— Я действительно хочу. А ты хочешь? — мягко спросил Блейк, сжав его руку покрепче, и смотрел глубоко в глаза, будто пытаясь заглянуть в душу. Джон не удивиться, если у него это получается. Ведь в эмоциональном плане, Мёрфи сейчас как открытая книга.

— Ты серьёзно уверен, что после всего этого мне можно доверять? И после того как я оплошал, ты дашь мне шанс быть с тобой снова?

— Ты не отвечаешь на вопрос. Ты этого хочешь? Да или нет, Джон?

— Да.

— Я не даю тебе шанс. Я даю его нам обоим, — продолжил Беллами. — И прежде всего себе. Я злился на тебя столько времени, и, я надеюсь, ты простишь меня за это. Иногда я веду себя как идиот, и даже не замечаю этого. Я сам виноват, что допустил всё это. Это только моя вина — не твоя. Поэтому Я хочу всё исправить. Я не могу дать тебе шанс, потому что этот шанс должен мне дать ты. Ты же простишь меня, Джон?

Мёрфи округлил глаза в удивлении. Он не мог поверить в то, что он слышит, не мог это проанализировать и понять. Он не мог найти вину Блейка, с какой бы стороны на это ни посмотреть. Он столько времени винил себя, а тут Беллами просит у него прощения — это выносило за пределы его понимания.

— Мне не за что тебя прощать…

— Есть, — с грустной улыбкой перебил его Беллами и ласково прошёлся рукой по его волосам. — Но ты всё всегда берёшь на себя. Слишком много ты берёшь на себя одного. Только в этом и есть твоя ошибка. Я хочу, чтобы ты разделил эту тяжесть со мной. И мне жаль, что я допустил это. Что из-за своей гордыни и обиды, я позволил дорогому мне человеку дойти до саморазрушения. Это совсем неправильно было с моей стороны. То, что ты мне сказал перед расставанием, должно было сподвигнуть меня на помощь тебе, а не на злость. Ведь это была мольба о помощи. И мне стыдно, что я этого тогда не заметил, уделив первичное внимание своим задетым чувствам. И только теперь до меня дошло, что в любви не должно быть места эгоизму.

— Откуда ты знаешь? — более уверенно спросил Джон, вернув свой голос. — Откуда ты про меня знаешь? Про то, что со мной происходит. Мы же не общались всё это время. Только несколько смс после ограбления…

— Ограбления? Так, думаю мне будет что нового о тебе узнать, — подметил Блейк, а после ответил на поставленный вопрос. — Ко мне пришёл Финн.

— И что он рассказал тебе?

— Ничего конкретного. Сказал лишь то, что ты наломал дров и не знаешь, как из этого выбраться; о том, что ты загнал себя в отчаяние и ненависть, и считаешь, что недостоин быть прощённым. А мне это чувство знакомо не понаслышке. Видимо в нашей семье с прощением себя туговато. Но надо же с этим работать, верно?

Беллами снова подарил ему широкую улыбку — улыбку, которую Джон поглощал взглядом, будто бы видит в первый и последний раз. Но за этой улыбчивостью и напускной уверенностью было заметно, что Беллами тоже взволнован. Будто бы он боится, что то-то может пойти не так. Наверное, в его понимании, Джон был непредсказуем: несмотря на его болезненную влюблённость — парня нужно контролировать.Но в то же время, он смотрел так, будто очень соскучился, и не мог не касаться его рукой. Он рассматривал его и впитывал каждую черту любимого лица. Джон отвечал ему тем же, но буря эмоций иногда сбивала.

Беллами снова, как ни в чём не бывало, назвал Джона своей семьёй. В этот момент Джону показалось, что всё это не может быть правдой. Не бывает так резко всё хорошо. Но если это всё-таки сон, то Джон не желает просыпаться.

— В нашей семье? — спросил Джон с примесью удивления в голосе.

— Да. А ты думал, что я просто разбрасываюсь словами? Я говорил тебе, что ты останешься моей семьёй, чтобы не случилось, и ничего это не изменит. Даже расставшись со мной, ты остался мне важен, и я буду рядом, когда нужен тебе. Это неизменно, понимаешь? Потому что между нами есть связь, более крепкая, чем любовь или дружба. Так что внедри эту информацию себе в голову и храни её там, чтобы ненужные мысли тебя больше не посещали.

Джону всё ещё было сложно что-то говорить. Его колотило изнутри, руки дрожали, от чего Беллами сжал их покрепче, а глаза наполнялись слезами, которые сдерживать было всё тяжелее. Но он не хотел выглядеть таким слабым сейчас перед Беллами. А хотел бы выглядеть поувереннее, и так же, как и Блейк, спокойно разговаривать с ним — с человеком, с которым давно хотел поговорить, обнять, и никогда больше не отпускать. А в реальности он будто бы завис, только с болью в перемешку. И Беллами от этого сам был в лёгком замешательстве, но не показывал этого, и пытался добиться хоть немного взаимности от парня.

— Что бы в твоей голове не произошло, я больше не оставлю тебя с этим. Не оставлю тебя с твоими страхами и неуверенностью наедине, что бы ты не говорил и не делал. Больше ты от меня не отделаешься, — Беллами снова коротко улыбнулся для того, чтобы разбавить напряжённую волнительную атмосферу. На самом деле, это срабатывало. Только Джон пока ещё не мог показать другие эмоции, кроме потерянности и боли.

— За время нашей разлуки я окунулся в похожее состояние, как после смерти родителей, — Блейк решил перейти к откровенной части разговора, чтобы двинуться с мёртвой точки, и вывести Джона на полное доверие. Парень прекрасно понимал его состояние сейчас, но хотелось, чтобы тот не зажимался и открылся ему.

— Это было не настолько разрушительно, но не менее паршиво. Я снова потерял близкого человека. Хуже: близкий человек от меня отказался. Я всё время думал, где я накосячил? За что на это раз? Но понял, что я неправильно ставил вопрос всё это время — «ни за что?», а «для чего?». Для того, чтобы обрести тебя вновь. Чтобы я стал новым человеком, избавившимся от мук прошлого и угрызений совести; чтобы я был полностью открыт для позитивного будущего с тобой, и ничего этому не препятствовало; чтобы я сделал себя более достойным этого будущего. И познакомился с тобой заново — познакомил тебя с новым мной. Только новый Я может сделать тебя счастливым и уверенным во мне. Старый недостаточно хорош для этого, слишком много скопил в себе остатков из прошлого, которые мешают жить в настоящем — невозможно же быть уверенным в таком человеке. Я просил от тебя доверия, а сам и не задумывался над тем, как можно полностью доверять человеку, который даже себя простить не может? Смотреть на всё нужно не только со своё колокольни, а если любишь кого-то, то нужно докапываться до истины, и смотреть на мир и его взглядом тоже. Теперь я это понял.

У Джона от этого монолога перехватило дыхание: он был и в восторге, и в изумлении, и всё ещё до конца не отходил от шокового состояния, чувствуя себя словно во сне. Но то, что он слышал, его цепляло до глубины души. Сейчас произошло самое важное в его жизни. Именно то, что для него было важнее всего за последние полгода.

— Ты, значит, простил себя? — спросил Джон.

— Не знаю, как это сработало. Я просто много размышлял о тебе, копался в себе и докопался в итоге до самых глубин. Я часто думал о том, что ты мне сказал в баре перед тем как я ушёл. Ты сказал, что надеешься на то, что я теперь ненавижу тебя больше, чем себя. Это было не так. Но, возможно, это был толчок к размышлению. Я понимал, что всё не может быть просто так. Я знал, как много значу для тебя, и что просто так ты бы не ушёл. Была причина. Не важно, какой бы не была внешняя причина — самая главная и настоящая была во мне. Конечно, пришлось много времени потратить, чтобы разобрать весь мой хаос по полочкам. Вернее, много времени прошло, пока я допёр до того, что надо делать. Есть во мне такой изъян: мозг я включаю не сразу.

— В нашей семье это тоже норма, — ответил Джон, вернув возможность говорить, как нормальный человек.

— Вот так мне уже нравиться, — с восхищением отозвался Беллами, довольный ответом парня.

Его глаза мгновенно засияли счастьем. И Джон залип на них. Кажется, они сверкали ярче, чем раньше. Как будто, Беллами и вправду обновился. Вроде бы тот же Блейк, что и был до расставания, но в то же время другой. Джону нравился и прежний, и этот — он всё равно остается родным сердцу. Джон видел эти глаза, и чувство своего предательства с чувством вины перед парнем постепенно иссякали. Ведь совершенно счастливый Беллами перед ним и держит его за руку.