Неистовый варвар в расслабленной позе наблюдал за тренировкой, цепким взглядом выискивая в этой стае слабое звено – отщепенца, изгоя, над которым глумятся все, кому не лень, заставляя делать работу, которую лень делать самим, а, судя по их нравам – и не только ее. Наконец, ему показалось, что он его выявил: этот парнишка был заметно ниже ростом и щуплее, начал выдыхаться раньше других да и в навыках владения оружием явно проигрывал остальным.
Царь сделал едва заметный знак тренеру, и тот его правильно понял.
- Замри! Разойтись! Быть готовыми!
Это означало, что у них небольшой перерыв в тренировке. Поначалу щенки опасливо и одновременно восхищенно косились на своего царя, но постепенно расслабились и начали общаться друг с другом, собираясь в кучки. Повелитель с удовлетворением отметил, что не ошибся: паренек, которого он определил, как слабое звено, держался особняком, не вступая ни с кем ни в какие разговоры. Плавным ленивым шагом неистовый варвар направился к нему.
Изгой этой стаи замер перед царем, как кролик перед удавом, не в силах поверить своему счастью. Но даже и тогда, когда длинный изящный палец повелителя очертил контур его лица, прошелся по губам, шее, тонкой ключице, мозг паренька едва воспринимал происходящее, как реальность. И лишь после того, как губы царя раздвинулись в обольстительной улыбке, а проникновенный голос произнес, пробрав до самого нутра: «Прогуляемся, мой сладкий?», в этом мозгу возникла ликующая мысль: «Повелитель выбрал меня! Наш божественный повелитель выбрал не кого-то из этих… а меня!».
Неистовый варвар бросил взгляд через плечо, отметив, что щенки прекратили свои разговоры, в полнейшем потрясении уставившись на эту сцену. Впрочем, бравый спартанец был не менее потрясен, и ему повелитель едва заметно подмигнул: мол, не принимай близко к сердцу увиденное. Лакедемонянин облегченно выдохнул: величайшему из царей просто угодно поиграть в какую-то свою игру, а он уже чуть было не подумал… Слишком уж не хотелось бравому спартанцу разочаровываться в этом, насквозь настоящем мужике, увидев которого, понял: этот – не по мальчикам, не по мужчинам. От слова – совсем. У него, выросшего в Спарте – глаз на эти вещи был наметан.
Когда они отошли на достаточное расстояние от тренировочной площадки, повелитель приобнял паренька за вздрагивающие плечи, вызвав у него слабость в коленях:
- Ты мне кажешься таким серьезным разумным юношей, мой сладкий… Скажи-ка, а что ты думаешь о своих товарищах? Особенно меня интересует этот высокий кареглазый красавчик с буйной шевелюрой, запамятовал, как его зовут…
Практически сбывшаяся мечта уплывала из рук, словно насмехаясь, и жгучая ревность пронзила не хуже сариссы (копье).
- Мой государь… он может и красавчик, но совершенно не стоит твоего божественного внимания, поскольку душа его черна, как подземелья Аида…
Повелитель слегка приподнял безупречную бровь:
- Даже так? И в чем это выражается, мой сладкий?
Паренек молчал, все еще не решаясь рассказать о том, чему стал свидетелем.
- Сладкий мой… да ты никак с каким-то умыслом наговариваешь на своего товарища?
Спустя непродолжительное время повелитель знал имена всех, кто принимал участие в издевательствах над его Олененком. И даже, едва не раскрошив собственные безупречные зубы, заставил себя выслушать подробности – кто именно и что именно с ним творил…
… На следующий день неистовый варвар появился снова – уже под конец изматывающей тренировки. На этот раз на нем был длинный плащ с капюшоном, который опять-таки – не столько скрывал, сколько подчеркивал его гордую стать. И когда он небрежным эффектным движением откинул капюшон, борзые щенки забыли, как дышать… Охраны поблизости не наблюдалось. Да это же неслыханное дело – чтобы повелитель половины ойкумены расхаживал без охраны! Но, в конце концов – на то он и повелитель, чтобы самому решать, как ему ходить. Хотя, бравый спартанец этого категорически не одобрял.
Царь машинально отметил, что паренек, который сдал ему вчера этих отморозков со всеми потрохами, на сегодняшней тренировке отсутствует. Не иначе как волчьи выбл…дки повторили свой «подвиг». Хотя, если бы они «залюбили» парня до смерти – ему бы уже доложили. Смерть знатного юноши – это вам не смерть бесправного раба. Неистовый варвар подумал, что почему-то не испытывает ни особого сочувствия, ни гнева. Не хватало в этом пареньке чего-то такого… из-за чего стоило бы рвать в клочья собственные душу и тело.
Глаза повелителя встретились с глазами наглого самоуверенного щенка, который когда-то тайком пробрался в его постель. Парень нервно сглотнул – эти шалые, преисполненные чего-то безудержного и безграничного, как ойкумена, глаза, затягивали, словно омуты…
Когда же пытка под названием тренировка наконец-то закончилась, неистовый варвар неспешным вальяжным шагом приблизился к наглому щенку. Слегка склонил голову к плечу, и шалые глаза медленно заскользили по телу оторопевшего парня – будто лаская. За глазами последовала рука – прошлась по шее, плечу, груди – желая скорее смять, чем подарить ласку. Когда же пальцы повелителя чувствительно сжали сосок сквозь тонкую ткань туники, дрожь невиданного ранее наслаждения пронзила тело наглого щенка насквозь. Парень вдруг понял, что если этот… непостижимый, невероятный сейчас прикажет ему встать на колени и отсосать на глазах у всех, он не только это сделает – он кончит сам, как только член повелителя окажется у него во рту…
Но повелитель ничего подобного не приказал. Он сказал другое:
- Знаешь, сладкий, я тут подумал: почему бы мне и не воспользоваться твоей упругой круглой попкой, коль ты сам предложил и даже настаивал? Следуй за мной!
Наглый щенок отстраненно подумал, что одежда совершенно не скрывает его возбуждения, и все это видят. Подумал – и возбудился еще сильнее.
В последний момент неистовый варвар оглянулся на потрясенного спартанца, едва уловимым жестом и взглядом дал ему понять: расслабься, парень – это не то, что ты думаешь. У сурового воина словно камень с души упал. Что же, интересно, задумал этот, ни на кого не похожий, на всю голову безбашенный царь? И вдруг до него дошло: борзые щенки в чем-то провинились, очень серьезно провинились – и теперь им предстоит расплата. Вот не зря ему сразу показалось: этих щенков надо не просто в задницу драть без смазки, но еще и не давать этим задницам заживать. Драть – пока людьми не станут…
Жители без меры развращенных и уже поплатившихся за это Фив даже не представляли себе, до какой степени они ошибались, когда думали, что наследуют Спарте… Но и неистовый варвар был прав в том, что не хотел пускать спартанских лис в свой курятник. Спартанские мальчики с самого детства знали, что им предстоит, поэтому раздавленными, уничтоженными, «опущенными» они себя не чувствовали, когда их начинали воспитывать при помощи однополого секса. Если же в результате такого «воспитания» спартанцы и вырастали в чем-то мужеложцами, то исключительно теми – кто предпочитает быть сверху. Трудно стать слабым на задницу даже прирожденному пассивному гомосексуалисту, если соитие у него ассоциируется с самого первого раза только с болью на грани потери сознания.
Повелитель привел наглого щенка в заранее выбранное им для этих целей место - «любовное гнездышко», мать его…и небрежно бросил прямо с порога:
- Раздевайся, шлюха, да побыстрее!
Дрожащими руками наглый щенок начал срывать с себя одежду, едва не скуля от дикого возбуждения. Пока они шли до этого места, он успел много чего себе нафантазировать: как повелитель поставит его на четвереньки и с размаху войдет, всей своей мощью вбиваясь в податливое тело; как ухватит за волосы и начнет вбиваться членом ему в рот, прикрыв глаза от удовольствия. Ему хотелось, чтобы царь обращался с ним именно так – как с подвернувшимся под руку рабом, при этом задуматься о своей нормальности наглому щенку и в голову не приходило. Может потому, что повелитель был единственным мужчиной, который вызывал у него подобные желания, всех остальных – он предпочитал драть сам. Да и с женщинами проблем у него не было – так какой же он извращенец?
