Расследование окончено. Суд над преступниками проведен. Наше общее желание — сходить в церковь и помянуть Вадима — выполнено. Разумеется, надо бы помянуть его и по-другому: выпить рюмку водки за упокой его души, но я решил обойтись без этого. Из нас обоих люблю выпить только я один. Да и какой в этом смысл: глушить водку в полном одиночестве? Алексей ни за что на свете ко мне не присоединится, я это знаю.
Что мне теперь делать? Можно и даже нужно вернуться домой и заняться своими делами. Но необходимо в последний раз вернуться в Люберцы, забрать вещи и рассчитаться с Крохиным за причиненные ему неудобства.
Здесь я одернул себя: что это я говорю — «последний» раз? Если когда-нибудь судьба снова занесет меня в этот город, я буду только счастлив. Надо говорить так, как наши пилоты: «крайний».
Вот такие мысли бродили у меня в голове, пока мы шли к метро, располагавшемуся совсем рядом с храмом Василия Исповедника. Но едва мы подошли к станции «Римская», как я вспомнил, что мне надо пойти в банк снять деньги со своей кредитки. А как иначе рассчитаться с Алексеем? Ведь я живу у него уже полторы недели… Может, он и откажется, но я и слушать его не стану, а насильно отдам всю сумму. А в том районе Люберец, где мой временный дом, банка нет. Поэтому нужно снять деньги именно сейчас.
«Сбербанк», к счастью, тоже находится рядом с метро.
— Подожди меня в вестибюле. Я скоро вернусь, — он не стал спрашивать, куда я иду и зачем, а вытащил из кармана свою «Тройку» и зашел на станцию. А я быстро отправился к банку.
Правда, я сам не знаю, сколько времени у меня займет эта процедура. Москва — город большой, людей там много. Следовательно, создаются огромные очереди. Но, войдя в банк, я увидел, что мне, в целом, повезло — народу было мало. Меньше всего было возле одного банкомата: только двое. Вот я и встал за ними.
Наконец эта парочка ушла. Я сделал все необходимое и замешкался только тогда, когда стал решать, какую сумму мне надо снять. Десять дней я живу в Люберцах. Значит, десяти тысяч рублей будет достаточно.
Получив на руки две купюры номиналом в пять тысяч, я побежал к метро. Алексей ждал меня возле лестницы, ведущей на платформу.
— Давай присядем, — предложил я ему, когда мы спустились. — Спешить нам некуда.
Мы сели на ближайшую скамью, и там я все-таки решился отдать ему деньги. Вытащив свои десять тысяч, я протянул их Крохину.
— Я живу у тебя уже почти две недели. Мог и чем-нибудь помешать. Вот тебе небольшая компенсация.
— Ты что, с ума сошел? — возмутился он. Как я и предполагал, придется уламывать его, чтобы он взял деньги.
— Я не сумасшедший. Мне просто неудобно ничем не отблагодарить тебя.
— А мне неудобно брать деньги у своего друга, — парировал Алексей и решительно отвел мою руку. — Мы с Анастасией ни в чем не нуждаемся: у нее остались деньги от продажи той элитной квартиры. Прибавь к этому мою зарплату. К тому же мы продали джип Вадима за неплохую цену для бэушки.
— Зачем? — я изумился тому, что он продал хороший автомобиль. «Лендкрузер» — шикарный внедорожник; конечно, расход бензина очень большой, и это довольно ощутимо ударяет по карману, но все равно — это машина бизнес-класса. А он взял и продал ее. — Ты не водишь машину?
— Да, я не получил права. Анастасия тоже не умеет водить. Знаешь, автомобиль в Москве совершенно ни к чему. Общественный транспорт прекрасно его заменяет. Ты же сам понимаешь, что здесь огромные пробки; так что на электричке быстрее доедешь. А деньги свои убери: тебе они нужнее. И не предлагай мне их больше.
Я неохотно положил обе купюры в свой карман. Не получилось убедить Алексея принять мой скромный подарок… Хотя он прав: мне десять косарей действительно нужнее, чем ему. А он со своей экономией деньги зря не растратит.
Подъехал поезд, и мы сели в вагон. Оказалось, что поезд именной: вместо пола — рисунок зеленой травы, на стене изображен крупный амурский тигр. Я слышал, что на салатовой ветке ходит так называемый «полосатый экспресс», вот только за все десять дней нам ни разу не удавалось попасть в него. Красота… но поражен был лишь я; Алексей же был спокоен.
— Я уже столько времени езжу по Люблинской линии, что привык к этому поезду. Часто в него попадаю, — заметил он.
Однако долго разглядывать необычный поезд мне не пришлось. Через три минуты мы вышли на «Чкаловской» и направились к переходу на «Курскую». Скоро приехали на вокзал и стали ждать свою электричку. К счастью, через несколько минут отходил экспресс, и я уже хотел было идти покупать билеты, но тут Крохин удержал меня за руку.
— Не трать лишнего. Через пять минут после экспресса поедет обычная электричка.
Ну, я и купил простые билеты. Экспресс уже уехал, и пришла другая электричка, в которую мы и сели. Не прошло и часа, как мы сидели в гостиной на диване. Алексей отправился на кухню вскипятить нам обоим чаю, а я взял со шкафа первую попавшуюся книгу и погрузился в чтение. Все пережитое за сегодняшний день — заседание, наш поход в храм Василия Исповедника и неудачную попытку расплатиться — я желал выбросить из головы хотя бы на короткое время и привести мысли в порядок.
Скоро вернулся Алексей, с собой у него был поднос с двумя чашками чая. Он сел рядом со мной.
— Ты сегодня едешь домой? — спросил он. Я грустно кивнул. Собирать вещи и покидать его квартиру мне совсем не хотелось. Но надо — оставаться дольше будет с моей стороны чистой воды наглостью. Расследование-то закончено, и суд над всеми троими преступниками проведен… — Когда именно?
— Выпьем чаю, и я буду собираться…
— Да… — сказал Крохин; видно, ему тоже не хотелось оставаться одному в квартире — Анастасия отдыхает на курорте, я скоро уезжаю.
Чай оказался вкусным: напоминал молочный оолонг. Так оно и оказалось, когда я, осушив свою чашку, пошел на кухню и заметил коробку от него, лежавшую на столе. Впрочем, меня не интересовал сорт чая: вкусный — и хорошо.
Закинув чашку в посудомоечную машину, я вернулся в комнату, которую мы делили вдвоем вот уже полторы недели. Вещи свои я не вынимал из сумки, поскольку на работу ходил почти в одном и том же, изредка надевая что-либо новое. И только сегодня, поскольку было судебное заседание, пришлось надеть официальный черный костюм. Вот как чувствовал, что он мне понадобится… Почему-то почти все на суде были в черном: и судья, и адвокат, и единственный свидетель, то есть я сам. Да это и неважно.
С сумкой в руках я вышел в коридор и позвал Алексея. Хочу сказать ему кое-что на прощание. Он подошел, но, не успел я и слова вымолвить, как он сам обратился ко мне:
— Мы с тобой если и увидимся еще, то наверняка нескоро. Оставь мне что-нибудь на память.
— Что именно?
— Не знаю. Мелочь какую-нибудь.
Я задумался, но вскоре вспомнил о своем юношеском увлечении оригами. Надеюсь, не забыл еще, как из бумаги сложить хотя бы нехитрого журавлика. Правда, раньше я делал и не такие фигурки: например, существует такой вид оригами, как модульное. Сложно, конечно, из маленьких одинаковых деталей делать фигурки, но интересно. Но сейчас это ни к чему — лучше сделать чего попроще, вроде традиционного журавлика. Я вошел в гостиную и, взяв лист бумаги, сначала вырезал из него квадрат, а потом стал складывать из него задуманную фигурку.
Руки помнили все, хоть и с того момента, как я в последний раз делал оригами, прошло чуть меньше двадцати лет. После того, как я сдал экзамены за девятый класс, мать сказала мне, что надо думать о поступлении в институт, а не складывать бумагу. Она, конечно, была бы рада, если бы я учился в ее институте, но я поступил в другой — Московскую финансово-юридическую академию, мечтая о независимой жизни. Затем я, сам не зная, почему, решил пойти служить в спецназ, хотя мог бы устроиться куда-нибудь в качестве юриста. Конечно, до какого-либо более или менее стоящего звания я дослужиться не успел: судьба привела меня в этот следственный изолятор, где я и остался по сей день. А уходить оттуда мне нельзя — куда мне деваться? В общем, я уже спокойно отношусь к тому, что Сергей на самом деле вовсе не был таким скромным, каким хотел казаться. Ведь я именно из-за осознания этого факта уже почти твердо решил уйти с работы. Так зачем же мне лишаться хорошей должности из-за какого-то негодяя, пусть он даже мой бывший приятель?
