Амор понял, что открыл глаза, лишь по движению собственных век – настолько кромешная тьма царила там, где он оказался. Странно, он ведь альфар, а альфары видят даже во тьме, которая другим разумным представляется беспросветной. Следующим появилось ощущение – что-то не так с его телом. Не то чтобы оно казалось чужим – просто другим, непривычным, не таким, как раньше. И, похоже – на нем не было одежды. Тело покрывал лишь слой пыли неизвестного происхождения. Неожиданно возникла потребность в дыхании, не свойственная альфарам, и, сделав первый вдох, Амор закашлялся до слез. Отдышавшись, бывший Вейринатис Радужного Леса попытался сесть и уперся во что-то локтями, как будто лежал в каком-то большом ящике непонятного назначения. Куда же их с Альдаром занесло?
Он потянулся к силе мира, и та с готовностью откликнулась. Еще как откликнулась! Она ластилась к нему, как ручной орикс к хозяину после долгого его отсутствия – лизала руки, шею, лицо. Сила Альфаира никогда так бурно не реагировала на призыв и никогда не вела себя, как живое существо. Стоп. Это не сила Альфаира. Эта сила совершенно точно другая, но вместе с тем, почему-то не кажется незнакомой… Земля? Неужели они попали туда, куда стремились? «Земля… Земля…» – радостно соглашались с ним ласковые невидимые волны.
Амор пожелал, чтобы стало светло, и ему даже не пришлось направлять потоки – сила тут же исполнила его желание. Первое, что он обнаружил – что сидит, в чем мать родила, в длинном ящике из какого-то темного дерева. «Кедр» - тут же возникла в сознании информация, услужливо принесенная одной из волн. Его тело действительно покрывала странная пыль. «То, что осталось от покрова и одежды» - снова подсказал мир. В следующий момент Амор бросил взгляд на свои руки и оторопел. Это были вроде бы его руки – сильные ладони, длинные изящные пальцы. И в то же время – руки человека с удлиненными, красивой формы, но все же человеческими ногтями. А потом заметил и другое – старые белесые шрамы по всему телу, вот разве что в области живота и паха их не было. Он машинально схватился за свои уши, и уже ожидаемо – они оказались хоть и изящными, прижатыми к голове, но круглыми, человеческими.
Амор огляделся по сторонам и обнаружил, что находится в небольшой прямоугольной камере явно искусственного происхождения, от которой в разные стороны ответвлялись три, уходящих во мрак тоннеля. «Древний подземный лабиринт» - проинформировал его мир. Как ни странно, сырости и особой затхлости не ощущалось, хоть и было довольно прохладно. Он поднялся во весь рост и ступил на достаточно ровную поверхность пола. В следующий момент Амору захотелось на себя посмотреть целиком – и сила мира тут же перестроила пространство на отражение осязаемого. Да здесь, на Земле, ему вообще ничего не приходилось делать – мир исполнял все его желания в тот же миг, как он сам понимал, чего хочет.
Какое-то время Амор в полнейшем шоке смотрел на свое отражение. И дело было не в том, что он не узнавал в этом отражении себя. Наоборот – узнавал. Узнавал настолько, что прежний, каким был на Альфаире – казался себе ненастоящим. Хотя внешне от себя прежнего практически не отличался. Да, ростом он стал пониже, в плечах, наоборот – пошире, форма головы другая, человеческая, другой рисунок скул и разрез глаз немного отличается, но черты – те же самые. Те же самые густые волнистые черные волосы, правда, длиной до плеч, и с заметными серебристыми мазками седины.
Но где же Альдар? На секунду в груди похолодело – он же не потерял его по дороге, не попал сюда один? И опять – искать Альдара ему не пришлось. По стенам камеры пробежался рой огоньков и устремился в один из тоннелей, указывая путь. Путь оказался недолгим – тоннель сделал всего два поворота, и Амор попал в такую же прямоугольную камеру, только чуть побольше. Посередине этой камеры стоял деревянный ящик, вроде того, в котором лежал он сам, только более массивный и богаче украшенный. «Саркофаг» - уже привычно возникло в сознании. Сверху саркофаг был закрыт крышкой, изготовленной из какого-то прозрачного материала. «Горный хрусталь» - тут же сообщил мир. И почему-то у Амора возникло ощущение, что эту крышку надо непременно снять – снять любой ценой. Не успел он подумать об этом – как крышка плавно поднялась в воздух и опустилась рядом с саркофагом, подняв тучи пыли.
Сколько времени он смотрел на лежащего в саркофаге человека, Амор и сам не знал. Был ли этот человек незнакомым? О, нет! Он был знакомым до боли, до дрожи, до остановки сердца – каждой черточкой величественного совершенного лица, каждым шрамом на теле. На благородном лбу тускло поблескивал обруч с восьмиконечной звездой посередине – знаменитый символ знаменитого рода… Подвеска с тем же символом покоилась на груди. То, что когда-то было одеждой, точно также – превратилось в пыль, труху. Так вот он какой настоящий – его Альдар…
И вдруг в памяти воскресла картинка, которую никак не мог помнить Амор ин Менар, Вейринатис Радужного Леса.
… Разодетый в роскошные, шитые золотом парадные одежды персидского царя, с царской же тиарой на голове, величественный красавец угрюмо смотрел на своего хилиарха, нахмурив идеальные брови, что означало – чувствует себя их басилевс неловко. Несмотря на то, что вид его слепил глаза, как блеск невиданного драгоценного камня, наконец-то получившего достойную оправу.
- И как тебе? – последовал лаконичный вопрос.
Он обошел его по кругу, и, выдержав паузу, вынес вердикт:
- Что я могу сказать? Ты выглядишь… ослепительно. Ну, просто Елена Прекрасная! Вот смотрю я на тебя и думаю: и зачем мы только с персами воевали? Нам надо было нарядить тебя в эти тряпки и выпустить вперед – они бы все, как один, пали ниц и сдались без боя.
Взгляд повелителя стал еще угрюмее:
- Я и сам знаю, что вырядился, как женщина…
- Что?! Да ничего женственного в тебе нет – и близко нет…
- Да? А кто меня Еленой Прекрасной только что обозвал?…
Амор мотнул головой, отгоняя морок. Но исчезнувшую картинку тут же сменила другая.
… Вот они стоят друг напротив друга с затупленными тренировочными мечами в руках, в одних лишь сандалиях и легких набедренных повязках на теле.
Брат повелителя дает отмашку: «Сходитесь!»
Клинки звенят, высекая искры, тело движется без участия разума – безошибочно действуя на ставших второй натурой рефлексах. Но похоже, поединок сегодня не вызывает у их басилевса привычного азарта. Слова срываются с губ, словно сами по себе:
- Какой-то ты рассеянный сегодня, мой басилевс. Смотри, еще проиграешь!
Повелитель оживляется:
- Да щас! Скорее ты станешь девочкой и родишь мне сына.
Он разворачивается, на автомате отбивая двумя руками одновременный выпад двух клинков:
- Хоть двойню, дорогой! Только не жалуйся потом, что дети придурки.
- Почему сразу придурки?
- А что нормального может родиться у двух мужиков?
На этом месте повелитель спотыкается, загоняет клинки в землю и сгибается пополам от смеха.
- Ну, так как – ты признаешь свое поражение? Хоть я победил тебя и не мечом – а исключительно смехом… но ведь в честном бою?
Его соперник лишь отмахнулся, вытирая слезы:
- Х…р с тобой – пусть будет ничья!
Он поворачивается лицом к зрителям этого поединка, пожимает плечами и подмигивает сразу всем:
- Ну – хоть так…
Амор моргнул, растерянно глядя на спящего в саркофаге красавца. И что, интересно, надо сделать, чтобы этот красавец проснулся?
И тут сила мира продемонстрировала нечто, абсолютно не свойственное силе как таковой, а именно – ехидство.
«Вообще-то, в знаменитой сказке, красавицу, спящую вечным сном в хрустальном гробу, будили поцелуем» - раздалось у него в голове.
Это было настолько неожиданно, что он машинально, так же мысленно ответил:
«Да? Но это ж вроде красавец, а не красавица. Или без разницы?»