И может, поэтому, не с первого, а лишь со второго взгляда обратил внимание на то, что с братом его няни и кормилицы, верным товарищем, которому можно было без опаски подставить спину, что-то не так. Повелитель вспомнил, что поручил ему проверить караулы, и подумал, что товарищ наверно пришел доложить о результатах проверки. Среди прочего, он должен был проконтролировать, чтобы неукоснительно соблюдалось правило, введенное молодым царем – никакого вина и разнузданных оргий перед битвой, но сам при этом почему-то выглядел так, как будто хорошо принял на грудь.
Царь даже подался вперед и втянул ноздрями воздух: да нет, вином от него не пахло.
- Что это с тобой? Почему… ты так на меня смотришь?
Чем дальше, тем меньше верный товарищ производил впечатление вменяемого:
- Насмотреться не могу…
От неожиданности повелитель выпустил ксифос (меч) из рук:
- Что?…
- Прекрасный… божественный… - брат его няни разве что глаза не закатывал.
Вообще-то молодого царя было трудно вывести из равновесия, но верному соратнику это удалось:
- Слушай… ты же меня всю жизнь знаешь – неужели только сейчас рассмотрел?
Его собеседник как будто не слышал своего царя:
- Ты… ты – само совершенство…
На этом месте – у царя закончилось терпение. В грозовых глазах сверкнула сталь:
- Скажи, ты меня уважаешь?
- Безумно!…
- Безумно, что? Безумно уважаешь, что ли? Да что с тобой такое, демоны б тебя побрали!
- Это любовь…
- Что?! При чем здесь любовь?
Взгляд окончательно слетевшего с катушек мужчины недвусмысленно устремился в область паха повелителя:
- Божественный… я знаю, как доставить удовольствие мужчине… твой отец меня научил, он был доволен мной… этот сопляк, твой друг, никогда не доставит тебе такого наслаждения… только позволь… и ты не пожалеешь…
Повелитель сглотнул тошнотворный комок в горле, впервые испытывая странное желание для эллина, не привыкшего стыдиться своего тела – дополнительно прикрыться чем-нибудь:
- Я поручил тебе проверить караулы. Ты проверил?
- Что? А, да – все в порядке.
- Молодец. А теперь – свободен.
- Но…
Невероятные грозовые глаза начали стремительно темнеть:
- Я сказал – свободен!
…Молодого царя все еще внутренне потряхивало, когда пришел его друг. Друг сразу почувствовал – что-то случилось.
- И у кого это хватило ума разозлить тебя перед битвой? Расскажешь?
А повелитель вдруг подумал: и как это сделать? Как рассказать мужчине о том, что другой мужчина, который к тому же намного его старше, бесстыдно предлагал ему себя, словно какая-то портовая девка, отдающаяся морякам за кружку прокисшего вина? Кольнуло подспудное чувство вины – брат кормилицы стал слаб на задницу после того, как долгое время был любовником его отца. Может, у него просто долго никого не было? Ну, переклинило человека от длительного воздержания – с кем не бывает? И царь не стал ничего рассказывать другу.
- Не обращай внимания – все уже в порядке. Ну, что, идем на совет? Должен же я как полководец убедиться в том, что все четко понимают поставленные задачи?
…Что собравшиеся на военный совет соратники впервые в жизни не слушают его, до повелителя дошло не сразу – фразы, наверно, с третьей. Одновременно с тем, как он заметил, что они на него даже не смотрят. Взгляды всех присутствующих были устремлены на другого человека – его друга. И если бы взглядом можно было убивать – друг был бы давно уже мертв. В первый момент повелитель не понял причины, столь внезапно возникшей лютой ненависти, но ему было некогда разбираться в этом – нужно было заставить их слушать. А потому он просто услал друга с каким-то пустяковым поручением, при этом, в голосе молодого царя невольно прозвучало раздражение.
После того, как друг повелителя покинул шатер, все взгляды, наконец, устремились на него. И в каждом читалось одно и то же: возьми меня! На краткий миг у него даже возникло необъяснимое ощущение, что это глаза не мужчин, а изнывающих от желания женщин… Среди этих взглядов только один был по-прежнему светел, чист и разумен – взгляд брата. Повелитель ухватился за этот взгляд, как утопающий хватается за соломинку, и лишь поэтому ему удалось – и сохранить лицо, и провести демонов совет…
…Друг царя упрямо мотал головой и повторял как заведенный:
- Это я… я во всем виноват! Раньше все думали, что у тебя не стоит на парней, и никому даже в голову не приходило смотреть на тебя, как на возможного любовника. Теперь же они думают по-другому – и все из-за меня!
Повелитель был мрачен и в то же время спокоен:
- Ты еще волосы начни на себе рвать от избытка чувств! Как же ты не понимаешь – человек над своими желаниями не властен. Пусть и был такой момент, когда тебя на мне переклинило, но разве при этом ты вешался мне на шею, как некоторые? Я даже узнал об этом от другого человека. Так что ты ни в чем не виноват. Да успокойся уже, не мельтеши!
- Боги, с этим надо что-то делать… что же делать?! А что, если мы сделаем вид, что между нами ничего нет? Должно ведь подействовать?
Царь нахмурился:
- Подействовать-то подействует, но так ли, как надо? Как бы те, кто возжелал моих объятий, не устроили между собой соревнование за место в моей постели, когда решат, что оно освободилось. А это вряд ли пойдет на пользу нашему походу на восток.
- Ты хочешь сказать… что будет лучше, если мы останемся для всех… любовниками?
- Даже и не знаю… Не думаю, что кто-то опустится до того, чтобы начать тебе вредить… но все может быть. Несмотря ни на что, я все же надеюсь, что это у них временное помрачение, и со временем их попустит.
- А если нет?
Повелитель вздохнул:
- Тогда, наверно, нам действительно придется изображать любовников на людях, сам знаешь – из двух зол выбирают меньшее. К моим заскокам насчет постоянства все давно привыкли, так что, если других «любовников» у меня не появится – никто не удивится.
- И как это делать – изображать?
- Понятия не имею. Ну, наверно – целоваться, обниматься при всех, иногда ночевать вместе, что-то в этом роде.
- И ты сможешь поцеловать меня при всех?
Лицо царя осветила широкая улыбка:
- Легко! Если хочешь знать – мне понравилось тебя целовать.
- Ты серьезно?
- А то!
…Пир был в самом разгаре. Кроме соотечественников царя на нем присутствовали иностранные гости – представители побежденных народов, бывшие враги. И дернули же его демоны позвать их на эту пьянку…
Брата кормилицы, верного товарища, когда-то спасшего ему жизнь, что называется, несло по кочкам – он явно хватил лишнего. Если бы не эти иностранные гости, повелитель справился бы с ситуацией без труда, как говорится – не впервой. При них же был вынужден вести себя в соответствии с их представлениями о царском достоинстве, будь оно все неладно.
Общий смысл пьяных речей товарища сводился к тому, какой он хреновый царь, а они бедные-несчастные подданные. Повелитель всматривался в него, пытаясь понять, что же это такое в нем говорит. Потому что хреновым царем он точно не был – никогда, ни для кого из них ничего не жалел. Этот царь не просто давал, что просили – давал больше, чем просили, давал и тогда, когда не просили. Его друг частенько говорил: ты не щедр – ты расточителен. Это неправильно – позволять подданным становиться богаче своего царя. И, как правило, слышал в ответ: может и неправильно, но поскольку политической необходимости жадничать, у меня нет, я могу себе позволить такую роскошь, как щедрость. Оставь мне хотя бы это, а то однажды я просто задохнусь в тисках необходимости.
Пьяный же товарищ все больше расходился, и с этим надо было что-то делать. Ленивым движением царь взял с блюда яблоко и запустил в него точным броском, попав прямо в лоб. Вроде того: будь человеком, заткнись, дорогой. Выглядело это забавно, и многие из присутствующих заулыбались, чем разозлили пьяного оратора окончательно.