Бастиан нетерпелив. Я улыбаюсь, понимая, что это я его довёл. А в следующее мгновение он притягивает меня к себе и принимается целовать, сводя на нет все усилия показать своё равнодушие для друзей.

«Идиот», — хочется сказать мне. Стоило ли устраивать представление для Кларка, чтобы так бездарно раскрыть свою роль…

Но, по большому счёту, мне уже всё равно. Я хочу только одного — попасть домой, где можно будет обнять его в ответ и раздавить в собственных руках.

Марк

Мы не остаёмся на ночь — кажется, и Кларк не настроен меня уговаривать. Поболтав ещё немного для порядка, отпрашиваюсь домой.

В такси, вопреки обыкновению, сажусь напротив Ксавьера и всю дорогу смотрю на него, не зная, как выразить в словах то, что прокручивается в голове. Ксавьер тоже смотрит на меня, но, похоже, думает о своём.

— Ты сказал, что главное — выжить, — ни с того ни с сего говорит он.

Хмурюсь, предчувствую непростой разговор, но отвечаю кивком.

— Допустим, ты заберёшь меня отсюда, и я выживу. А как же все те? — он кивает на окно, и я понимаю, что он имеет в виду.

Вздыхаю.

— А разве мы имеем право вмешиваться в жизнь других миров? Если они живут так — значит, у них есть на то причины.

— Ты правда веришь в то, что говоришь?

Пожимаю плечами.

— Меня так учили, — честно говорю я, — и я не вижу особых причин спорить с теми, кто меня учил. Они стараются помогать людям в меру своих сил, но не навязывать им свою этику, свой порядок жизни…

Ксавьер отворачивается к окну.

— Старый вопрос, — говорит он. — Но мы все кому-то что-то навязываем. Любые слова о невмешательстве — только попытка спрятать голову в песок.

— А слова о помощи — попытка навязать свой образ мысли. Ты прав, это абсолютно старый и неразрешимый спор. Что на тебя нашло?

Ксавьер пожимает плечами.

— Я просто хочу понять тебя. Вот и решил узнать, что ты думаешь на этот счёт.

— Если ты хочешь понять, почему нашлись те, кто спасает Эллис, а за другими никто не пришёл…

— За мной.

Секунду молчим. Потом Ксавьер внезапно говорит:

— Нет. Я не пытаюсь этого понять. Если не пришли — значит, не могли.

Сглатываю.

— Я бы пришёл, — говорю внезапно для себя.

— Получается, — Ксавьер задумчиво смотрит на меня, — за мной не пришли, потому что у меня не было тебя?

— Получается, да.

К тому времени, когда мы добираемся домой, жара сводит все мои намерения по сексуальному насилию над Ксавьером на нет. Хочется только освежиться и свалиться на кровать, но я всё-таки думаю, что нужно сделать кое-что ещё.

По очереди принимаем душ, и я прошу Ксавьера подойти в подсобку. Пока жду его и готовлю датчики, невольно вспоминаю, как мы были здесь в прошлый раз. Как Ксавьер боялся меня, отказывался раздеться передо мной. Очень хочу надеяться, что в этот раз будет иначе — хотя теперь я действительно собираюсь причинить ему боль.

Ксавьер, появившись, в самом деле какое-то время насторожённо смотрит на хрустальный шар. Я не сразу замечаю, что он пришёл, а как только оборачиваюсь, Ксавьер отводит взгляд и принимается раздеваться.

Кусаю губу, не зная, как объяснить.

— Ксавьер, это очень важно, — только и могу сказать.

— Я понимаю, — говорит он и опускается на ложемент.

— Нужно тебя пристегнуть, чтобы не повредил аппарат и не навредил себе, — говорю я.

Ксавьер кивает, позволяя эластичным бинтам себя спеленать. Я устанавливаю датчики ему на затылок и виски и отхожу.

— Если будет нестерпимо — сразу останови, — говорю ему. Почему-то мне кажется, что не остановит… Но что я ещё могу сказать?

Ксавьер кивает, и мы начинаем эксперимент.

Он так стискивает зубы на некоторых программах, что я боюсь, как бы те не раскрошились в труху. У меня самого сердце стучит так, будто это я там лежу. Но чем быстрее мы разберёмся, как работает этот жезл, тем спокойнее будет обоим.

Датчики не ловят стационарный сигнал приёмника у него в голове. Центры раздражения перемещаются, и я пока не понимаю, что это должно означать. Слишком устал. Слишком боюсь, что могу перегнуть.

— Всё, — говорю я наконец, чувствуя, что больше не могу. Только теперь до меня доходит, что Ксавьер так меня и не остановил. Открываю колпак и помогаю ему выбраться наружу. Ксавьера шатает, и он может стоять только держась за стену рукой.

Придерживая его подмышку, осторожно вывожу на кухню. Проще отвести в бельевую, но я просто не могу оставить его.

Кое-как нам удаётся доковылять наверх. Укладываю его на постель, сажусь рядом и целую в лоб.

— Всё будет хорошо, — говорю машинально, — всё пройдёт.

Ксавьер закрывает глаза и кивает. Ловит мою руку, запутавшуюся у него в волосах, и прижимает к щеке — как будто просит: «Побудь со мной».