– Нуу, кооперативы повсюду пооткрывали, куртками из простыней и самопальными джинсами из «варенки» торговали. Челноки в Турцию и Китай потянулись. Вот вам и весь бизнес девяностых, – пожала плечами Лина.

– Это у вас в Москве. А у нас здесь даже таких возможностей не было. Зато «братки» быстро сообразили, что к чему, и стали к нам из Тулы и даже из Москвы девочек возить. Подпольный бордель работал в санатории и днем, и ночью. В общем, как сказали бы в советское время, пятилетку в четыре года выполнял. Вскоре сауну построили, потом небольшой бассейн. Ким в «зоне отдыха» при сауне восстанавливал здоровье братков, разминал им натруженные мускулы после разборок, вывихи кистей вправлял, раны зашивал. Девкам их разбитые морды снадобьями всякими мазал. К врачам-то они обращаться боялись, а Ким в советские времена фельдшером на «скорой» работал, да и позже навыки первой помощи не растерял. Мы помалкивали, конечно, но про себя удивлялись, почему милиция ни братками, ни Кимом не интересуется. У нас-то все местные на виду, а разговоры о «нехорошем месте», конечно, шли. Людям ведь рот не заткнешь. Говорили даже… – Инесса понизила голос и зашептала. – что некоторые девочки исчезали бесследно. Через какие-то время до нас дошли слухи, что сауну крышует какой-то важный прыщ в Москве. Дескать, он этих девок специально подальше от столицы сюда отправляет, чтобы самому нигде не светиться. Думаю, в те годы на борделях и на их рекламе хозяева сауны заколачивали деньжищ немеряно. И при этом реальный хозяин сауны слыл в столице человеком весьма известным, респектабельным и порядочным. Говорили, что шеф нашего Кима вхож в самые высокие сферы и что даже в мэрию Москвы он ездил каждый день, как на работу…. Ким как-то по пьяни проболтался, что раз в неделю дурную энергию с шефа снимает какими-то своими китайскими примочками, только вы никому об этом не рассказывайте, – спохватилась Инесса, – а то для меня все очень плохо закончится. Подобную болтовню серьезные люди не одобряют. Главное, они не любят тех, кто не в свое дело нос сует. С такими здесь и прежде не церемонились, да и сейчас их не жалуют…

– Не в свое дело… Это вы о парне, который в озере утонул? – спросила Лина, почему-то перейдя на шепот.

– Мадам, сколько же надо выпить, чтобы в нашей луже утонуть? – подал голос дотоле молчавший Михалыч. – Никогда прежде ничего подобного у нас в деревне не было и, надеюсь, впредь не будет.

– Выходит, ему помогли? – тихонько подсказала Лина.

– А почему вас это так сильно интересует? – прищурилась Инесса. – Вы ведь отдыхать к нам приехали? Вот и отдыхайте себе и лечитесь заодно, а не нагружайте себя и нас неприятными вопросами.

– Вы отнюдь не первая, кто советует мне здесь лечиться и ни о чем не думать, – улыбнулась Лина. – Но как я могу продолжать спокойно жить дальше, когда молодой парень погиб в этой дыре без всяких на то причин. Кстати сказать, в вашей газете «Кутузовец» написали, что известный столичный журналист Артюхов приехал в санаторий собирать материал для сенсационной публикации.

– Ну и где теперь эта его «сенсационная публикация»? На дне озера? – спросила Инесса, уставившись на Лину внезапно протрезвевшим взглядом. – Советую вам, дорогая Ангелина Викторовна, не лезть в чужие тайны. Вы же не хотите, чтобы рано утром грибники нашли вас на лесной опушке без признаков жизни или рыбаки увидели с моста над речкой Черепеть ваше бездыханное тело, лежащее на мели?

– Неужели все так серьезно? – не поверила Лина. – То, что вы мне только что рассказали, – дела давно минувших дней, никому не интересный «нафталин». Да и где в то время борделей не было? Впрочем, как и объявлений про них. Обычное дело. К тому же, после девяностых столько воды утекло…

– Не скажите! – лукаво прищурился Михалыч. Он опрокинул вторую стопку и смачно закусил сочным желтым помидором и хрустким огурчиком, явно из домашней теплички. – Если бы дело обстояло так, как вы говорите, то заезжий журналист пил бы сейчас в санатории минеральную водичку и отплясывал твист на танцплощадке, а не лежал бы в тульском морге. Кстати сказать, советую вам сходить вечером на танцы. Там весело! Диск-жокей Митяй зажигает. Уверен, на танцах все дурные мысли из вашей головы тут же перейдут в ноги и вскоре улетучатся, как и все ваши хвори.

Лина задумалась. Из вежливости она закусила водку местным кислым яблочком, наскоро распрощалась с завклубом и с баянистом и побрела на Аллею писателей, чтобы собраться с мыслями.

«Кто-то в санатории прознал, что Алексей Артюхов в одиночку отправился на озеро, и этот кто-то явно дал команду местным бандитам. Хорошо бы выяснить, с кем он общался здесь помимо Кима», – подумала Лина. Взгляд ее случайно упал на гипсовый бюст Шиллера, покрытый все той же серебристой краской.

«Дорогой Фридрих, ты когда-то написал пьесу «Разбойники», – мысленно обратилась она к немецкому классику, – помоги мне, пожалуйста, отыскать и разоблачить местных разбойников, по сравнению с которыми твои герои – третьестепенные артисты в черных бархатных накидках и с картонными мечами, нанятые играть на дне рождения у доверчивого дошкольника.

Солнце упало на лицо Шиллера, и Лине показалось, что писатель в ответ слегка кивнул.

После ужина, когда начало смеркаться, в парке санатория разлилась вечерняя истома. Отдыхающие потихоньку готовились к самому важному событию уходящего дня. Над аллеями парка витала и нежно трогала сердца романтическая музыка. Под звездным небом пели уже не мастера советской эстрады, как бывало днем, а звезды Сан-Ремо и французские шансонье. Их голоса волновали и обещали что-то необъяснимо приятное.

Дискотека была назначена на двадцать один час, когда окончательно стемнеет. Лина поглядывала по сторонам и не уставала удивляться. Обитатели санатория, средний возраст которых был 60+, стали к вечеру не по возрасту легкомысленными, даже походка у многих изменилась. Улыбки, смешки, шепотки, веселая суета носились в воздухе и обещали отдыхающим что-то необычайно радостное и приятное. Через полчаса по аллеям стали дефилировать солидные дамы в длинных платьях с затейливыми прическами и кавалеры пенсионного возраста в непривычно отглаженных парадных джинсах и рубашках-поло. На одной из аллей Лину едва не сбила с ног помощница дамы-инвалида в кружевной шляпке. В этот раз она не толкала, как обычно, впереди себя инвалидное кресло с хозяйкой, огрызаясь на очередной ее каприз, а передвигалась вполне самостоятельно. Неказистая дамочка с лицом злобной обезьянки нарядилась в черную тунику, щедро разукрашенную блестками и ниспадавшую на белоснежные брюки, и почти бежала в сторону танцплощадки, как будто хозяйка, словно Медный всадник, преследовала ее в своей инвалидной коляске.

«Ого! – удивилась Лина. – Такой подготовки к танцам я не видела даже в ранней юности. Тогда, наоборот, модно было проявлять полное безразличие к подобным мероприятиям. Главным лозунгом был «Темнота друг молодежи», и «медляк» танцевали у кого-нибудь на квартире, когда предки уезжали на дачу. Ну, а прыгать в кружке под музыку в молодости вообще считалось полным отстоем. Удивительно, как молодежь восьмидесятых раскрепостилась к старости!

Репертуар открытой танцплощадки в Санатории имени Ленина, разумеется, был из двадцатого века, как и вся культурная программа в санатории. Ансамбли «АББА», «Бонни М», советские поп-группы того времени: «Цветы», «Песняры», «Сябры», «Веселые ребята». Под эти песни нынешние бабушки и дедушки зажигали на школьных дискотеках, влюблялись, спустя несколько лет зачинали под те же мелодии детей, у которых давно уже свои дети. Вот и сейчас кое-кто из пожилых танцоров приосанился, кое-кто, напротив, слегка покраснел от смущения, потому что его охватили потаенные воспоминания, запрятанные на долгие годы в дальние уголки души. То, что, казалось, было давно забыто и надежно похоронено под слоями позднейших бытовых забот и финансовых переживаний, вытащила на свет и заставила вспомнить беспощадная музыка…