— Чё этот гоблин-коротыш прогнал, а, ребзя?

Вздыхаю, разворачиваюсь, впадаю в берсерк, всё вокруг замедляется, думаю о том, что завтра будет очень болеть голова и всё тело, и первым вырубаю орка, пока он сам не вошёл в боевое безумие, просто наскакиваю на него, и бью по лицу кулаком, подпрыгнув. Я сейчас двигаюсь раза в три быстрее обычных разумных, поэтому стараюсь всё же не калечить этих идиотов, и выбираю куда бить. Следующего бью эльфа в живот, отправляя лежать, скорчившись на полу, берсерк кончается, стою напротив человека, он, по-моему, так ничего и не понял. Но осмотрев состояние своих друзей, пытается мне пробить в лицо ногой, за которую его ловлю, и резко дёрнув кладу на пол, добавляю кулаком в нос, не сильно, чтобы не сломать.

— Надеюсь теперь поняли. — Говорю спокойно, девушки поражённо молчат, даже орчанка не решается ничего делать, а я чувствую ломоту во всём теле и страшную слабость, так что у неё есть все шансы, но нет, она даже не пытается.

— Я буду жаловаться, что же вы делаете, изверг! — Кричит кто-то сзади, и обернувшись я вижу бабушку гномку с веником, которым она сейчас приходует меня по спине: — Они же дети, что же ты делаешь, зверюга!

Я молча ухожу, думая, опять думая о разумных, их мотивах, поступках, о том что то, что ты видишь — не всегда то, что есть на самом деле. Сейчас хочется плакать, но отец всегда учил меня что я мужчина, и не должен этого делать, я и не буду. Пока ухожу, слышу, как бабушка хлопочет над ребятами, а моё настроение падает ещё ниже плинтуса, хочется уже послушать эту чёртову кассету, и выпить, много, чтобы забыться на всю ночь.

Возвращаюсь в отдел, пишу несколько рекомендаций, заполняю задним числом несколько отчётов о том, что посещал минимум трижды квартиру огра Наташи, прибрав всё, одеваю куртку, иду в кабинет Андриэля, кладу всю эту кипу ему на стол, а сам направляюсь к выходу.

По дороге домой не хочется думать ни о чем, захожу в магазин и покупаю бутылку водки, снова бреду по мокрым улицам, температура плюсовая, всё наполовину растаяло, и на асфальте сейчас каша из мокрого снега и грязи, прямо как у меня в душе.

Нащупываю в кармане один из своих жёлудей, сжимаю в кулаке, но Кариниэль где-то далеко, я её почти не ощущаю, слишком далеко от меня.

И вряд ли когда-то будет ближе — думаю с грустью, и обидой на себя, нельзя было её тогда отпускать, нужно было задержать, отвезти к себе в квартиру, или может быть лучше оставить со стариками, защитить.

Второй такой же жёлудь положил ей в карман ещё тогда, в доме у бабушки с дедом, когда снимал с неё пальто, она его видимо так и не нашла, это радовало, но не сильно. Найдёт и выбросит в помойку.

Натыкаюсь на ларёк, где продаются кассеты, подхожу и спрашиваю продавца, показывая ему бутылку:

— Есть что ни будь под это?

Молодой гном с чёрной повязкой на голове, в которой видно букву «А» написанную криво и красным цветом, кивает, протягивает мне кассету:

— Вот эта ваще круто, улёт, настоящий панк!

Беру пластмассовую коробочку с кассетой — на обложке четыре разумных зимой бегут по снегу где-то в дали, киваю, отдаю деньги, и ухожу, не забирая сдачи и не отвечая на выкрик парнишки. Рассматриваю рисунок внимательней — двое эльфов, полуорк, и человек, могу поспорить на что угодно, я знаю кто у них поёт. Последнее время всегда так.

Захожу в квартиру, включаю свет в коридоре, раздеваюсь, складываю одежду аккуратно на стул, сам же иду на кухню, достаю стакан, и наливаю. Резко выпиваю, чертыхаюсь, когда понимаю, что не купил закуску, и лезу в холодильник за сосисками, закусываю ими так, даже не пытаясь варить, сейчас одна цель — надраться как можно скорее.

Вытаскиваю кассету из магнитофона со словами:

— Извини, друг, в следующий раз, сейчас надо что-то по жёсче. — Кладу бережно её в коробочку, и вставляю новую, которую купил недавно.

Из динамиков начинается осторожный гитарный перебор, а я выпиваю еще стакан, и думаю, что гном обманул меня, но, когда слышу первые слова, которые бьют прямо в сердце, говорю ему мысленно — «спасибо».

Магнитофон тем временем рвёт душу:

Трогательным ножичком пытать свою плоть

Трогательным ножичком пытать свою плоть

До крови прищемить добровольные пальцы

Отважно смакуя леденцы на палочке

Выпиваю еще пол стакана, так и не включив свет на кухне, а человек из кассеты продолжает кричать, уже надрываясь:

Русское поле экспериментов!

Русское поле экспериментов!

Кто-то сверху бьёт по батарее, но мне плевать, прибавляю ещё звука:

Искусство вовремя уйти в сторонку!

Искусство быть посторонним!

Падаю на пол, выпивая очередной стакан, мне плохо, хочется умереть. Что же мы за уроды, эти с гор, полуразумные твари, оказались гораздо разумнее нас, они знают, что такое добро, знают, что такое зло, для них нет полумер, есть то, что они видят.

Я устал, и сворачиваюсь на полу в позу эмбриона, трогать лицо не хочется, я обещал отцу что не буду плакать. Проваливаясь в забытье, слышу строчки из магнитофона и крик человека, который это поёт:

Разумные с большой буквы…

Слово Разумные пишется с большой буквы!

(Гражданская Оборона — Русское поле экспериментов)

***

Интерлюдия:

Никто не верит, а пришедшие вчера целители — вообще диагностировали помешательство и какой-то там синдром, рекомендуя стационарное лечение в одной из дорогих клиник, отец пока не согласился. Кариниэль не знала, что делать, мобильный у неё забрали, в комнате телефон всегда отзывался лишь короткими гудками, похоже тоже отключили.

Когда девушка попыталась выйти, ей преградили путь двое охранников, эльфов, отец в принципе в этом плане не признавала людей или орков, что уж говорить о гномах. И его очень разозлило что она просила помощи у какого-то там полуорка-полугнома, отец всегда был против смешения крови а тут ещё эта женщина, человек, вот к ней папа испытывал настоящее влечение, и плевать ему было что она не эльф. Как всё это было странно и подозрительно.

Галина появилась в их жизни всего полгода назад, но всё так разительно изменилось. Девушке казалось, что женщина всегда ведёт себя подчёркнуто отстранённо, вежливо, никогда не лезла в их с отцом отношения, в дела фирмы, но как-то так получалось что всё менялось. За эти полгода отец отстранился от дочери, стал каким-то хмурым и задумчивым. А когда эльфийка подходила к нему с просьбой — смотрел на неё исподлобья, тяжёлым давящим взглядом, а Галина стояла у него за спиной и лишь немного улыбалась, но смотрела всегда в сторону, как бы показывая — «я тут не причём, я в ваши разборки не лезу.»

Кариниэль не знала, что там наедине в спальне эта молодая на вид женщина, внушает её самому дорогому разумному, но теперь получилось то, что получилось — она сидит в закрытой комнате, у неё нет связи с внешним миром, а Галина всё так же отстранённо улыбается и не смотрит на неё, но теперь эльфийка видела в этих пронзительно серых глазах женщины что то ещё, возможно даже затаённую злобу и какую то обиду. А судя по тому, что сказал отец — Стасу тоже сейчас не сладко, его попытаются уволить, и если не найдётся никого кто сможет заступиться за этого сильного, пусть с виду и неказистого, разумного — то ему тоже конец.

— Ты сегодня едешь в клинику. — Говорит зашедшая Галина.

Отца в этот раз не было с ней, впервые такое случилось, что бы она сама заговорила с девушкой, и выражение лица у неё было торжествующее, Кариниэль это не понравилось и она осторожно сказала:

— Отцу это не понравится.

Галина как будто не замечала угрозы в словах девушки, продолжала радостно:

— В связи с твоей временной недееспособностью, мне пришлось убедить твоего отца в этом.

— Ты же не… — Начала девушка, но её перебил резкий голос, и удар в грудь:

— Мы расписались позавчера, пока ты там со своими гоблином развлекалась.