Пытаюсь сдержаться изо всех сил, продержаться хотя бы несколько секунд. Его нежный язык умело скользит по стволу. Головка упирается ему в нёбо. А Ксавьер продолжает смотреть на меня снизу вверх — яростно, почти зло, подчиняя волю и заставляя думать только о нём.

— Ну, и конечно же выиграл Зак. Как всегда.

Семя ударяет ему в рот. Ксавьер чуть отстраняется и принимается вылизывать меня. Я уже не могу сдерживаться, притягиваю его за подмышки вверх и принимаюсь целовать, слизывать собственный солёный вкус с его губ.

========== Глава 10 ==========

Ксавьер

Я становлюсь идиотом, и в своё оправдание мне абсолютно нечего сказать. Я готов простить ему очень много — потому что доверяю ему. Потому что за эти четыре года он первый человек, который выслушал меня и, похоже, действительно готов помочь.

Мне уже обещали помощь, да. И я стараюсь напомнить себе об этом — но Бастиану всё равно хочу доверять.

Поэтому я готов подыгрывать ему. Готов позволить то, что не позволил бы никому и никогда. И даже после его внезапной выходки у бассейна злость поднимается солёной волной — но в душе я смеюсь и хочу обнимать его. Потому что понимаю, что он хотел доказать. И благодарен ему за то, что он так думает обо мне.

Так трудно выпустить его из объятий, когда он решает подниматься из воды. И, подсаживая его, вытирая полотенцем, терпеливо ожидая, когда вытрет меня, я не чувствую себя рабом. Пытаюсь напомнить себе о том, что всё это может быть только игрой, но поверить собственным опасениям не могу.

Кларк организует развлечение — театр. Я уже видел его, и Кларк даже хотел заставить меня выступать. Пьеса скучная, как дневной сериал, и только насилие над рабыней придаёт ей огоньку. Скорее всего, Кларку и его обычным гостям этого вполне достаточно, чтобы прийти в экстаз.

Невольно появляется давно забытая мысль, что я здесь не один. Что я уеду, а эта рабыня и сотни других останутся и будут всего лишь вещами, игрушками до тех пор, пока таким, как Кларк, не надоест. И он ещё вякает что-то про нормальных ребят… Таких «нормальных» что во дворе, что в армии утопят в дерьме. А тут они купаются в роскоши и принимают решения за всех.

И Бастиан не прав, сравнивая Кларка с собой. Я запомнил, как там, в лесу, он порывался выбраться из-за моей спины и помочь — хотя точно не мог сделать ничего. Сомневаюсь, что так же поступил бы Кларк. Даже если бы речь шла о жизни свободного, а не раба.

Представление подходит к концу, актёры садятся у ног своего покровителя — ничего нового до тошноты. Будь они свободными, точно так же ели бы у него с рук. Так стоило ли их жалеть?

Я почти не прислушиваюсь к разговору и машинально прижимаю руку Бастиана к щеке, забыв, кто я и кто он, и кто смотрит на нас.

Конечно же, Кларк не забывает оценить этот момент. Хотел бы я, чтобы он провёл с Изой те дни, которые пришлось провести с ней мне. Но представить в красках эти эротичные сцены я не успеваю, потому что диалог между господами продолжается и заходит куда-то не туда.

Бастиан пытается выспросить о своей сестре. Кларк намекает… Кажется, на то, что готов дать подсказку в обмен на меня.

Я всё пытаюсь разгадать игру, и одна оговорка не идёт у меня из головы… «Барбарис». Кларк, конечно, урод. Но он пресмыкается перед девушками и вряд ли мог не запомнить имя той, кто так растревожила его.

Тем временем вместо ожидаемого финта Бастиану предлагают раба. Красивого. Холёного, как скульптура из слоновой кости — с такой же золотистой кожей и голубыми глазами. И конечно же, Кларк принимается расхваливать его. Рассказывать, что он не чета мне.

Злость переполняет до краёв. Хочется ударить его, но я ещё помню прошлый урок — и ограничиваюсь рабом. Мне не нравится, что Бастиан так спокойно позволяет ему ласкать свою ступню. И не надо доказывать мне, что я так не могу. С тобой, Кларк, точно не смогу — на тебя тошно смотреть.

— Сегодня меня развлекает Ксавьер, — после недолгой перепалки сообщает Бастиан. И, к собственному удивлению, я рад. По-настоящему рад, что он не смотрит на этого золотистого Аполлона, а смотрит только на меня. Хотя на самом деле, наверное, этот Виндзор умеет куда больше меня. Он не требует внимания к себе и не просит ничего. И не ошибается — никогда. Потому что его растили только для того, чтобы ублажать. Это написано у него на лбу. Но тем с большим удовольствием я перехватываю ступню Бастиана и ставлю себе на плечо.

— Покажи, что ты умеешь, — говорит тот. И от его слов у меня жар пробегает по всему телу. Покажу. Тебе — покажу. Чтобы ты так и смотрел только на меня, и больше ни на кого.

Кларк принимается рассказывать про Беатрис. Краем уха слушаю его и откладываю на будущее его слова. А сам тем временем легкими движениями поглаживаю предложенную мне ступню. У Бастиана она не такая холёная, как у остальных. На косточке даже видна плотная мозоль. И я с наслаждением целую её, потому что этот изъян делает Бастиана живым. Предназначенным только для меня.

Смотрю ему в глаза и вижу, как в карих зрачках загорается огонь. Бастиан хочет ещё, и для него я готов.

Бережно закатывая штанину, продолжаю покрывать поцелуями щиколотку. Ласкаю пальцами икру, поднимаясь выше, к чувствительному месту под коленкой, чтобы ненадолго задержаться на нём.

От взгляда Бастиана по венам бежит ток. Кровь шумит в ушах от понимания, что в его сознании сейчас только я.

Мысли о том, что я сошёл с ума, бьются на краю сознания, когда я отработанным движением расстёгиваю его ширинку и губами достаю оттуда член. Горячий и упругий. Никогда мне не доставляло такого удовольствия брать чужой член в рот. Я чувствую, как каждая клеточка тела Бастиана откликается на мои ласки. Вижу, как впиваются его пальцы в подлокотники, оставляя полукруглые бороздки на мягком дереве. Слышу, как Кларк продолжает рассказ, стараясь ничего не замечать.

Ласкаю языком ствол и вдыхаю знакомый запах сандала — у нас один на двоих шампунь. Лёгкие нотки мускуса исходят от мужского тела, весь день проторчавшего на жаре. И как никогда остро чувствую тело Бастиана в своих руках и его вкус у себя на языке.