– Может, у него длительная командировка? – размышляла вслух Сильвания.

– Скажи уж, ты скучаешь по нему!

Сильвания бросила на сестру сочувственный взгляд. Надо же, как много могут значить семь минут разницы в возрасте! Дака ничего не смыслила в мужчинах, любви и других фундаментальных вещах.

– Если я нахожу, что он потрясающе выглядит, это вовсе не значит, что я по нему скучаю.

– А может быть, после истории с Раттатуей он испугался, что папа напишет на него заявление, и решил унести ноги, – предположила Дака.

Господин ван Комбаст нашёл на террасе Тепезов мёртвую крысу. С явными следами клыков на загривке. Господину Тепезу (а это именно он беспечно оставил на террасе останки своего полуночного перекуса) удалось убедить Дирка ван Комбаста, что это домашний питомец их семьи. И что любимца постигла трагическая смерть. Судя по всему, от рук господина ван Комбаста. Он пригрозил соседу заявлением в полицию, после чего тот сбежал. С тех пор Дирк ван Комбаст больше не показывался у Тепезов.

Но Дирк ван Комбаст не отбыл в долгосрочную командировку и не сбежал, испугавшись заявления. В последние несколько дней Дирк ван Комбаст был занят подготовкой к поездке. Он забрал из химчистки свой лучший костюм, забронировал билеты на самолёт и номер в отеле, ещё раз сходил на чистку и отбеливание зубов, упаковал ноутбук и свои дорожные комнатные тапочки. Ноутбук был его памятью, базой с доказательствами.

Два дня назад Дирк ван Комбаст сел на самолёт в Нью-Йорк. Однако город, который никогда не спит, его не интересовал. Он отправился туда не обычным туристом, а приглашённым гостем VI Международной конференции вампирологов. Наконец-то он сможет поговорить там с толковыми единомышленниками.

Перед тем как отправиться на конгресс вампирологов, Дирк ван Комбаст заглянул в психиатрическую лечебницу и попрощался со своей матерью. Кроме неё, как он догадывался, больше никто в Германии не будет по нему скучать.

Сильвания вспомнила про случай с Раттатуей и захихикала. Затем протяжно зевнула. Дака тут же зевнула в унисон. Сёстры, щурясь, посмотрели в окно, за которым светило солнце.

– И как только люди могут не спать в такую светлоту? Глаза же сами слипаются, – сказала Дака.

Сильвания в подтверждение ещё раз зевнула и прикрыла рот рукой:

– Эти бессонные дни по-настоящему напрягают.

– Мне никогда не привыкнуть, что день – это ночь.

– Хорошо папе, ему повезло с работой. Но в школе ради нас одних никто не станет вводить ночные смены, – вздохнула Сильвания.

– Ну хотя бы на этой неделе удалось поспать на истории и географии.

Это случилось не потому, что уроки были слишком скучные или учитель проводил эксперимент по усвоению материала во сне. Господин Мартин Грауп – классный руководитель седьмого «Б», а также учитель истории и географии – всю последнюю неделю пропустил по болезни. А всё потому, что ему на голову прямо с неба упала медовая дыня. Вместо истории и географии у седьмого «Б» в это время было то, что называлось «тихими самостоятельными занятиями». Дака и Сильвания восприняли это «тихие» слишком буквально. С их парты то и дело доносилось посапывание. Если бы Хелене их не разбудила, они бы проспали до заката.

Хелене Штайнбрюк, дочь доктора Петера Штайнбрюка, была новой, единственной и лучшей подругой Сильвании и Даки. По крайней мере, почти. Хелене доверила сёстрам свою тайну: она носила слуховой аппарат, который скрывала под длинными светлыми волосами и о котором никто в классе не знал. Дака и Сильвания пообещали никому не говорить. Но ведь они пообещали при этом открыть Хелене свои тайны. Хелене наблюдала за сёстрами и заметила, что они не совсем нормальные. К тому же Дака однажды заснула в спортзале, повиснув вниз головой на брусьях, а Сильвания грохнулась с гимнастического бревна из-за острой недостаточности родной земли. Совершенно нормальные события. Для полувампиров.

До тех пор, пока сёстры не поделятся своим секретом с Хелене, они не могут считаться настоящими подругами. Это понимали и Сильвания, и Дака. Ведь настоящие подруги доверяют друг другу. Но поделиться такой тайной в школе было бы слишком опасно. Во-первых, мешали учителя, которые на уроке постоянно задавали вопросы, во‐вторых, мешали Шкаф и Вешалка. Это были Лукас Глёкнер, воображавший себя монстром, и Рафаэль Зигельман, любимчик учителей.

Но больше всего мешал Людо Шварцер. Он, словно пантера, бесшумно крался по коридорам школы, неожиданно возникал около двойняшек и таращился на них своими загадочными глазами цвета охры, пугая сестёр до мурашек по коже. Если уж Сильвания и Дака были не вполне нормальными, то Людо Шварцер и подавно.

Эльвира Тепез стояла в спальне перед зеркалом и вдевала в уши свои любимые серёжки. Они походили на две большие слезы и были того же цвета, что и её глаза – синие как ночь. Михай привёз их ей когда-то из Дамаска, куда летал в гости к своим родственникам.

Михай Тепез бесшумно подкрался к жене:

– Ты так хороша, так бы прямо и укусил!

Эльвира вздрогнула. Она не слышала и не видела, как подошёл муж. Даже и сейчас, когда он стоял у неё за плечом, она отражалась в зеркале одна. Госпожа Тепез резко повернулась к нему и пристыдила:

– Михай!

Михай Тепез ухмыльнулся. Его чёрные усы, закрученные лакричными спиральками, завились ещё больше, а белые клыки сверкнули. Он любил пугать жену. Раз уж ему нельзя было её укусить.

– Ну а я достаточно хорош для тебя? – спросил он, поправляя свою ярко-красную бабочку – единственное цветное пятно на фоне чёрной рубашки, чёрного жилета и чёрного фрака. Цветное – это всё дамские штучки, полагал господин Тепез.

Эльвира встала на цыпочки и поцеловала мужа. С тех пор как они помирились после того «кусачего» приступа ревности господина Тепеза, они постоянно ворковали как голубки. Сильвания находила это умилительным. Дака – утомительным. Господин Тепез подарил жене билеты в театр по её выбору. Эльвира Тепез выбрала субботний вечерний спектакль «Крысы» по Герхарду Гауптману. Михай Тепез счёл название многообещающим.

Когда родители прощались с дочками в дверях, Дака одобрительно подняла большой палец вверх и воскликнула:

– Вы прекрасно выглядите, – выразила Сильвания то же самое другими словами.

Эльвира Тепез просияла, а Михай Тепез картинно откинул назад свою чёрную как смоль гриву, как будто сам собирался выйти на сцену.

– Так, ну, вы знаете… – начала госпожа Тепез.

– Да знаем, всё знаем, мама, – перебила её Дака. – Не летать в центр города, никого не кусать и не напиваться крови.

Эльвира и Михай Тепез кивнули.

– А если всё-таки придётся, то заранее позвонить, – дополнила сестру Сильвания. Но, увидев в глазах матери испуг, быстро добавила: – Шутка.

Михай повёл Эльвиру к своей первой большой любви: бутылочно-зелёной машине марки «Дачия». Он открыл пассажирскую дверцу и усадил Эльвиру. Затем захлопнул дверцу так сильно, что было слышно всему кварталу. Только так она ещё закрывалась. «Дачия» была лишь на пару лет младше самого господина Тепеза. Пока Михай садился за руль, госпожа Тепез пыталась опустить стекло, которое, как обычно, немного заклинивало.

– Хорошо вам там отдохнуть с крысами! – сказала Сильвания.

– Потом обязательно зайдите куда-нибудь поесть и выпить, – посоветовала Дака. – О нас не беспокойтесь.

– Бой!

Эльвира Тепез кивнула, но в глазах её мелькнуло сомнение. Хорошая ли это была идея – оставить девочек дома одних? Им всего двенадцать, совсем ещё дети. Да и в Германии они недавно. К тому же они полувампиры, в окружении людей.

– Может, нам всё же следовало спросить дедушку Густава или бабушку Розу, – сказала Эльвира, когда «дачия» уже тарахтела вдоль Липового тупика.

– Спросить, не хотят ли они присмотреть за двумя почти взрослыми полувампирами? – Господин Тепез покачал головой. – Ты же знаешь, у твоих родителей свои планы на сегодняшний вечер.