- Где я был? Здесь, естественно, по месту службы. Приказ, подписанный вашей, между прочим, покойницей со сменными головами, - генерал мрачно взглянул на собеседника исподлобья, - ушел на север с гонцом. А поскольку король – ну или принцесса, в нашем случае – имеет право влиять на ход боевых действий, а приказу, который по сути развязывает руки, грех не обрадоваться, это стадо во главе с командирами рвануло исполнять. Просто судом они, конечно, не отделаются, я позабочусь, но дело-то сделано, Меремах, от этого никуда не денешься. И да, раз уж зашел разговор, - он поднялся, не переставая прожигать адмирала мрачным взглядом, - откуда лично вы взяли, что принцесса Лангвидэр жива?

Адмирал тяжело вздохнул и устало отвернулся к окну. Откуда взял – не столь важно… но вот почему он, старый солдат, так легко поверил? Так хотел спасти страну от раздела, что согласился на любую байку, лишь бы увидеть на троне кого-то из прежней династии. Наивно, глупо… словно утопающий, ухватился за то, что принцессу никто толком не мог узнать, а сам он стоял слишком далеко. Не ее голову держали за волосы над толпой. Пусть она правит. Марионетка в чужих руках, женщина, которая ненавидит эту землю. Что греха таить, они сами рассчитывали сохранить влияние на принцессу Лангвидэр. У них получилось всё, чего они добивались, за исключением невозможности совмещать службу и политику. И еще одной маленькой, но очень важной детали. Принцесса – мертвая.

Меремах не видел ее целый год. Стоя перед ним в дворцовом саду, эта женщина приподняла с шеи голову – и, пошатываясь, смеялась безумным, обреченным смехом. Живая, она ненавидела эту землю. Мертвая – потащит ее за собой.

***

- То есть тебе, значит, можно платье, а мне штору нельзя? – скорбно раздалось из-под серебристых переливов ткани на полу. Дороти лишь вздохнула и попыталась поднять штору, дабы высвободить завернувшуюся в многослойный кокон птицу, но та вцепилась в импровизированный наряд, больше напоминавший убежище, и покидать его не желала. – Немедленно зови сюда портных, или я рассержусь!

- Биллина, но ведь ты не гусеница, ты курица! Вылезай, говорю тебе, это невежливо! – девочка продолжала тянуть штору на себя. – Мы идем на бал.

- Ты идешь на бал в новом платье, а Биллина – так щеголяй как есть деревенщиной?! – взвыл кокон и возбужденно запрыгал по комнате, сшибая стулья. – Значит, я не пойду и буду сидеть здесь одна в углу и скорбеть! И пусть вам будет стыдно, что бросили бедную птицу одну, сиротинушку-у… Никто-то не пожалеет, не посочувствует!.. – кокон с размаху влепился в мягкий пуф перед зеркалом и на несколько секунд затих, давая Дороти возможность вставить ответную реплику.

- Но с каких пор тебя волнует то, как ты выглядишь? – удивилась девочка: она и впрямь ничего подобного за Биллиной раньше не замечала. Из кокона донеслось какое-то куриное проклятие. Звук открывающейся двери прервал их затянувшуюся перебранку. Дороти обернулась, курица в шторе постаралась скрыться за пуфом.

- Дороти, милая, ты готова? – на пороге стояла Орин. В ее прическе пламенели розы, резко контрастируя с довольно скромным, простого покроя белым платьем. Дочь королевского советника могла себе позволить одеваться так, как хочется лично ей, да и о современной придворной моде имела представление весьма приблизительное. – Ой, а это что? – Орин заметила скомканную на полу штору, которая явно пыталась куда-то отползти.

- Это… простите… - Дороти покраснела. Находясь в гостях, крайне неприлично сдергивать с окон шторы и уж особенно в них заворачиваться. Самой девочке это и в голову бы не пришло, но курица, заметив, что Дороти собирается на бал, неожиданно потребовала себе отдельный наряд. Орин еще утром пригласила в дом портного, приказав сшить для ее маленькой гостьи подобающее случаю платье. Курица, сидевшая весь день тише воды ниже травы, к вечеру опомнилась.

Наряд Дороти, вызвавший праведный гнев Биллины, состоял из светло-голубого пышного платья и пары хорошеньких туфелек того же оттенка. Краснея от смущения, девочка наконец согласилась сменить выцветшую фермерскую одежду, в которой на балу в эвийской столице смотрелась бы крайне странно. Переодевшись, первое время Дороти чувствовала себя непривычно и странно и боялась даже сесть на стул, чтобы не помять многочисленные оборки. Однако, когда курица закатила истерику и принялась, вереща на весь этаж, требовать наряд и себе, проблемы с платьем отошли на второй план – Дороти постепенно привыкала. В зеркале она казалась себе очаровательной, совсем другой и какой-то взрослой, будто бы и не она – фермерская девчушка в стоптанных башмаках. Если бы не курица, Дороти ни за что не отказала бы себе в удовольствии вдоволь полюбоваться на свое отражение. Но нужно было оттаскивать Биллину от шторы, убеждать ее, что из этого ей никто и ничего шить не будет, а если она не прекратит – попадет вместо бала в суп, потом выпутывать ее из всё той же шторы и слушать возмущение неблагодарной птицы.

- Это что, твоя курица? – догадалась Орин и шагнула ближе, рассматривая сверток на полу. – Я вынуждена вас огорчить, уважаемая, но в моей шторе вы никуда не поедете. Ваши крики слышал весь дом, ко мне зашел наш повар с вопросом «не нужно ли успокоить птичку к ужину», заметьте, я ответила, что мы поужинаем во дворце. Но на вашем месте я бы имела в виду.

Биллина что-то обреченно пробормотала, поплотнее кутаясь в штору. Дороти уловила обрывок фразы про бабушку, которая работала в гриле. Вопли, однако, стихли, и курица молча начала выпутываться. Орин наблюдала за возней на полу, скрестив руки на груди и едва заметно улыбаясь.

- Я прошу прощения… - вновь робко начала Дороти. – Я всё уберу. Видите ли, Биллина тоже выросла на ферме, как и я… она не знает, что нельзя заворачиваться в шторы.

- Если бы она делала это молча, я бы и слова не сказала, - усмехнулась женщина. – Но когда кто-то голосит на весь дом, у меня портится настроение. Вы, уважаемая курица, предпочтете остаться или поедете с нами?

Биллина наконец выбралась. Выглядела она взъерошенной и смертельно оскорбленной, но тем не менее пристыженно притихла. Дороти и не знала, что этой птице, этому средоточию вселенской скорби, может быть стыдно.

- Ну немного погорячилась, - развела крыльями курица. – Так что ж мне теперь, пар выпустить нельзя? Да и вы, мадам, тоже хороши, это же просто обидно, когда о тебе забывают! Дитя, значит, в новом платье красоваться будет, а ее, можно сказать, спасительница в долгом и трудном путешествии через океан – выглядеть там перед вашей принцессой деревенской курицей?

- Вообще я не планировала лично вас представлять принцессе, - видимо, Орин решила сегодня окончательно ее добить. – То есть «Ваше высочество, это Дороти Гейл из Канзаса» я могу себе представить, но вот «а это курица из Колорадо» - как-то не очень. Хотя настроение у всех поднимется, не спорю.

- Да за что ж бедной птице такое пренебрежение… - закрывшись крылом, Биллина всхлипнула. – Ну разве виновата я, что курицей уродилась? Вот дедуля мой, светлая ему память, уж так хотел орлом быть, летать учился, лучше всех на ферме летал, на крышу сарая взобраться мог… а судьбу-то, как ни крути, не изменишь, так петухом и помер.

Женщина помолчала, наматывая на палец длинную жемчужную нить, украшавшую шею.

- Биллина, не переживай. Когда я была в стране Оз, в важных ситуациях я брала Тото на руки, и мы были как бы вместе. Мы даже к Глинде так пришли, а Глинда – великая волшебница, одна из самых сильных на материке. Я могу и тебя так держать, - великодушно предложила Дороти. Уж если прекрасная Глинда с пониманием отнеслась к собачке, то вряд ли эвийская принцесса будет против присутствия во дворце говорящей курицы.

- Меня?! Как собаку?! – возопила Биллина и уже собиралась выложить всё, что она думает по поводу сравнения мудрейшей курицы из Колорадо с каким-то безродным псом, но, наткнувшись на смеющийся взгляд Орин, передумала. – Было бы неплохо, - смиренно согласилась курица.

Орин кивнула и, предупредив, что колесница подана, вышла. Дороти смерила птицу укоризненным взглядом.