Эллина самолеты не любила. Все что угодно – только не самолет. И хотя с детства она летала практически ежегодно, все равно каждый раз в аэропорт ехала как на плаху. Противный гул набирающих обороты двигателей, специфический запах в салоне, перепад давления при взлете – уши закладывает. А уж ощущение желудка в глотке при посадке – удовольствие еще то. Плюс вечный страх, что самолет упадет и разобьется в лепешку! Почему-то она всегда этого дико боялась. Поэтому, когда ее тетка Мери принесла приглашение в серебристом конверте, в котором черным по белому было написано, что ей надлежит явиться в Российское Дворянское Собрание для личного получения свидетельства действительного его члена, Эллине стало тревожно. Она мысленно выругала себя за всю эту кутерьму с признанием ее дворянского статуса – проклятое тщеславие. Разве недостаточно было фамильных документов, фото и целого сундука всякой всячины, оставшейся от их знаменитого рода, начиная от драгоценностей и заканчивая прапрадедовским контр-адмиральским мундиром. Нет! Надо было получить признание всей современной русской элиты. Дались ей эти русские! Зов крови. Адвокаты, архивариусы, куча формальностей – все доказательства и документы были собраны по доверенности и без ее участия, но свидетельство нужно было получить лично.

Дождливый сентябрь хмурился тучами. Эллина прибыла в аэропорт за час до посадки, и была почти последней в очереди на регистрацию. Рамка металлоискателя запищала. Пришлось вынуть все из карманов и вернуться. Снова резкий звук рамки. Контролер забеспокоился и предложил ей пройти в комнату для досмотра. Очередь позади нее облегченно вздохнула, Эллина же наоборот внутренне напряглась. Угораздило же её надеть дурацкий комбинезон на лямках, теперь наверняка заставят раздеться, а это целое дело. И вдруг она опоздает на свой рейс.

Упитанная темнокожая дама в форме тщательно осмотрела ее одежду и сумочку с ручной кладью.

– Все в порядке. Можете проходить.

– Спасибо.

– Удачного полета.

Эллина последняя вошла в зал регистрации и потом уже почти бежала на посадку. Самолет ждал только ее.

Улыбка стюардессы, загоревшаяся надпись на табло «FASTEN SAFETY BELTS!», тот самый противный звук турбин. Все. Самолет в воздухе. Виски со льдом. Можно расслабиться – прямой рейс, Нью-Йорк – Москва, впереди десять часов лёта. Она сделала большой глоток обжигающей янтарной жидкости и закрыла глаза.

Скоро она, Эллина Константиновна Истомина, станет действительным членом российского дворянского собрания. И пусть она никогда не видела исторической родины своих предков, все равно, всю жизнь считала себя русской. Три поколения Истоминых сменилось на этой земле. Три континента – Европа, Австралия, Америка…судьба бросала ее эмигрировавшую родню из огня да в полымя. Но все три поколения сохраняли семейные реликвии, семейную историю и княжеский аристократизм. Она улыбнулась. Русская аристократка Эллина Истомина, праправнучка знаменитого князя Владимира Истомина, полководца, контр-адмирала! Звучит. Теперь ей с гордостью предстоит продемонстрировать все, чему ее учили мама, бабушка и тетка Мери – все потомственные русские дворянки, правда не столь родовитые, как предки по мужской линии. Много, так много ими было в нее вложено. Она не ударит в грязь лицом. Русский язык был для нее родным с детства, этикет был изучен досконально. Ну а искусствоведческий факультет за спиной поможет заткнуть за пояс любого зазнайку. Эллина заснула под мерный гул двигателей. Ей снилось, что она фотографируется с русским президентом на фоне Кремля. Только тот почему-то был в меховой шапке-ушанке, без зубов, с подбитым глазом и бутылкой водки в руке.

Внезапно заголосила табличка «Аttention». Эллина очнулась. Сколько прошло времени? Она проспала почти весь полет. Сейчас должна быть посадка.

Стюардесса с натянутой улыбкой попросила пристегнуться. Самолет вдруг затрясло:

– Прошу сохранять спокойствие, мы попали в зону турбулентности.

Салон вдруг резко накренился. Тряска стала такой сильной, что Эллина завопила:

– Мама!

Стюардесса попыталась подойти к ней поближе, но очередной прыжок самолета опрокинул ее на пол. Ударившись виском о край откинутого столика, девушка замерла без движения. Самолет вдруг провалился в воздушную яму и стал резко падать. Ужас парализовал Эллину, она не могла кричать, казалось, падение было вечным, потом их вновь затрясло, и машина стала набирать высоту. Машинально она отстегнула ремень сидения. Сверху на голову ей упала кислородная маска. Она вцепилась в силиконовую воронку, и судорожно вдохнула, не потому, что нечем было дышать, а потому что надо было во что-то вцепиться. Раздался треск где-то вверху. Эллина подняла голову – прямо над ней разверзалась огромная трещина. Сквозь дыру свинцовым зрачком глядело небо. Больше не было слышно криков, был только дикий гул, и она неслась куда-то вниз, вместе со всеми, с бешеной скоростью. «Только бы не почувствовать боли!» – последней мыслью мелькнуло в ее голове, перед тем как что-то обрушилось, и она потеряла сознание.

***

Как думаешь, Петрович, очухается она? – Низкий мужской голос спрашивал у кого-то.

– На вид крепкая, Александр Иванович, должна. Переломов нет, вот, голова пострадала здорово. – Отвечал голос повыше и как будто постарше.

– Ага, синяк вон, вместо физиономии.

– И на темени две огромные шишки. Не поймешь, где темя, а где шишка.

– Как будто чудище двухголовое. Сколько ей лет, как думаешь?

– По лицу сейчас трудно определить, а вот по фигуре и по состоянию организма лет двадцать пять – тридцать. Александр Иванович, может, все-таки вызовем скорую и отправим ее в больницу?

– Опасно. Поднимется шумиха. Будет огласка. Кто сможет гарантировать жизнь женщины, которую убивали и не добили. Те, кто ее убивал, обязательно закончат свое дело. Найдут и добьют. Пусть здесь отлежится.

– А тогда в полицию?

– А кто знает, не полиция ли это так порезвилась. Пусть придет в себя, расскажет, что с ней произошло, вот тогда и подумаем, что с ней делать дальше.

– Ваша правда.

Она очнулась от этого, всплывающего в ее сознании диалога и попыталась пошевелиться, открыть глаза, которые почему-то слиплись и не открывались. Свет, едва попадавший сквозь распухшие веки, казался ярко-красным. Боль пронзила голову, затошнило, и она застонала.

– О, смотрите Александр Иванович, смотрите. Таки в себя пришла!

Она попыталась приподняться на кровати и закашлялась.

– С возвращением с того света, милочка!

– Милочка? Я…я не Мила. Я… она с ужасом поняла, что вообще-то не знает кто она.

– А кто же вы?

– Я… я не знаю.

– Ну что я Вам говорил! Голова пострадала сильнее всего. Амнезия у нее, голубчик!

– Вот черт! – Кто-то выругался. – Этого мне еще не хватало. И что, она не вспомнит никогда?

– Возможно, что нет, а возможно, что и да. Голова – предмет темный, помнишь как в том фильме…

–О-о-ой! – Ее замутило.

– Тошнит, милочка? – Участливо спросил голос постарше.

– Да-а-а. О-о-ой!

– Сотрясение. Нужен полный покой. Сейчас я поставлю укол, и вы будете спать. А я тем временем положу на лицо свинцовую примочку. Думаю, завтра глаза ваши уже откроются.

– Где я? Что со мной? Кто я?

– Ого, сколько вопросов сразу! – Пробасил низкий голос. – Вы у меня в доме. Что с вами случилось непонятно – думаю, вас избили и ограбили, я нашел вас в лесу, висящую на сосне, на лямках от вашего комбинезона, в полутора метрах от земли. Поиздевались изверги. Ну а кто вы, это бы и мне хотелось знать. Документов и денег при вас не было.

– Потерпите, сейчас будет немного больно. Промурлыкал участливый.

Она почувствовала укол, но голова гудела так, что он показался ей совсем безболезненным. Ей было очень плохо. Такое состояние можно было бы назвать «ушиб всей бабушки», но самым гадким было ощущение беспамятства. Это было дикой душевной мукой силиться вспомнить хотя бы собственное имя.

–Поспите. Утром станет немного легче. Я пропишу обезболивающее. Возможно, скоро вы все вспомните.