– Эта коллекция так дорога тебе?

– Фактически это единственная память о моём отце, – Строгофф на секунду отвернулся и посмотрел в потолок. Юрию был знаком этот взгляд – Марго всегда делала так, когда хотела скрыть готовые пролиться слёзы. Кажется, в последний раз он видел это целую вечность назад. – Это единственная по-настоящему семейная реликвия. И я хочу её сохранить.

– Понимаю… – Юрий не кривил душой: он действительно понимал, как чувствует себя этот незнакомый ему молодой человек – он легко мог представить себя в подобной ситуации, и его реакция на такие действия матери, несомненно, была бы такой же.

– Всё началось с моего прадеда…

– Прадеда? А мне казалось, ваша семья стала собирать коллекцию фигурок не так давно…

– Это так, – кивнул Джеймс. – Но первым заговорил об одной такой фигурке мой прадед – который бежал из России… Я, к сожалению, не застал его живым, но отец часто вспоминал его рассказы…

Предчувствуя, что разговор будет долгим, Котов предложил гостю кофе. Тот согласился, и Юрий попросил Леночку принести напитки. Тишина повисла в воздухе и господствовала в кабинете до тех пор, пока секретарша – в безупречном брючном костюме и на высоких каблуках – принесла два кофе (одинаковых, заметил Котов) и вазочку с сахарным печеньем.

Котов взял кружку и залпом выпил сразу почти половину.

– Так что там с твоим прадедом? – спросил он.

Джеймс взял вторую кружку и сделал глоток.

– Его друг был скульптором и резал по кости – говорили, что у него большой талант… Он много работал, но так же много и отдыхал – был душой светского общества и с удовольствием посещал всяческие мероприятия. А однажды он пропал – больше месяца никуда не выходил из дома и никого у себя не принимал… Говорили, что он болел, но за это время он вырезал прекрасную фигурку по кости. Такую прекрасную, что мой прадед так и не смог забыть её до конца жизни.

– Что за фигурка?

– Богатый английский купец, в одежде начала семнадцатого века. Очень детальная, необычайно тонкая работа. Ювелирная. Настолько детализированная миниатюра, что, кроме подробного исполнения одежды, в ней видно скелет, кости, внутренние органы… Да ты и сам видел фото. Уверен, эта фигурка сразу привлекла твоё внимание – она не такая, как все…

– Твой прадед купил её?

– Нет. Не успел. Он очень хотел, но сразу как-то не сообразил, а потом фигурка пропала. Его приятель вдруг заявил, что ничего такого не делал и вообще не в курсе…

– Но я так понимаю, фигурка потом нашлась?

– Да… Один богатый русский коллекционер хвастался, что приобрёл величайший шедевр на свете – правда, не говорил, как и у кого приобрёл… Вскоре в России началась революция, и мой прадед вместе со своей женой уехал в Австралию. И до конца жизни жалел, что не догадался перекупить миниатюру у того коллекционера… Он пытался потом её найти, но следы затерялись…

Кофе остывал, но Котов был так увлечён, что и не вспоминал о напитке.

– Что потом? Фигурка ведь как-то оказалась у вас?

– Ну да, оказалась… но не сразу, а через много лет. Жаль, прадед порадоваться не успел. Мой дед начал собирать коллекцию всяких резных фигурок и небольших скульптур – страсть к таким вещам передалась ему от отца. Его коллекция была не так уж велика, но каждой вещью он гордился, каждой новинке радовался как ребёнок… и вот когда у него был юбилей – шестьдесят лет, отец решил подарить ему кое-что особенное. Он давно искал фигурку, которой бредил его дед – мой прадед. Писал письма частным коллекционерам, делал запросы в разные искусствоведческие музеи СССР…

– Как я понимаю, удачно?

– Ага. Но это заняло много лет. Миниатюра нашлась, когда Союз уже распался. А вместе с этой миниатюрой отец нашёл себе и жену – мою мать…

Часть этой истории Юрий уже слышал. Но в общем контексте всё выглядело ещё более интригующе.

– А как он узнал, что эта миниатюра – та самая?

Джеймс улыбнулся:

– Как я уже говорил, мой прадед запомнил её очень хорошо, она буквально врезалась в его память. Он рисовал её – много раз. В своём дневнике.

– В дневнике? А ты видел этот дневник?

– Я с детства слышал о нём – отец рассказывал, что видел рисунки своими глазами. Но мне никогда не показывал – да мне тогда и неинтересно было, если честно… Потом, после его смерти я пытался найти дневник в его бумагах, но мать уверяла меня, что его не существует… А недавно я его нашёл.

– Можешь мне показать? – попросил Юрий. – Хотелось бы взглянуть хоть одним глазком.

Строгофф кивнул:

– Я бы попросил тебя взглянуть даже двумя глазами… Просто сам я могу рассмотреть лишь рисунки, текст гораздо сложнее… язык очень трудный. Прадед писал по-русски…

– Но ты прекрасно говоришь по-русски! – воскликнул Котов и тут же спохватился. – Только говоришь, да? Не читаешь, не пишешь?

– Нет, я читаю, пишу, но… Во-первых, у прадеда был почерк… очень своеобразный. Трудно разбирать, если язык для тебя не родной… Ну и плюс всё написано ещё тем языком, дореволюционным. И я уже не всё понимаю… Даже если могу разобрать буквы, смысл многих слов мне не понятен. Мне нужна помощь… Ты мог бы…?

– Не вопрос. Давай посмотрю.

– Спасибо. С собой у меня дневника нет. Он дома, в Сиднее. Я не мог просто выкрасть его из сейфа – мать сразу заметила бы. Мне кажется, она специально прячет его от меня… Но пока она здесь, я должен вернуться в Сидней – подготовить коллекцию к вывозу. И я смогу сделать копию дневника – у поверенного отца есть ключ от сейфа, и я думаю, что смогу его уговорить… Он был верен отцу, и мне кажется, он тоже не хочет, чтобы наша семья потеряла своё достояние…

Котов допил уже порядком остывший кофе и кивнул:

– Договорились. Я помогу тебе… А долго лететь из Москвы до Сиднея?

Джеймс пожал плечами:

– Тридцать часов, с пересадкой в Гуанчжоу. Это в лучшем случае.

Юрий присвистнул:

– Тридцать часов!

– Для тебя это, может, и долго, а я привык, – улыбнулся собеседник: – Из Австралии куда бы ты ни летел – всегда будет долго.

Юрий усмехнулся в ответ:

– Когда летишь?

– Завтра-послезавтра, – сказал Строгофф. – Как только мать найдёт какую-то свою старинную подругу. Чтобы она не чувствовала себя здесь слишком одинокой. Но до выставки время ещё есть – я думаю, мы успеем.

– Да. Время у нас пока есть…

***

В понедельник в десять утра Ричард Корриган уже был в своём офисе, а его коллега из департамента по борьбе с наркотиками Дуглас Бишоп знакомил инспектора с обстоятельствами дела об убийстве в Эль-Пасо – всё было собрано в большой красной папке с кучей документов: фотографии с места преступления, показания свидетелей…

Даже на фотографиях резные фигурки выглядели потрясающе – небольшие, максимум три дюйма в высоту, невероятно хрупкие на вид, удивительно точно воспроизведенные лица – видны даже маленькие зубки, а у одного солдатика – и крохотная родинка на лице. Плюс несколько слоёв тончайшего костяного кружева, изображающего одежду конца семнадцатого века, скелеты и внутренние органы людей. Корриган присвистнул от удивления.

– Впечатляет? – тихо спросил Бишоп.

– Не то слово… Никогда не видел ничего подобного.

– Согласен. И знаешь… это кощунство, то, что я сейчас скажу, но на секунду я даже понял, ради чего были все те убийства… Хотелось бы увидеть хоть одну из этих фигурок вживую – только где ж их достать?

Корриган задумался: по роду деятельности ему часто приходилось иметь дело с коллекционерами и экспертами в области всевозможных видов искусства по всему миру. Мысленно перебирая в памяти всех, кто имел хоть какое-то отношение к резной миниатюре, Ричард быстро пришёл к выводу, что никто не сможет предоставить ему больше информации, чем оценщик ценностей парижского музея Клюни, которого он не видел уже много лет.