Королеве девятнадцать, и она счастлива. То, что мысли о богатстве Гуги Гу были голосом разума, а вовсе не предательством возлюбленного Пона, Глория поймет лишь через несколько лет, когда нужда хоть немного ослабит свои тиски. Когда детям можно будет нанять учителей, когда сама она станет появляться на балах в новых роскошных платьях. Джинксланд выбирался из бедности усилиями королевы, обладавшей удивительным чутьем в подборе чиновников. Иногда, посмеиваясь над собой, Глория думала, что экономность, в какой-то мере скупость – лишь плата за упущенный шанс прибрать к рукам сокровища Гуги Гу. Она была влюблена – и она платила.
Его величество Пон, взошедший на трон вместе с Глорией, не имел и трети ее силы духа. Иногда королеве казалось, что царственный супруг так до конца и не повзрослел, застряв где-то в юных годах. Она выслушивала доклады о восстановлении хозяйства в стране, принимала решения, карала и миловала – король продолжал бродить по лугам, писать стихи и предаваться сумбурным размышлениям. Глория скрывала за праведным негодованием банальную зависть. Ей двадцать два, она ждет первенца и ни дня не может расслабиться – стране нужна сильная рука, и что поделаешь, если это рука королевы, а не короля. Она ведь любила этого мечтательного мальчишку, не раз утирала ему слёзы и подсказывала верный путь, настолько привыкла, что муж и жена вопреки традициям поменялись ролями, что вскоре и вовсе перестала обращать на это внимание.
«Наша славная Глория… Глория, Глория…»
Она выстукивает этот марш на собственном колене. Его величество Пон носит корону лишь номинально. Глория по-прежнему тиха и любезна, вот только за любезностью теперь отчетливо чувствуется готовность перегрызть горло любому, кто осмелится забрать ее абсолютную власть в Джинксланде. И лучше быть единоличной владычицей маленького клочка земли, чем петь дифирамбы Озме, глупой девчонке, возвышение которой на троне Оз казалось сущим бредом. Озме помогает Глинда. Глория тяжело вздыхает: ей в свое время не помог никто, ее короновали и оставили одну. А ведь она была не намного старше.
Его величество Пон больше не вмешивается в ее дела. Он так и остался впечатлительным подростком, помощником садовника, которому она сама надела на голову королевский венец. Подданные идут со своими просьбами к Глории. С ней, с матерью, советуются учителя ее сына и дочери. Она в курсе всех дел Джинксланда, в ее честь исполняют марш на открытии балов во дворце. «Наша славная Глория» вьется волнами за ее спиной. Королеве двадцать семь.
Говорят, где-то далеко, за Мертвой пустыней есть страна Эв. Джинксландской королеве безразличен внешний мир, каждый день она благодарит великого Торна за то, что воздвиг вокруг Джинксланда барьеры из гор и песков. Никто не покидает заповедный край. Тем больше разгорается ее любопытство при виде выбитых золотом вензелей короля Эволдо. Король приглашает правящую семью Джинксланда нанести визит в эвийскую столицу. Зачем? Глория непонимающе хмурится: у Джинксланда не было никаких контактов с внешним миром. Она не видит смысла покидать вдоль и поперек изученный клочок земли, боится себе признаться, но ее пугает внешний мир.
Король Пон, бесполезный для государства, уже давно потерявший значимость для собственной жены, ищет утешения в вине. Глория вновь видит его растерянным ребенком, хочет привычно, по-детски погладить волнистые волосы мужа – у нее не один сын, у нее их два. И только у одного из них до сих пор всё впереди. Вино и женщины, король ищет мечтательных податливых красавиц, рядом с которыми выглядит героем. Глория смеется над остатками былой любви и по ночам уединяется в спальне с очередным государственным проектом. Она в этой стране и король, и королева. «Наша славная Глория». Королева знает, что была слепа, что, поддавшись пламени юношеских чувств, потеряла и их, и шанс пустить сокровищницу Гуги Гу на благо Джинксланда. Что у нее, по сути, осталось? Глории двадцать девять.
Глории двадцать девять, десять лет на троне. Уходящая молодость взлетает за ее спиной погребальным костром, лукаво искрится в глазах детей. На что ты потратила десять лет своей жизни? На сопляка-мужа, на страну, которая только на тебе и держится, на судорожное желание сберечь лишний золотой. Ее короновали и забыли, разоренный двумя предыдущими королями край музыки и благоденствия стал ее клеткой. Возможно, именно это толкает Глорию к золоченому свитку гербовой бумаги, она пробегает пальцами выпуклые узоры и знает, что примет это странное приглашение. Молодость дает право быть безрассудной. Иногда Глории хочется стать, как Глинда, бессмертной, подчинить неведомую магию материка, передать ее в наследство своим детям. Однако ее удел – Джинксланд, и лучше клочок независимой земли, чем унизительное положение одного из вассальных регионов Оз. «Глория, Глория!..» Каждый раз под звуки этого марша она стремительно мчится назад, в свои девятнадцать лет, где она влюблена и счастлива, где еще не знает, что будет ждать ее впереди, - Глория думает, что в тех пяти минутах оркестра осталась ее душа.
Возможно, именно поэтому она примет приглашение. Чтобы вновь, как в первый раз, входя в бальный зал, слышать гимн своей страны, приветливо кивать придворным, наслаждаться атмосферой праздника. Только город – не ее Джинксланд. Душная, пьяная запахом магнолий Эвна, где шелест цветов сливается с шелестом кружев, и невозможно представить этот город иным. Глории хочется смеяться, кружась вслед за лепестками. Они повсюду: падают с ветвей, путаются в волосах, океан, отравленный сладким белым ядом, прибивает их к берегу. Дорожка к трону короля, ослепительно белая, кажется выложенной лепестками магнолий. А она, Ее величество Глория, снова молода, снова полна сил. С улыбкой встречает испытующие взгляды эвийских министров. Знать везде одинакова, они готовы, не переставая любезно улыбаться, проглотить ее с потрохами.
А потом, когда десятки незнакомых имен сливаются в монотонное бормотание, в толпе придворных мелькают неподвижные, словно высеченные из камня лица с хорошо знакомым разрезом глаз – и у Глории обрывается что-то в груди. Джинксландцы. Здесь, в чужой стране, ее соотечественники, которых она видит впервые – а она знает в лицо каждого знатного жителя своего маленького королевства. Неожиданность настолько сильна, что женщина застывает изваянием – лишь замечает в их коротких бородах тонкие золотые нити. Чужестранцы на службе королевства Эв.
Глория не спрашивает их историю, верит, что из заповедной долины никто не уходит. Им удалось покинуть Джинксланд, и она не хочет знать, каким образом у них это вышло. Лучше держать под контролем все тайны маленького клочка земли, чем пытаться вмешаться в ход событий внешнего мира. Внешний мир пугает Глорию. Она просто сядет на дракона, впервые в жизни сделает что-то, не думая. Полуживая от усталости, через несколько часов вцепится затекшими пальцами в тонкую витую решетку, не в силах оторвать взгляда от клубов розового дыма, поднимающихся откуда-то с запада. Диковинный дым будет течь по тротуарам, зыбкими щупальцами оплетать деревья, воспаленное воображение нарисует Глории тихое шипение туманных змей. Древняя, чужая магия, не эвийская и не джинксландская, сдерживаемая в глубоком расколе сила. И королеве кажется, что она летела сюда лишь затем, чтобы увидеть этот город, жила лишь затем, чтобы однажды раствориться в розовом дыму. Город тянет к ней свои плети, и тонкая решетка будет сдерживать их – Глории кажется, что розовый дым поет ей колыбельную. Она больше не различает сон и явь, осыпающиеся камни на краю ущелья сменяются полупустыней предгорий, сверкающие купола тонут в зыбком мареве.
- Где я нахожусь?
- Сентаба. Ущелье Рох.
Глория кивает, широко распахивая глаза. Туман бесследно исчез, словно и не было его вовсе. Мысли путаются в бешеном хороводе: что она делает в городе, название которого слышит впервые в жизни, что толкнуло ее на этот бессмысленный полет над страной, пугавшей своими просторами… Безрассудство молодости – а ведь она уже не молода, она правит Джинксландом десять лет, и эти годы забрали у нее ее беспечность. Глории хочется взлететь над бездной, раскинув руки. Она впервые видит Корону Мира, раскрошившиеся древние пики, видит отвесные склоны ущелья Рох и даже не пытается понять, какие силы впустили ее в отражение ее собственного королевства.
