— Катарина!!!
Девушка, еще не полностью понимая, что произошло, сделала к распростертой на полу, умирающей женщине шаг. Мешали ватные ноги и срывающееся дыхание. Раздался смех, снова, как минуту назад, но уже не звонкий, а хрипловатый; с кинжалом в груди невозможно заливисто смеяться.
— Ты… Я…
— Зови… Священника… Последняя прапрапраправнучка Святого Алана… Теперь тебе… Поможет… только он… — Катарине слова давались с большим трудом, но она старалась произносить их твердо и насмешливо.
— Я… — как глупо смотреть и бормотать! — Что я могу сделать?!
Она сидела на корточках и придерживала голову Катарины, но осознала это не сразу. Лишь льющийся сквозь пальцы шелк волос интриганки дал это понять. Она не может опустить голову и оставить умирать, она вообще не может ее оставить! Если бы не этот удар!.. Катари столько всего знает… знала…
— Умереть, — легко и вольно скользнуло злое слово, обрушиваясь на слух, словно хлыст на белую изнеженную спину.
Как прижала ладонь к щеке, словно от пощечины, Рейчел тоже поняла не сразу. Слышен только гулкий стук сердца, а потом и каблуков по мрамору. Убежать из покоев получилось через сад, но это нечестно! А потому, если ее схватят, никаких побегов Рейчел совершать не собиралась. С трудом оторвав замерзшие ладони от разгоряченных щек, она гордо задрала подбородок и промаршировала по дворцу, не слыша голоса фрейлин за спиной.
Они еще не знали, кого провожали взволнованными взглядами.
========== Глава 100. Сбежать от избавления ==========
Она убила беременную женщину… Нахлынувшее осознание тяжести совершенного не позволяло уйти далеко вглубь себя, но Рейчел поначалу тяжело давалась борьба с самой собой, впрочем, во время поездки домой ничего не менялось. Люди равнодушно шли и ехали мимо, никто не догадывался, что видит перед собой самозванку и убийцу, впрочем, им и не следует знать раньше времени, потому что Рейчел рассчитывала покинуть Олларию. Ничего другого ей уже не оставалось, а Рокэ Алве нужна помощь.
В особняк, а теперь почему-то назвать это место своим домом стало во много раз труднее, пока не просочилась новость об убийстве двух женщин в королевских покоях, и это было Рейчел на руку. Слуги открыли ей ворота, спросили, что подавать к ужину — она не знала! Какой, к тварям, ужин? Скоро за ней прискачут чесночники, нужно собираться поскорее, но перед тем, как оставить дом, девушка решила оплатить один посмертный долг. Тяжело дыша и медленно ступая, Рейчел поднялась в кабинет, и воспоминания о недавнем нахлынули снова. Память о белесом тумане безумной ярости, об усмешке Катарины, о том, чего она не имела права совершать, казалась невыносимой и губительной.
Когда юнец ударяет беременную и слабую женщину кинжалом, это низко и недостойно, когда это делает другая женщина, это выходит за рамки объяснимого. Рейчел чувствовала стыд, обжигающий душу раскаянием и щеки болезненно-острым румянцем, только что теперь она может сделать?
— Не приходил ли граф Штанцлер? — наконец нашла она в себе силы задать подходящий вопрос.
— Нет, монсеньор.
Отпустив камердинера, Рейчел наполнила кошели золотом и ценностями, после чего торопливо переоделась. Стягивать ослабшие бинты на груди не оставалось времени, все равно под темным дорожным камзолом ничего не видно, а останавливаться она будет только в самых неприметных тавернах. Шпага осталась при ней, еще Рейчел позволила себе снять со стены украшенный карасами кинжал, один из тех, что висел в арсенале, и, прерывисто вздохнув, сунуть в опустевшие ножны.
Если о случившемся узнает Айрис, то ее ждет еще порция звонких пощечин и затрещин, а потом обида на всю жизнь. Если они вообще когда-нибудь встретятся…
— Эмиас, — выглянув из кабинета, она позвала чинно застывшего в коридоре слугу. — Я оставила кошель с деньгами на столе — на эти деньги закажите икону со святым Ричардом и святой Мирабеллой.
Хоть под личиной Ричарда пряталась Рейчел, эту тайну не узнает никто! А иконы останутся в домовом храме, и Рокэ Алва, если он вернется сюда один, все поймет…
— Монсеньор, под парные иконы придется переделывать весь иконостас.
— Тогда пусть их нарисуют на одной! — некстати вспылила Рейчел, то ли от потрясения, то ли от смутной туманной тревоги.
— Если мне будет позволено заметить…
— Не будет, — решительно откликнулась девушка и приложила к разгоряченным щекам озябшие ладони.
Ни к чему бояться грядущего, потому что все будет хорошо. Она тайно вернется сюда вместе с Рокэ и возьмет с собой иконы, прежде чем навсегда уехать в Надор, но все-таки лучше рассчитывать, что видит этот дом в последний раз. Надеяться к лучшему и готовиться к худшему — где она это слышала? Неважно. Твердой поступью девушка вернулась в кабинет и подвинула к себе лист бумаги. Сону еще не привели, осталось несколько минут на написание записок.
«Робер Эпинэ. Я сделала то, что подсказали мне безумие и Честь Скал. Отныне наши пути расходятся, но прошу Вас, заботьтесь об Айрис, как только можете. Она — прекрасная девушка и заслуживает Вас, а Вы заслуживаете ее. Я покидаю Олларию, так как мой сюзерен в дороге и в бою, а никто другой не вправе судить Повелительницу Скал. Желаю Вам покоя и здоровья, но лучше нам в этой жизни не встречаться. Рейчел Окделл, дочь или сын Эгмонта».
Писать другим людям у девушки не оставалось времени, но хватило пары минут для коротенькой записки для Айрис, в которой Рейчел просила сестру оставаться твердой и незыблемой, что бы ни происходило. Больше ничего достойного в голову не пришло и девушка, вздохнув, запечатала письма. Вот и все, пора оставлять дом, хозяин которого изменил ее жизнь, как не мог изменить никто из окружающих ее людей. Рейчел окинула долгим взглядом ставший родным кабинет, и у нее защипало в глазах. Щедрые лучи весеннего солнца заглядывали в окна, проскальзывали между занавесками, а на ее душе бушевала злая и колючая зимняя вьюга — уходить в никуда было страшно и тревожно.
Со двора донесся шум — это переседлали и вывели к крыльцу Сону. Пора идти.
Рейчел сглотнула, изо всех сил стараясь не думать о плохом, распахнула дверь и замерла на месте, отчаянно заколотилось сердце и впервые за последнее время захотелось бежать без оглядки. На пороге комнаты стоял Иноходец: молчаливый, седой, понурый, и только темные глаза смотрели на девушку со знакомой тяжелой грустью. Одет в дорожное, значит, не успел заехать в свой дом, и огорошили траурным известием еще в городе…
— Впустишь? — спросил он мертвым голосом, не тратя время на напрасные приветствия.
— Да, — она посторонилась, понимая, что слишком задержалась, думая над письмами. — Входи.
Это было глупо, но Повелитель должен вести себя достойно, поэтому она сейчас пойдет в Багерлее спокойно и без криков, как тогда, после смерти Альдо. Рейчел молча стояла у двери и смотрела, как Эпинэ безмолвно ходит по комнате. Ему не хотелось арестовывать убийцу кузины и дочь мертвого друга, девушка поняла это сразу, но лучше пусть делает все быстро. Где чесночники?
— Вина? — голос дрогнул.
— Нет, — он мерил шагами кабинет все более торопливо, а потом вдруг резко остановился рядом со столом, на котором белела адресованная ему записка, но не заметил ничего. — Я только успел вернуться, раньше, чем ожидал, и мне сказали… Рейчел, — темные глаза наполнились мольбой, — это ведь не ты?.. Твой кинжал украли, и…
Рейчел не шевельнулась и не сказала ни единого слова в свою защиту, потому что лгать она не может. Не может, и все! Из Окделлов неважные лжецы — так показало время, не сохранившее главную тайну последних восьми лет ее жизни.
— Не молчи, — надтреснутым тоном велел Эпинэ. — Скажи хоть что-то.
— Это я убила Катарину Оллар и ее фрейлину, — равнодушную фразу девушка выдавила из себя с болью. — Поверь мне на слово, врагов у меня нет. Все мои враги мертвы… теперь мертвы.
— Ребенок жив, — зачем он это говорит? — Мальчика назвали Октавием. Но… Лэйе Астрапэ, Рейчел, во имя Ушедших, почему ты это сделала?
