Вздрагиваю.

— Это как?

— Когда раб надоедает — его ещё можно продать. Но если никто не хочет покупать — остаётся продать на арену, чтобы публика могла посмотреть на кровь. Нельзя же чемпионов каждую неделю убивать.

Всё ещё с недоумением смотрю на него.

— Но ты же сказал, что первым упал Халегир.

— Упал, — согласился Ксавьер, — но вообще-то мне нельзя было побеждать.

Очень смутно понимаю всё, что он говорит, но откладываю информацию в сторону с намерением разобраться с утра.

Снова тру виски и сползаю с постели.

— Идём, — приказываю ему.

Ксавьер тоже опускает ноги на пол и следует за мной. Спускаемся на первый этаж. Оглядывает разгромленную гостиную, как и я.

— Убрать? — устало спрашивает он.

Качаю головой.

— Нет, потом, — снова закусываю губу, — я тебе постель на диване пока постелю. Ты поешь чего-нибудь, днём так и не успел.

Сворачиваю в бельевую и выбираю постельное бельё.

Когда возвращаюсь, Ксавьер стоит на коленях перед столом и нехотя заталкивает в рот остатки еды.

Ксавьер

Отсрочку дал… Собирается дрессировать? Отличный способ показать, что он отличается от своих друзей. Только хватит уже с меня.

Как же я ненавижу их всех…

В первый год думал — смогу сбежать. Думал, может из Сети за мной кто-нибудь придёт. Да нихрена. Кому ты сдался такой?

Только из-за этой чёртовой надежды не покончил с собой.

Сейчас, наверное, уже и верить перестал… А смириться, что теперь всегда будет только так — всё равно не могу. Не умеют они ломать рабов. Иногда думаю — лучше бы сломали, хоть бы уже не чувствовать ничего.

Каждому новому хозяину нужно устроить представление для друзей. А как же ещё? Жалеет он… Ну да, жалеет, что мало успел рассмотреть сам. Так кто виноват, что ты такой идиот?

Теперь вот соблаговолил объедками с хозяйского стола накормить. Чувствую, захочет, чтобы на коленях благодарил. Небось за жезлом пошёл. Урод. Чёртов урод. Как же я ненавижу вас всех…

Марк

— Тебе если не нравится — иди на кухню, возьми что-нибудь ещё.

Подхожу к дивану и начинаю стелить постель. Поправляю покрывало, сдёрнутое Изкиной спиной, накрываю простынёй. Чувствую, как лопатки буравит его взгляд, так что каждая мышца невольно напрягается. Не выдерживаю, оглядываюсь на Ксавьера. Всё так же на коленях стоит.

— Я сам могу… господин, — кивает на постель.

— Не надо, я меньше устал.

Меня всё ещё совесть мучает за то, что произошло. Подумав, присаживаюсь на пол напротив него — только не на колени, а по-турецки. Ловлю его опущенную вниз ладонь и сжимаю в своей.

— Прости ещё раз. И не надо ждать подвоха от меня. Я просто… — не знаю, говорить или нет. Всё-таки слабость показывать нельзя… но нужно как-то разрушить стоящий между нами барьер. Может быть, он ещё станет моим союзником. Уж точно скорее мне захочет помочь он, чем Закари или Парисс. Ещё бы точно знать, что его не подослали для того, чтобы за мной следить…

«Я просто не имею понятия, как себя вести», — фраза так и замирает на языке, когда до меня вдруг доходит, что у него на теле может быть жучок. Если не было сразу — на случай, если я всё-таки буду сканировать его целиком и проверять — то всё это представление с «пощупать-потрогать» — отличный способ его закрепить.

Прослушка и съёмка тоже? Всё-таки нет, камеру на голом теле не спрячешь. Потому, осмелев, сжимаю его руку сильней, но та остаётся расслабленной и неподвижной — вырвать не пытается, наверное, считает, что нельзя.

— Ладно, — вздыхаю в который раз, — заканчивай сам, я закуски уберу.

Меняемся местами, и к тому времени, когда я заканчиваю относить на кухню остатки вечернего разгрома, Ксавьер уже стоит на коленях у застеленной постели.

Не буду я его разубеждать.

— Укладывайся, — говорю настолько мягко, насколько могу. Поднимается и снимает с бёдер полотенце. Замирает на мгновение, но отвернуться не просит. Едва соображаю отвернуться сам. Уверен, опять оба красные стоим. И ещё подозреваю, что у Изки таких проблем нет.

Краем глаза вижу, как он забирается под одеяло. Уже собираюсь уходить. Не удерживаюсь, делаю шаг к дивану и быстро провожу кончиками пальцев по его ещё влажным волосам.

— С этого момента будешь подчиняться только мне. Я обещаю, что никогда не отдам тебе приказ слушаться других.

Эти слова, наверное, ничего не значат для него. Но мне всё-таки хочется их сказать. Хочется знать, что я обещал это самому себе. Ты будешь только моим.

Поднимаюсь к себе в спальню. Колеблюсь — перестилать ли постель. Боюсь, что с его запахом на своём одеяле тоже не усну.

Долго ворочаюсь с боку на бок, вспоминая его губы на своих ногах. Я бы повторял это мгновение ещё и ещё… Если бы только не его полный обиды и ненависти взгляд.

Какое удовольствие доставляет Изе, когда кто-то смотрит на неё так?