печати и навсегда закрыть доступ в то проклятое место. Собрали каменщиков, архитекторов, солдат, а также делегацию чародеев из швигебургских Высоких Шпилей.

Экспедиция началась преотвратно. Поначалу, преследовавшие гномов по пятам несчастья, складывались в любопытную картину нешуточных совпадений, но не смогли сломить их дух. Все были полны решимости идти до конца. Однако, через месяц после начала работ, от экспедиции перестали поступать какие-либо известия. Незамедлительно была снаряжена нешуточная армия из наемников — самых отчаянных храбрецов, которых можно было сыскать на Материке, и направлена к скале. Когда они прибыли туда и распахнули врата цитадели, жуткая картина предстала их взору: занесенные снегом, смерзшихся горы неимоверного размера трупных червей громоздились во внутреннем дворе, возле конюшен, на плацу и кое-где на лестницах. В крепости не осталось никого, кто отправился туда, кроме коменданта. Он должен был принимать экспедицию и вводить чародеев в курс дела. Его замерзшее тело нашли в одной из башен, где он забаррикадировался. Помощь опоздала всего на несколько дней. Ветеран многих воин во времена своей молодости, он сидел застывшим изваянием за столом, а рядом лежал его наградной кинжал. Перед смертью гном выколол себе глаза. На полированных досках стола все тем же кинжалом было вырезано несколько фраз на языке, которым пользовались маги из Высоких Шпилей, произнося свои мудреные формулы: