Орин двадцать лет. Пьяная от одних лишь мыслей, она решительно шагает в спальню отца. Мать освободила для неё эту роль. Так что при встрече (Орин не знала, жива мать ли уже покинула этот мир) наследница была уверена, что не почувствует к ней ничего.

В Эвне оставались воспоминания. Орин сколь угодно долго может безбедно жить в Эвейяте, но приезд отца будет означать потерю власти в королевстве и почти наверняка бессрочное изгнание. А если он не приедет… значит, она осталась одна. Оба варианта её пугали, ни один из них не приносил желанного облегчения. С неба безразлично мерцали звёзды. Всего лишь соседняя провинция, но ощущение потерянности, преследовавшее Орин последние сутки, превращало Шессаву будто в иной мир.

2

Утро в Эвне началось чередой событий, стремительно следовавших одно за другим. Отряды королевской полиции врывались в дома придворных. Именем принцессы Лангвидэр их без лишних разбирательств, даже не давая толком одеться, выводили под конвоем как обвиняемых в заговоре против действующей власти. Солнце ещё не поднялось над океаном, прокладывая по его глади сияющую золотую дорожку, а в Эвне уже было арестовано около полусотни самых видных представителей здешней аристократии. Беда не обминула и армейских офицеров, и к полудню эвийское войско осталось фактически без командования: те, кто занимал места арестованных, не успевали сориентироваться в творящейся суматохе. Единственное, чем мог гордиться в это утро генерал Маттаго, проезжая в зарешеченной карете через всю столицу, - он успел отдать приказ оцепить оба особняка королевского советника и доставить последнего в одну из городских башен.

Формально арестовывать Ореса Нао не было никаких причин. Подконтрольная ему принцесса никогда не осмелилась бы приказать нечто подобное, а у военного командования просто не было на это полномочий. Расчет здесь был лишь на быстроту исполнения и численное превосходство: Маттаго отправил на операцию раза в два больше людей, чем мог выставить против них Орес. Главное – добраться до него, а там… кто сможет призвать их к ответу? Принцесса не станет – она боится его, лишь пока он рядом, на расстоянии, а уж тем более из тюрьмы, влиять на неё он не сможет. Те, кто составлял при дворе его лагерь, легко перейдут на сторону победителей – здешняя знать боится ответственности, а всем приверженцам политики королевского советника грозили похожие обвинения. Что касается его дочери, то Маттаго надеялся, что к полудню женщина тоже окажется в тюрьме.

Но что-то пошло не так. Орес опередил их, отправив своих людей по городу ещё до рассвета. Как мог он один спутать планы группе союзников… поистине, у человека, дорвавшегося до безграничной власти, открывается второе дыхание. Уже находясь в камере в здании, где размещалась королевская полиция, Маттаго узнал, что Орес Нао с сотней конной охраны, буквально сметя пограничное оцепление, в два часа пополудни промчался по дороге на Анардаху. То, что в составе этого отряда ехал сам советник, генерал понял из туманных разговоров стражи: маловероятно, чтобы личная охрана Ореса Нао выдвигалась куда-либо таким составом без серьезной причины. А причиной этой мог быть либо сам советник, либо его дочь.

Его дочь они, по всей видимости, тоже упустили. Пусть и не был план очередного заговора детально проработан, да и рассчитан большей частью на удачу и на преимущество во времени, признаваться самому себе в провале было горько. Маттаго был уверен, что то же самое чувствуют сейчас все те, к кому утром являлась королевская полиция. И можно не сомневаться, что на их счет уже оставлены необходимые распоряжения. Надеяться оставалось лишь на то, что находившиеся в окрестностях Эвны войска всё же успеют отреагировать прежде, чем высших офицеров вздернут на виселицах.

Предаваться преждевременному отчаянию было генералу не свойственно. Рассматривая улицу сквозь небольшое, забранное решеткой окно, Маттаго пытался лишь понять, зачем Орес, руководивший страной из королевского дворца, внезапно сорвался в Анардаху. Это выглядело полной глупостью. Разве что он пытался таким образом бежать… Но почему туда? Провинция разрушена до руин, на её территории идут непрекращающиеся бои. Куда логичнее Эвейят, где у советника небольшой дом в предгорьях, - даже рядом с Мертвой пустыней сейчас безопаснее, чем в Анардаху.

***

Орес увидел Анардаху на рассвете. Отряд остановился у самой границы, вдоль которой тянулась пыльная дорога с покосившимися полосатыми столбиками. Такие столбики делили территории провинций по всей стране Эв. И по ту сторону границы далеко, насколько хватало глаз, тянулась бесконечная равнина Анардаху. Бесплодная земля с редкой серой травой, служившей кормом знаменитым местным овцам. Овец ещё лет двести тому назад вывели в окраинных горах, но с течением времени животные распространились по всей территории провинции. Шерсть была единственным источником дохода на этой нищей земле.

У овец Анардаху длинная шерсть.

Орес до боли в пальцах сжал верхушку приграничного столбика. У советника не могут дрожать руки. Он не вспоминает армию короля Эвахо и долгий поход по бесконечной равнине. Но руки всё же дрожат. Никто из окружавших его людей даже близко не мог представить, насколько королевский советник ненавидит эту землю. Орес глубоко вздохнул. Каменно спокойный внешне, обернулся к своему отряду. Никто из многочисленной охраны, сопровождавшей советника на север, не осмеливался задать мучивший всех вопрос: зачем, оставив зреющую новым переворотом Эвну, они сорвались в Анардаху.

До конца Орес не раскрывал свои планы никогда и ни перед кем. Именно этим он объяснял свою успешную политическую карьеру и то, что после многочисленных заговоров, в которых он принимал участие, он ещё жив. Сейчас, стоя на пыльной пограничной дороге, слушая хлопанье защитных плащей на ветру, Орес чувствовал, что лично он – и гномы с ней, с охраной! – лично он должен быть здесь. Эта земля звала его, чтобы встретиться снова.

Больше у границы не было никого. Эвийская армия уже ушла вглубь, отряды Ринкитинка сюда не приближались. Орес приказал разбить лагерь и готовиться к ночлегу. И пусть Ксефалай разбирается с Эвной, это его работа. Королевский советник имеет право отлучаться из столицы, никому не сообщая о своих намерениях. Пересекать границу и ступать на территорию Анардаху охране Ореса было категорически запрещено. Его отряд составляли великолепно подготовленные бойцы, каждый из которых по навыкам и качеству вооружения стоил троих из эвийской армии, и терять таких людей в бездонных болотах советник не собирался. Однако опыт боевых действий на этой земле подсказывал ему, что стоит ночи спуститься на бескрайнюю равнину – и из неведомых нор, словно из самих недр здешних болот, начнут появляться местные жители. Озлобленные постоянной внешней угрозой, похожие больше на скелеты, чем на живых людей, с совершенно безумными глазами и вооруженные чем попало. Именно поэтому бодрствовать в карауле было оставлено едва ли не пол-отряда, но шагали с факелами и переговаривались от силы человек пять. Вопроса о цели стремительного броска к северной границе никто так и не задал.

Готовясь к ночному нападению, Орес не ошибался. Весь остальной караул, за исключением тех пяти человек, что изображали бдительную стражу по периметру лагеря, размещался в шатрах в полнейшей тишине. Когда из-за низких туч над равниной показалась луна, бойцы заметили скользившую над землей тень крупной птицы. Ночная гостья приближалась к лагерю. Она летела абсолютно бесшумно, словно это и в самом деле была тень, видение, но никак не живое существо. Сделав несколько кругов над расположенным на эвийской территории лагерем, птица вернулась на территорию Анардаху и столь же неслышно начала удаляться.

Орес не нуждался в докладе. Ему казалось, он видит эту птицу даже сквозь плотную ткань шатра. Глухое раздражение, застучавшее в висках при её приближении – она не издавала ни единого звука, но он был уверен, что слышит свист воздуха под её крыльями – ушло, сменившись холодным спокойствием. Поймать, скрутить ей шею. Не застрелить в полёте, а держать в руках, смотреть в глаза.