И, наконец, Леголас понял, почему слёзы катились из его глаз. Он плакал от осознания того, что не осталось ничего в этом мире, что он не сделал бы ради Трандуила. Леголас даже не знал, когда он сможет вернуться, — и вернётся ли вообще! — из того состояния, в котором он сейчас пребывал. Это было нечто большее, чем просто подчинение. Юноша чувствовал, что его Я как будто разорвали на части, и он не смог бы сопротивляться этому, даже если бы попытался.
Я увижу тебя, ion. Я увижу, как ты будешь распадаться на части для меня.
Леголас всегда был сыном своего отца, подданным своего Короля. Позже он позволил отцу доминировать над собой. Но сейчас он принадлежал своему Хозяину, и это разрывало его сознание.
И потому Леголас продолжал плакать даже тогда, когда почувствовал, как кончает Трандуил.
— Хозяин, — прошептал Леголас, когда мужчина сполз с него, едва понимая, что он сказал это вслух. Трандуил просунул кончики пальцев под ошейник и нежно потянул на себя.
— Да, сын мой. Ты здесь, meleth. Я держу тебя. Всё хорошо, — промурлыкал Трандуил и осторожно обнял сына, зарывшись носом в его шею, нежно и заботливо, без тени вожделения. Тёплые и сильные руки скользили по телу сына, помогая мальчишке обрести себя — соединить его fëa с его hröa. — Ты дал мне всё, о чём я просил. Всё, на что я надеялся. Я знал, что в тебе это есть… Я знал, что ты достаточно сильный, чтобы быть таким, если захочешь. А теперь стань принцем Эрин Гален, Леголас.
— Леголас! — Трандуил просто звал его по имени, снова и снова. Как будто называя сына по имени, он произносил какое-то заклинание, которое должно было вернуть Леголаса в реальный мир. — Мой сын. Мой наследник.
Но, как ни странно, это сработало. Леголас снова почувствовал себя цельным существом, — из плоти и крови, — а не частью Трандуила, хоть он и был связан с отцом узами крови, любви, желания, а ещё кожей тончайшей выделки, металлом цепи и поводком, который тот по-прежнему сжимал в руке.
А потом они уснули…
Посреди ночи Леголас пару раз просыпался и прикасался к ошейнику на своей шее со смешанным чувством восторга и удовольствия.
Когда наступило утро, отец не разбудил сына привычным способом — Трандуил не трахал его! Леголас так привык к этому ритуалу, что почувствовал себя чуть ли не обманутым.
Отец был непривычно тих и задумчив. Заметив, что Леголас проснулся, он заговорил.
— Я должен признаться тебе в том, что сделал, пока ты был прикован к кровати, ion nín, — Трандуил замолчал на мгновение, но затем неохотно продолжил. — То, что ты сказал в тронном зале, заставило меня задуматься, но я не стыжусь того, что сделал!
— Что ты сделал? — нахмурившись, спросил Леголас, гадая, что же натворил его ada. Очевидно, это было как-то связано с браконьерами.
Какое-то время Трандуил хранил молчание, но потом всё же рассказал сыну о том, что он сделал, а Леголас слушал его, не перебивая…
У Короля Эльфов было не так уж много тюремных камер, ввиду того, что необходимость в них возникала крайне редко. Иногда в какую-нибудь темницу бросали орка, чтобы допросить, но это случалось не часто. Честно говоря, в них не было такой уж острой необходимости, но Трандуил был Королём как-никак, и это был его дворец, а, стало быть, в нём должна была быть тюрьма.
Сейчас все камеры были заполнены, что не случалось с незапамятных времён. Король медленно скользил мимо них в сопровождении личной стражи, презрительно всматриваясь в лица заключённых. Здесь были браконьеры, а также люди из Гондора, с которыми те вели торговлю. Трандуил был доволен — Леголас поступил мудро, захватив в плен сразу обе группы.
Когда Король остановился возле одной из камер, из-за решётки высунулась грязная рука, и один из заключённых стал умолять его о помиловании. Трандуил пренебрежительно отшатнулся, прежде чем рука человека смогла коснуться его мантии. Для древнего эльфа люди немногим отличались от паразитов.
В последней камере содержался лишь один заключённый: человек по имени Эдвин. Человек, которого он и Леголас видели во сне. Именно он был тем лучником, чья стрела ранила Леголаса и вынудила Трандуила так долго ждать возможности снова обладать его бесценным сокровищем. Учитывая переполненность тюрьмы, это была слишком уж просторная камера для одного заключенного, но Трандуилу требовалось значительное пространство для осуществления задуманного — он не желал приближаться к этому мерзкому человеку ближе, чем того требовала необходимость. Жестом отдав страже приказ открыть камеру, Трандуил брезгливо склонил голову, входя внутрь, и встал рядом с кучей соломы, служившей человеку постелью. Мертвенно-бледный Эдвин сидел, прислонившись спиной к дальней стене темницы, и внимательно наблюдал за Королём. Мужчина пытался держаться прямо, вот только тело выдавало его страх: его руки дрожали, и он то и дело нервно облизывал губы.
Мужчина был не так высок, как другие Нуменорцы. По всей видимости, его предки смешали свою кровь с кем-то из людей более низкого происхождения. Трандуил пристально изучал человека, не говоря ни слова, пока тот в отчаянии не отвёл взгляд. Древний воин мог бы сбить с него эту напускную храбрость, просто храня молчание, но он не собирался тратить на человека больше времени, чем должно. Его сын был ранен, и он хотел быть рядом, когда тот проснётся.
— Мне нужно твоё письменное признание и подпись, если ты, конечно, умеешь писать. Я намерен предъявить его твоему господину и потребую от него компенсацию за понесённые мной убытки. Ты умудрился подорвать отношения между моим королевством и вашими землями, которые твой господин так долго выстраивал, браконьер, — прошипел Трандуил, сверкая глазами, и небрежно махнул страже рукой. — Оставьте нас. Я хочу побеседовать с человеком наедине о том, почему он пытался убить моего сына.
Трандуил терпеливо ждал пока человек скажет что-нибудь, скривив губы в презрительной усмешке.
— Я у-у-умею писать, Ваше Величество! — заикаясь, тихо ответил Эдвин, низко склонив голову и не осмеливаясь поднять взгляд на Короля. Трандуил фыркнул и тут же пожалел об этом — в камере воняло страхом и мочой.
— Назови мне хоть одну причину, почему я не должен тебя убивать? — с отвращением спросил Король. В замкнутом пространстве испуганный вздох, сорвавшийся с губ человека, прозвучал так громко, что Трандуил рассмеялся. Наконец, человек осмелился посмотреть вверх.
— Я не хотел никому причинить зла, — пролепетал он. — Меньше всего на свете я хотел причинить вред принцу!
— Это не причина, — заметил Трандуил. — Я посоветовал бы тебе лучше выбирать слова. Следующие слова, которые вылетят из твоего рта, могут решить твою судьбу.
— Умоляю, — неожиданно подал голос человек. — У меня есть дети!
— Какая жалость. Значит уже слишком поздно кастрировать тебя, чтобы ты не мог размножаться, — скривился Трандуил и положил руку на рукоять меча. — Ты в моих владениях, в моём дворце, в моей тюрьме. Твоя жизнь, браконьер, не стоит и ломаного гроша. Разменная монета, не более. Я мог бы выторговать её за акр деревьев, и все тут же позабыли бы о твоём существовании. Убей я тебя, никто и не узнает, что с тобой сталось, человек из Гондора.
Король занёс меч над головой человека. Металл запел, покидая ножны, а человек упал на колени, заливаясь слезами.
— Прошу вас! Эльфы ведь не жестоки. Вы не сделаете этого, — голос Эдвина звучал весьма неуверенно. По всей видимости, он уже не был так уверен в этом. Трандуил занёс меч над его шеей, сосредоточенно рассматривая острие меча. Меч был прекрасен: отполирован и заточен так остро, что разрубил бы пополам шёлковый платок, упавший на его лезвие.
— Я не Нолдо, — расплылся в язвительной усмешке Король. Нолдор были у людей из Гондора в почёте, хотя, по мнению Трандуила, среди эльфийских племён они были самыми жестокими. — Я Король лесных эльфов. Дипломатия, в которую ты так свято веришь, лучник, у моего народа не в чести.
Человек зарыдал. Иначе и быть не могло. Он не был ни воином, ни дворянином. Он был всего лишь слабым и ничтожным падальщиком.
