Лабрадор снова вздохнул и сказал:

– Так и быть. Только теперь с тебя причитается.

Острый кончик хвоста Крепыша заходил из стороны в сторону, и такс с удовольствием положил голову на лапы:

– Договорились, верзила!

Прорычав что-то невнятное в ответ, Макс снова обернулся к дороге. Крепыш откашлялся у него за спиной и тихо произнёс:

– Макс, я серьёзно. Спасибо, что дал мне передышку. При случае я тебя прикрою. Замётано?

Макс едва заметно кивнул:

– Замётано. А теперь отдыхай. И постарайся быть не слишком тяжёлым.

Когда солнце начало клониться к закату, Макс увидел припаркованную на обочине дороги машину.

Она уступала по размеру грузовикам и джипам с большим кузовом, на каких ездили его люди, и цвета была ржавого. Окна опущены, дверцы распахнуты, внутри пусто. Макс не видел вокруг ни домов, ни других зданий, одни поля да лес вдалеке, – никаких причин оставлять здесь машину надолго.

Выскользнув из упряжи, пёс оставил тележку, шарики и посапывающего Крепыша посреди дороги, а сам склонил голову к земле и, обнюхивая асфальт, на пружинистых лапах осторожно пошёл к машине. На дороге виднелись тёмные полосы – они вели к четырём колёсам брошенной машины. Следы на асфальте пахли жжёной резиной.

Макс подкрался ближе к оставленному автомобилю, сердце у него стучало. Лучше бы здесь были люди, хорошие люди, которые позволили бы им с Крепышом сесть на заднее сиденье и привезли к вожакам их стай. Может, они прячутся за машиной? Или ушли ненадолго в лес и скоро вернутся?

Напрасные надежды. Скоро Максу стало ясно: двуногих тут не было уже давно. Машину бросили; запахи чужих людей, которые в ней ехали, были холодные, незнакомые. Хозяева этой машины исчезли, как все остальные люди, как и его люди. Он был всё так же одинок, всё так же покинут.

Поскуливая, Макс отвернулся от машины и побежал назад. Мышцы у него ныли, в пасти пересохло, но всё равно он влез в упряжь и припустил по дороге. Ему хотелось скорее оставить позади эту ужасную пустую машину. Тележка скрипела и подскакивала у него за спиной.

– О-ой, – застонал Крепыш. – Ой-ой-ой! Помедленней, приятель! О-о-ой!

Впереди с обеих сторон от дороги показались какие-то знаки – белые кресты с прикреплёнными к ним мигающими красными огнями. Асфальт пересекали металлические рельсы. Макс не заметил их, а потом уже стало поздно. Сам он пробежал через препятствие легко, а вот колёса тележки зацепились за рельсы, и каталка перевернулась набок, мешок с шариками и Крепыш вывалились на землю. Упряжь сильно натянулась на шее и груди Макса и отдёрнула его назад.

Крепыш, отплёвываясь и чихая от дорожной пыли, вскочил на лапы.

– Шарики!!! – ошалело затявкал он и кинулся проверять, цела ли упаковка. Потом вздохнул с облегчением и сел на задние лапы. – О, всё в порядке. Пронесло.

Макс, тяжело дыша, выпутался из упряжи, переступил через рельсы и подошёл к Крепышу:

– Прости. Я не заметил рельсы. Не ушибся?

Крепыш понюхал свои лапы и спину, потом вильнул хвостом:

– Кажется, я не ушибся, приятель. Хотя ты бы всё же смотрел под лапы. К чему такая спешка?

Макс вспомнил брошенную машину, растекающуюся по небу тьму из своих снов.

– Да так, никуда, – соврал он. – Просто я решил, мы уже почти в городе, вот и хотел туда попасть поскорее. Помоги-ка мне, перетащим тележку через рельсы.

Макс был прав: городок оказался недалеко. Наступили сумерки, и пёс заметил, что деревья вдоль дороги встречаются чаще и растут ближе к обочине. Воздух посвежел и стал прохладнее. Они миновали несколько дорожных знаков – больших красных табличек, на которых было что-то написано белыми буквами, – и оставили позади пару светофоров; все они беззвучно и размеренно мигали жёлтым светом. За деревьями Макс разглядел дома, укрывшиеся среди леса. Если он правильно помнил – не зря же высовывался из окна, когда ездил со своими людьми на машине, – где-то рядом действительно находился небольшой городок с магазинами.

Крепыш нетерпеливо скакал вокруг Макса и лаял:

– Ты привёл нас куда надо, приятель! Могу поспорить, люди близко. С утра мы проделали немалый путь, верзила. А я даже не устал!

У Макса появилось искушение напомнить другу, что тот большую часть дня проспал, но в горле у него было слишком сухо, чтобы лаять попусту. Еды-то у них много, а вот воды… Макс мечтал встретить на пути хорошую лужу, да поскорее.

– Бьюсь об заклад, тут в каком-нибудь из домов или магазинов найдётся для нас мягкая постель, – радостно тявкал Крепыш, забегая вперёд Макса и скрипучей тележки. – Если мы каждую ночь будем находить новый дом, эта поездка окажется совсем не трудной, а даже приятной! В любом доме, где я бывал, всегда припрятан хоть один пакет с шариками. На самом деле…

Крепыш остановился, не договорив; всё его тело, от лисьей мордочки до остренького хвоста, напряглось, коричневые уши вздрогнули.

Макс, замедляя ход, подбежал к другу.

– Что там? – шепнул он.

У Крепыша не было времени на ответ. В подлеске на другой стороне дороги захрустели ветки, из тени деревьев вышли две большие собаки.

Обе были выше Макса на пару собачьих голов и длиннее, если считать от носа до хвоста. Это были изящные животные, худощавые, но не тощие и болезненные, как волки, – нет, у этих собак под блестящей шкурой виднелись упругие мышцы, а тонкие лапы, наверное, могли мчать своих обладателей с очень большой скоростью.

Левая собака была светло-коричневая, чёрная шерсть покрывала только её широкую морду и два висячих уха. Другая – грязновато-белая, с крупными чёрными пятнами на спине и заострённой морде. Обе были велики, но явно относились к разным породам, и чёрно-белая собака выглядела гораздо старше коричневой.

Однако, несмотря на все различия, у этих двух собак было нечто общее: обе рычали и угрожающе обнажали зубы.

И обе медленно, но весьма решительно приближались к Максу и Крепышу.

Макс присел и сморщил лоб. Он сделал шаг назад, потом ещё один, натолкнулся задом на металлическую тележку. Впереди замер на месте Крепыш, он напряжённо переводил взгляд с одной наступающей собаки на другую.

Младший, коричневый пёс распахнул широкие челюсти и показал острые зубы.

– Слышь! – гаркнул он.

Старший остановился, порыкивая, бросил взгляд на своего компаньона и проговорил низким усталым голосом:

– «Слышь»? Так, по-твоему, привлекают внимание? И чем ты только думаешь?

Коричневый ощетинился, сел и, задрав морду вверх, приложил лапу к узкой груди.

– Я сторожевая собака, старик, – заявил он. – И вожак моей стаи научил меня встречать чужаков возгласом «слышь!».

– И что это значит? – проворчал старый пёс и тоже сел. – Так, что ли, люди лают?

Младшая собака открыла пасть, будто собиралась ответить, но потом задумчиво склонила голову набок:

– Я, знаешь ли, не совсем уверен. Но кто знает, почему люди говорят то, что говорят?

Крепыш оглянулся с недоумённым выражением на морде, будто спрашивал: «Что это с ними?» Макс помотал головой. Он немного успокоился, но не вполне понимал, чего ждать от двоих незнакомцев.

Старый пёс проворчал:

– Теперь эта парочка нас не боится. Твоего «слышь!» не послушали. – Он тихо хохотнул. – О, надо это запомнить на будущее.

– Вечно ты со своими шуточками, старикан, – покачивая головой, сказал молодой пёс. Очевидно, эти двое уже давненько вместе.

Макс встал в полный рост и, сделав несколько шагов вперёд, проговорил:

– Простите, что вмешиваюсь, но кто вы такие?

Молодой пёс подскочил на все четыре лапы с лаем:

– Слышь! Я датский дог. А это грейхаунд. Вы вторглись на территорию Анклава!

Крепыш вразвалочку подошёл к Максу, встал рядом с ним и посмотрел на грейхаунда:

– Это ваши имена? Больше похоже на названия пород. Я с тем же успехом мог бы говорить всем: «Я – такс» – или называть Макса лаб. По мне, так это звучит как-то безлико.