— Я не обижаюсь, — убрав с кресла шаль, Катарина села. — Нелюбимым и неумным женщинам трудно принять истину.
Рейчел проследила взглядом за тонкой, тянущейся к розовому шнуру, рукой, но не смутилась. Ей нечего бояться, она потеряла честь, но вытянула на своих плечах Надор и устроила жизнь сестрам, а Валентин и Робер позаботятся о них. И все-таки думать лучше о другом…
— Какая же ты дрянь…
— Зачем вы пришли? — перебила Катарина. — У вас красные глаза, успокойтесь, пока не стало плохо.
— Мое самочувствие прекрасно, — отрезала Рейчел. Жалость этой женщины теперь не нужна ей! — Мне нужно знать Слово Четверых. Ты слышала его от Робера, я помню, ведь ты читала гальтарские легенды…
— Старой магии нет, это просто сказки, — королева разгладила складки платья на коленях. — Если вы пришли сюда только за этим…
Она хочет ее смутить, но не выйдет. Рейчел Окделл есть, что сказать и чем пригрозить, если Катарина играет в те же игры уже давно.
— Да, за этим.
— Женщины не владеют магией, вам это Слово ни к чему, а если и так, то это очень опасно.
— Но я слышу камни! — крикнула Рейчел. — Вы не верите, но я всегда их слышала, особенно в зале суда… Мне нужно знать Слово, мне и другим Повелителям. Я расскажу им…
— Ты никогда не слышишь правды, какая может быть речь о Скалах и Слове? Простой ряженой девчонке никогда не стать мужчиной и Повелителем.
— Но ты знала обо мне, — прохрипела Рейчел, — знала и лицемерила. Ты подменила письмо моей матери, а сейчас оскорбила отца и Скалы. Я жду, Катарина, когда ты возьмешь свои слова назад! И Слово! Я думала, что мы подруги, слышишь?! А ты хотела, чтобы я увидела тебя с Вороном и поняла свою ничтожность! Ты все подстроила!
— Разве стоит понимать очевидное? Тебя окружали мужчины — Робер, Карваль, Алва, Придд, и они защищали тебя все это время. Если бы не они, ты уже лежала бы в могиле.
Неправда, гнусная ложь! Ее защищали женщины, хоть и выходцы, но об этом Катарина не узнает…
— Не учи меня, ты хуже Марианны, слышишь! Святая… в змеиной шкуре… Перстень Ариго — это ведь то кольцо с молнией, да?! Ты не знаешь, каково это — притворяться, всегда притворяться мужчиной, легче завернуться в шкуру змеи и жалить! Я же знала, что меня ждет, и все равно рискнула умереть, но едва не погиб Алва!
— Что тебя ждало? — помедлив, спросила Катарина. — Деньги, лошадь и свобода?
— Выбор между ядом и сталью — Алва приказал мне умереть, но мы забыли гальтарский обычай.
— Он просто выкинул из дома надоевшую девицу, только и всего. Поверь, я была с ним больше тебя, и осведомлена значительнее.
— Молчи! — сжала кулаки Рейчел. — Я прощу тебе подделанное письмо, если ты скажешь мне Слово.
— Хватит!
Взяв томик Веннена, королева Талига открыла его и принялась читать. Рейчел коробил этот невозмутимый вид, но что она могла сделать — развернуться, уйти, посчитав себя преданной и обманутой? Выход через Весенний садик открыт, но Скалы не бегают. Не уйдет и она, пока не добьется своего. Окделлы ничего не боятся.
Что может быть тише крика и очевиднее туманности? Рейчел Окделл плохо помнила и понимала: ее память вовсе не из лучших. Даже более того: нужно напрячься, дабы уловить смысл когда-то услышанного. Только не сейчас! Теперь, когда перед ней сидела коронованная дрянь, с расправленными плечами и безмятежной улыбкой, Рейчел хотела совсем иного. Мести или справедливости?
— Катари… на… — выдавить последний слог из себя оказалось сложнее и горше всего. — Я не собираюсь просить твоей милости. Ты можешь, как невесту Альдо, обвинить меня в краже завещания, но кроме этого ты ничего не сделаешь!
— Альдо Ракан мертв. Последний Повелитель Скал тоже, но ты продолжаешь опрометчиво себя им называть. Если правда раскроется, тебя ждет монастырь, если нет — справедливый суд, а если постарается Алва, то он даже решится в свою пользу.
— Ты…
Щеки горели гневным румянцем, а руки сами собой сжимались в кулаки; обкусанные ногти медленно, но верно превращали нежную кожу ладоней в кровавое месиво. Это очень больно, но еще больнее, оказалось, узнать, что все это время она доверяла лживой твари, считала ее своей подругой. А она разболтала Оллару и Штанцлеру о том, кто она, Рейчел, есть! Или, может быть еще Салигану, хотя разве опустится королева до общения с этим мерзавцем, едва не ограбившим Ариго?!
— Отвечай, Катарина, — приказала Рейчел, удивляясь тому, как отчетливо звенит ее голос в мраморной тишине комнаты, — из-за чего на самом деле погиб мой отец. Твоими ли стараниями? Признайся, и я не причиню тебе вреда.
— Обещание самозванки? — обронила Катарина, вставая. — Как мило.
— Я… — голос у Рейчел предательски сорвался, а на глаза навернулись слезы, — я расскажу Ворону, какая ты! Пусть он узнает, пусть…
— Он знает. Из всей столичной знати только ты предпочитала жить в лукошке, — теперь королева смотрела жестко и спокойно, не собираясь отводить взгляда. — Будут ли еще оскорбления в адрес беременной регентши или ты все-таки вспомнишь о хваленой чести, которая пока тебя не постигла?
Рейчел не знала, что кричать и чего требовать, но в одном она была уверена точно: если лживая гадина повинна в гибели отца, то Эгмонт будет отомщен. Скалы — тоже! И она не покинет эту мерзкую комнату, не дождавшись ответа. Надо требовать объяснений, ответа, раскаяния, хотя на последнее девушка уже не могла рассчитывать. Ее трясло от слепой ярости. Если Катарина откажется признаваться, то она… она…
Слабо пискнул женский заискивающе-приветственный голос — вошла Дрюс-Карлион и присела в реверансе. Рейчел не переставала оторопело смотреть на нее, на Катарину, пытаясь сообразить, что сейчас случится, хотя довольно-таки скоро пришлось заставить себя принять решение. Она накажет лгунью, заставит ее сказать Слово, а потом… потом хоть в Занху! Уж лучше так, чем оставаться всеобщим посмешищем.
— Сударь, я вас более не задерживаю. Розалин, проводите герцога Окделла и позовите брата Анджело.
Нет, у нее не отнимут ее месть! Святой Алан, так вот кому следовало мстить за отца, вместо Рокэ! С трудом воздержавшись от хриплого смешка, Рейчел стиснула гладкую рукоять кинжала. Что? Зачем она это делает? В свободную руку вцепились тонкие костлявые пальцы, дернули, стало больно и мерзко.
— Герцог Окделл, стойте! Вы не сделаете этого! — взвизгнула Розалин, пытаясь причинить ту боль, какую могут нанести слабые женские руки.
— Спокойно, Розалин. Он не ударит, потому что ему нужна я. И… женщинам он вреда не причиняет, — на слове «женщинам» Катарина сделала отвратительное ударение.
Надо отмахнуться… Пусть уходит и жрет фрукты вместе с Дженнифер и другими смешливыми девицами, и Рейчел небрежно махнула рукой, в которой зажат кинжал. Ослабла хватка, раздался короткий вскрик, и на розовый ковер хлынула кровь из разрезанного горла. Как же так, как можно было просчитаться с силой и не увидеть… Костлявое тело рухнуло ничком на ковер, а Рейчел застыла, опустив руку.
Подло для Скал, маршал Рейчел Горик не одобрила бы такого, но ведь ей и не лгали, издеваясь и посмеиваясь за спиной…
— Я не видела… Я не смотрела.
— Вы никогда не смотрите — в этом и недостаток надорских женщин. С мужчин, вроде вашего отца, можно взять хоть малую выгоду, вроде охапки цветов, от вас же не дождешься даже верности, — холодно произнесла Катарина.
С бледных губ сорвалось что-то еще, но Рейчел уже не могла слушать. Белесое облако слепого безумие стремительно заволокло разум, она не осознавала того, что делают руки, и зачем. Кажется, что она сжимала чье-то запястье, дергала на себя, кажется, что белесое разорвало ярко-алым, кажется, что ее лицо было перекошено от ярости, но подсознание мягко и гадливо подсказывало: это не обман ощущений. Все так и происходило.
Четким и острым до тошнотворности казалось даже не ощущение собственного ужаса и стыда, а солоновато-холодное и вместе с тем омерзительное чувство необратимости случившегося. К горлу подступил горький ком и сглотнуть его казалось невозможным. Значит вот, как является смерть, с шорохом раскрытых при падении томиком сонет Веннена, с тонкими росчерками алого по розовому, с отчетливым стуком настенных часов…