Эвьен миновала спальню и открыла дверь в будуар. Первым, что моментально бросилось в глаза, были бесчисленные зеркала. Зеркальные стены и потолок, огромный трельяж перед туалетным столиком. Неужели принцесса Лангвидэр была настолько помешана на своей красоте, что разместила зеркала на любых доступных поверхностях? Эвьен пренебрежительно хмыкнула. За исключением столика, стула на гнутых ножках перед ним и пары кресел, мебели в комнате больше не было. Эвьен с некоторым удивлением отметила, что не помнит, какой эта часть дворца была до Лангвидэр. Вдоль одной из стен рядами тянулись высокие ящики с дверцами. Тридцать штук. Королева пожала плечами, потянула ручку одного из них: заперто. Она попыталась открыть и другие, но все ящики оказались закрыты. Эвьен отступила на шаг, недовольно нахмурилась: как хоть что-то в этом дворце может быть заперто от неё, королевы? Однако ничего не поделаешь, если она хочет открыть ящики, ей придется вызвать мастера. Эвьен задумалась. Вряд ли принцесса хранила здесь что-то ценное – возможно, драгоценности, подаренные ещё королем Эволдо. Или какие-то мелочи, что были ей дороги. Нет особой необходимости вскрывать ящики, проще немедленно приказать вывезти их на свалку. Придя к такому выводу, Эвьен вышла из будуара и направилась к дверям. Гораздо важнее сейчас найти саму принцессу. И тогда Эвьен доходчиво объяснит ей, насколько опасно отнимать власть у законной королевы Эв. С каким наслаждением уже к вечеру Эвьен созовет во дворец надежных людей… Не было года в гномьем плену, не было незаконного правления принцессы Лангвидэр: после смерти короля Эволдо на трон взошёл его старший сын.

Ящики вывезли из дворца под вечер. Однако в связи с творящейся в Эвне неразберихой их отправили не на городскую свалку, отходы на которой сжигали в конце каждого дня, а почему-то на побережье, где с началом затеянной Оресом стройки складировали строительный мусор. Солнце ещё не скрылось за горизонтом, когда тридцать ящиков принцессы Лангвидэр заняли свое место среди опилок, досок и кирпичей. Весть о ящиках мигом разнеслась по окраинному кварталу, и посмотреть на диковину потянулись любопытные горожане. Высокие коробки из полированного дерева выгодно выделялись на фоне мусора, и в скором времени их число уменьшилось вполовину: запасливые мещане относили ящики домой, намереваясь приспособить под что-нибудь полезное. Одна беда – закрыты, но никто из новых хозяев не сомневался, что сломать нехитрые замки будет делом нескольких минут.

***

Глава Кенцаны, Кадах Алу Амеди, выехал в Эвну в смятенных чувствах. Когда несколько недель назад к нему во дворец явился человек из личной охраны Ореса Нао, привёз несколько слитков золота и просьбу не вмешиваться в дела советника на кенцанской земле, Амеди с готовностью согласился: если так пойдет и дальше, за дополнительную плату он глаза закроет и отвернется. И о том, чем всё это время занимался Орес в своем изгнании, кенцанский лидер, надо отдать ему должное, не имел ни малейшего понятия. Разве что долетали в провинцию слухи о том, что за голову Ореса Нао королева объявила неслыханную награду. Но в реальность этих слухов Кадах Алу не очень верил: все главы регионов прекрасно знали, что в королевской казне гуляет ветер.

Однако уже перед самым отъездом столицу, где намечался очередной виток борьбы за трон, во дворец Кадаха Алу явился ещё один посланец. Этот привез искреннюю благодарность Ореса за приют на кенцанской земле, заверения в вечной дружбе и практически явное предложение к сотрудничеству, подкрепленное к тому же ещё полудюжиной крупных слитков. Приятная тяжесть блестящих жёлтых брусков положила конец любым возможным сомнениям: золота в регионах никогда не бывает много. Если Орес платежеспособен, грех желать лучшего союзника.

Правда, посвятить Кадаха Алу в свои планы Орес почему-то забыл. Однако золото дожидалось своего нового владельца во дворце, никаких спешных действий от главы Кенцаны не требовалось, впереди вырисовывалась Эвна, последний, беспомощный оплот королевской власти. Кадах Алу Амеди ехал в столицу бороться за престол.

Орес поехал бы и сам, но новости последних дней не радовали. Королева Эвьен решительно отказалась от любезного предложения о браке сына с Орин, перекрывая и советнику, и его дочери путь к эвийскому трону. Орин, едва узнав об этом, пришла в ярость. Орес, пусть и старался не показывать досады, был уверен, что, попадись ему в пределах досягаемости Эвьен, он задушит её собственными руками. Но Эвьен оставалась в Эвне – более того, объявила советника покойного короля государственным преступником и пообещала повесить.

Нет никаких сомнений, в Кенцане Её величество их не достанет. Но её отказ женить юного короля на богатейшей наследнице Эвны тянул за собой воз непредвиденных проблем. И пусть Орес привык просчитывать все возможные неприятности, но такого развития событий он надеялся избежать. Потому что Эвардо был вариантом беспроигрышным, а Орин едва ли не в рождения принца считалась его невестой. Пару дней, погруженный в раздумья, Орес не впускал к себе даже дочь. На третий день, никого ни о чём не предупреждая, вызвал в Кенцану Ксефалая.

Орин, мучимая типично женским любопытством, подслушивала под дверью. Тем сложнее ей, когда её наконец позвали, было сделать вид, что она просто шла мимо. Ксефалай к тому времени уже уехал. Советник в одиночестве стоял на балконе, Орин неслышно возникла за его спиной – поборов озорное желание прижаться, закрыть ему ладонями глаза, просто подошла.

- Нас не пустят обратно в Эвну, Орин, - вместо приветствия буднично заметил советник. – А королева отказывается от нашей с вами идеи выдать вас за принца Эвардо.

- За короля Эвардо, - мягко поправила Орин.

- Да ну какой он король, забудьте… по этому поводу, кстати, у меня есть одно предположение, если Амеди его подтвердит, это будет интересно. Но сейчас не об этом. У нас с вами, Орин, есть то, чего нет у Эвьен, - золото. А значит, мы имеем преимущество в выборе союзников.

- Союзников для чего? – поинтересовалась наследница. Она всё ещё не могла простить Эвьен нежелание допустить её, Орин, к королевскому трону.

- Для раздела страны Эв.

Повисло молчание. Он произнес это настолько обыденно, что женщина опешила. Что-то подобное уже было год назад: они упустили одну провинцию и едва не потеряли ещё три. Но тогда именно Орес руководил подавлением восстания в Гаялете и Вей-Вамаре. А теперь он предлагает повторить уже отыгранный сценарий? Орин растерянно заморгала.

- Что вы имеете в виду?

- Подумайте, Орин. Через законного короля мы действовать не можем. Ни вы – стать королевой, ни я – вернуться в город. Значит, на Эвардо мы больше не рассчитываем. Если не король, то кто?

- Главы регионов? – неуверенно предположила наследница. Орес кивнул.

- Да. И в этом случае то, что они никогда не могут договориться, сыграет нам на руку. Если мы сумеем собрать хотя бы троих вокруг себя, мы получим силу куда большую, чем та, которой может распоряжаться Эвьен. Мы получим королевство в границах Эв.

- У королевства должен быть король, - тихо напомнила женщина.

- У нас будет король. Кто именно – пока не знаю, но будет точно. И тогда вы станете королевой.

- Вы не думаете, что к тому моменту я уже буду старухой? – Орин криво усмехнулась. Орес пожал плечами: об этом он не подумал. Да и не был возраст дочери так уж важен. У них есть золото, посредством которого они могут управлять наиболее вероятными союзниками. Предусмотрительность мещанина, поднявшегося на вершину власти, уже не раз выручала советника покойного короля.

***

К тому, что однажды он станет королем, юного Эвардо готовили с детства. Мальчик не однажды присутствовал на проводимых отцом заседаниях совета министров, видел, как склоняются перед королевской властью главы одиннадцати регионов. Какой бы мощью ни обладали провинции страны Эв… пока существует материк, они будут подчиняться королю. В детской, которую принц Эвардо делил с братом Эвробом, на стене висела огромная карта страны. От побережья на запад сменяли друг друга равнины, холмы и реки, на западе начинались предгорья. Округ Эвна, Анардаху, Гаялет, остров Элбоу, Кенцана, Ромьераланд, Шессава, Вей-Вамаре, Роше Ри по обоим берегам Ржавой реки, Ри Эвейят и Карсалья. Именно в таком составе в памяти мальчика запечатлелись его владения.