Нелепая идея. Но ведь никто, похоже, не хотел смерти Лейбзона. И почему, назначив срок – неделю, убили его… то есть, не его, а Бердника… убили все-таки на девятый день, причем именно тогда, когда двойник уже занял место оригинала? Зачем ждали? Чтобы попугать перед смертью?

Беркович долго сидел, глядя на экран компьютера, и складывал по-новому элементы мозаики. Придя к определенному решению, старший сержант связался с полицейским участком Арада, где жил Бердник, и долго говорил с неким майором Нахмани. Попросил оформить сведения официально и положил трубку. Информация, которую он ждал, поступила по электронной почте в восемь вечера, и только тогда Беркович вспомнил, что за весь день ни разу не позвонил Наташе. Набрав номер, он сказал:

– Наташенька, ты помнишь, я тебе рассказывал вчера историю с двойниками? Так там все правильно.

– Не сомневаюсь, – отозвалась Наташа. – Ты сегодня домой вернешься?

– Обязательно. И расскажу, чем дело закончилось.

– Не люблю фантастику, ты же знаешь, – сказала Наташа. – Лучше скажи, разогревать ужин или подождать?

– Разогревай! И фантастика, между прочим, ни при чем.

– Хитрая комбинация, – увлеченно говорил Беркович полчаса спустя, сидя на кухне и глядя, как Наташа вынимает из духовки курицу-гриль. – Представь: два похожих человека – Бердник и Лейбзон. Убить хотят Бердника, но так, чтобы никто не подумал, что именно его нужно отправить на тот свет. Что они делают? Забрасывают угрожающими письмами Лейбзона, зная, что он с Бердинком знаком и непременно подумает о нем как о возможной подставке. Лейбзон попадается на крючок – ему действительно есть кого опасаться, так он, по крайней мере считает. Договаривается с Бердником за довольно крупную сумму и улетает в Вену, надеясь, что все обойдется. А Бердника тут же убивают, якобы спутав его с Лейбзоном.

– Ничего не поняла, – заявила Наташа. – Почему «якобы»?

– Да потому, что убить хотели именно Бердника, его и убили, а полицию заставили разрабатывать версию, будто Бердника убили по ошибке, а на самом деле хотели убить Лейбзона! Мы и искали тех, кто мог бы покушаться на Лейбзона. И искали бы до посинения, если бы не мое подсознание, вспомнившее этот американский роман… Когда я понял ошибку и начал искать врагов не у Лейбзона, а у Бердника, тут-то все и стало ясно.

– Тебе – может быть, – сказала Наташа, – но не мне.

– Неважно, – махнул рукой Беркович и отрезал себе куриную ножку. – Бердник уже здесь, в Израиле, связался с криминальными элементами. Торговля наркотиками. Заработать, понимаешь, хотел, не прилагая усилий. Потом испугался, решил завязать. Но это не та компания, от которой легко отделаться. Да и знал уже Бердник слишком много. Как, впрочем, и они о нем – в частности, о существовании похожего на Бердника человека. Внешность у обоих действительно примечательная… Вот они и придумали, как Бердника убрать, но чтобы никто не понял, что убрали именно его.

– Должно быть, я сегодня тупая, – вздохнула Наташа. – Того убрали или не того? Ты извини, Боря, я себя что-то плохо чувствую, пойду лягу. Только не рассказывай мне на ночь фантастических рассказов, хорошо? Вчера мне плохой сон приснился – будто у нас родилась двойня, и оба инопланетяне, только один с Марса, а другой с Юпитера.

– Глупости, – возразил Беркович. – Какая двойня? У нас будет сын, и тебе это известно лучше, чем мне!

С утра Наташа чувствовала себя плохо, и по дороге на работу Беркович отвез жену в поликлинику, а потом каждые полчаса звонил жене на сотовый телефон, чтобы узнать, как дела. Телефон был отключен, старший сержант нервничал, и только около полудня Наташа наконец отозвалась:

– Да все в порядке, – сказала она усталым голосом. – Я уже дома, не беспокойся. А у тебя что нового?

– Ничего особенного, – бодро сказал Беркович. – Все как обычно.

Он, конечно, лукавил. С утра все шло не так, как всегда. Начать с того, что комиссар Бендецкий отменил ежедневное совещание, потому что с виллы миллионера Гиндеса поступило сообщение о внезапной смерти старого Абрама, главы рода. Казалось бы, что странного? Человеку недавно исполнилось семьдесят семь, болезней у него был целый букет, но врач «скорой помощи» заподозрил, а полицейский эксперт подтвердил, что старику помогли отправиться в мир иной. На тумбочке, стоявшей возле кровати, была обнаружена рюмка с лекарством против болезни печени, а рядом лежала коробочка с порошком – это было снотворное, которое Абрам обычно принимал на ночь. Осмотр показал: в рюмке содержался сильнодействующий растительный яд, не имевший вкуса, но обладавший специфическим запахом. Старик запаха не чувствовал, поскольку с обонянием у него уже давно были проблемы, и выпил достаточно яда, чтобы отправиться на тот свет – во сне, естественно, поскольку он принял и снотворное.

Когда Беркович приехал на виллу, патрульный Соломон уже успел выяснить, что убийцей мог быть только кто-нибудь из ближайших родственников Арона Гиндеса: либо сын Алекс, либо Ринат, жена Алекса, либо, наконец, сестра Алекса Наоми, разведенная и бездетная женщина, долгое время жившая с отцом. В ту ночь на вилле были – кроме самого Абрама, естественно, – только эти три человека, и подозревать кого-то из них в убийстве старика было, на взгляд Берковича, колоссальной глупостью.

Сейчас все они молча сидели в салоне второго этажа, выглядели изможденными и подавленными. Беркович представился и пробежал взглядом текст протокола, составленного сержантом Соломоном. Алекс Гиндес, 52 года, вице-директор рекламной компании «Руфус», постоянно проживает в Герцлии, отца посещал ежедневно, советовался по проблемам бизнеса, нынешнюю ночь провел на вилле. Ринат Гиндес, жена Алекса, 43 года, не работает. Ночевала с мужем в спальне на первом этаже. Наоми Гиндес, 46 лет, незамужняя, проживала с отцом и выполняла секретарские функции. Именно она приносила отцу на ночь лекарства, так же поступила и вчера. Утверждает, что, как обычно, накапала в рюмку лекарство от печени и залила водой из чайника. Никакого запаха не было.

Из задумчивости Берковича вывел ввалившийся в салон адвокат семьи Гиндес Гирш Арбель. Это был мужчина пятидесяти лет, больше похожий на пивной бочонок.

– Старший сержант! – воскликнул Арбель, опуская на стол тяжелый кейс. – Рад вас видеть, вы мне очень симпатичны. Но неужели вы, молодой человек, подозреваете бедную Наоми, поскольку она обычно приносила Абраму лекарство?

– Не обязательно, – вздохнул Беркович. – Яд могли подсыпать и после того, как Наоми Гиндес вышла из комнаты отца. Мы ведь не знаем, заходил ли к нему кто-нибудь после этого.

– Я заходил, – подал голос Алекс. – Пожелал отцу спокойной ночи и вышел.

– Я тоже заходила, – тихо произнесла Ринат. – Не знаю, была ли я у свекра до мужа или после… Мы минут пять поговорили о внуках, и я ушла. Это было примерно в половине одиннадцатого.

– Значит, до меня, – быстро сказал Алекс. – Я заходил к отцу в одиннадцать – как раз пробили часы на стене.

– Да какая разница кто когда заходил, – с досадой сказал адвокат. – Все члены семьи были заинтересованы в том, чтобы Абрам прожил до ста двадцати!

– Я как раз хотел спросить, – Беркович повернулся к адвокату. – У покойного было завещание?

– Конечно! Завещание и две доверенности на имя Алекса и Наоми. В завещании сказано, что после смерти Абрама все его состояние должны быть потрачено на создание фондов для развития израильской культуры. С другой стороны, в обеих доверенностях Абрам передавал сыну и дочери право пользоваться до его смерти всеми его счетами при условии правильного ведения дел всех предприятий.

– Но позвольте, – удивился Беркович, – получается, что и для Алекса, и для Наоми смерть отца – просто катастрофа!

– Именно так, – сухо сказал Арбель. – Надеюсь, вы понимаете теперь, что подозревать в убийстве можно кого угодно, только не их?

– Я буду вести допросы в вашем присутствии, господин Арбель, – сказал Беркович. – И прошу вас, не советуйте клиентам молчать – это ведь не в их интересах.