========== Казнь, переулок, студент ==========

Кожаная жилетка, кожаные перчатки, чёрная маска – всё это не спеша надевал на себя альфа, слыша гул неугомонной толпы. Облачившись в страшные одеяния, юноша подошёл к выходу, взял дубинку и вышел из тёмного хранилища в дневной свет. Увидев альфу, толпа оживилась ещё сильнее, немного расступившись, давая пройти, то и дело одобряюще хлопая его то по спине, то по плечам с криками: «Давай!», «Покажи ублюдку!».

Поднявшись на эшафот, альфа подошёл к деревянному кресту и несколько раз ударил по нему дубинкой, проверяя прочность. Повернувшись, он увидел, как толпа разошлась в стороны, так как по раскалённым злым солнцем камням вели за собой, заключенного в цепи, худощавого запуганного альфу стража, на которого то и дело из толпы выливались словесные помои, ошибочно называемые осуждением. Подведя дрожащего юнца к кресту, на середину вышел судья и поднял руку, после чего гомон стих.

- Таймин Суон был признан судом виновным в деле об убийстве трёх подростков из приезжего цирка и приговорён к пятнадцати ударам, после чего он будет оставлен на кресте, пока не умрёт! Палач не имеет права проявить к виновному милосердие и убить его!

После этих слов, как один заведенный механизм, снова загалдела толпа, требуя зрелищной экзекуции. Таймина подвели к кресту и положили на него лицом вниз, начиная фиксировать ремнями его руки и ноги под жалобные оправдания и крики: «Я не убивал!». Когда всё было готово, палач подошёл к плачущему альфе, занёс дубинку над головой и со всей силы обрушил её груз на тело юноши, который тут же пронзительно закричал вместе с восторженной толпой. С каждым новым ударом палач слышал хруст ломающихся костей и мольбы альфы прекратить его мучения. Поток людей кричал, смеялся и требовал ещё больше криков бедолаги, словно огромный кровожадный монстр, разбитый на тысячи составляющих. И вот последний удар окровавленной дубинки и последний глухой крик юноши завершают занимательное представление. Палач уходит с эшафота, оставляя там убийцу, а толпа расходится. Оказавшись в заветном тёмном хранилище всего оружия и снаряжения, альфа кидает на землю дубинку, снимает с головы чёрную маску и снова превращается в Рафаэля Тоуэнса – придворного палача.

Переодевшись в свой привычный костюм: некогда белая, ставшая серой от впитавшегося смока в ткань, рубашка, чёрные свободные штаны и сюртук тёмно-коричневого цвета, альфа покинул хранилище и быстрым шагом направился ко двору, чтобы получить плату за проведение очередной публичной казни. Мерными шагами ступая по людной улице, юноша безразлично смотрел вперед, не обращая внимания на завистливые взгляды простолюдинов, ходивших в лохмотьях, ношенных не одно поколение, к знати.

Быть придворным палачом и вправду весьма престижно, ведь далеко не у каждого хватит силы, как физической, так и моральной, лишить жизни другого человека, да и так, чтобы это зрелищно смотрелось. Но, разумеется, для самого палача такие представления не проходят бесследно. Каждая казнь – это тяжелое испытание, которое оставляет на душе неизгладимый отпечаток, а руки покрывает чужой кровью, смыть которую он уже никогда не сможет. Человек черствеет, начиная видеть в людях лишь их бренную оболочку, не замечая души. Насколько бы он ни был добрым и сострадательным, жестокость, сидящая в зародыше внутри, рано или поздно вырастет в огромное чудовище, способное поглотить твоё сердце, подпитывающееся жестокостью толпы.

Проходя мимо огромных позолоченных ворот, услужливо открытых, Рафаэль направился к резиденции, пересекая парк, в котором всё говорило о богатстве и знатности владельца: аккуратно стриженный газон, кустики одинаковой круглой формы, тропинки, выложенные красным камнем. Правда, у альфы такая праздность не вызывала особого восхищения. Казалось, он её даже не замечает.

Нырнув в открытые двери, Рафаэль сразу же был встречен дворецким. Без лишних слов этот чёрный костюм, не имеющий личности внутри, провёл юношу в кабинет своего хозяина – Маркуса Рихтера, верховного судьи. Оказавшись в помещении, залитом солнечным светом через огромные во весь рост окна, альфа увидел владельца этих богатств, рассматривающего открывающиеся перед ним виды, флегматично потягивая чай, а также еще одного юношу, сидящего около дубового стола судьи в кресле.

- Рафаэль,- медленно повернулся Маркус к альфе, посмотрев на него своими хитрыми водянисто-зелеными глазами исподлобья, - ты как всегда был на высоте, - словно пропел судья, поставив чашку на стол. Открыв один из ящиков, он достал небольшой и увесистый мешочек, перевязанный черным шнурком, и кинул его вошедшему.

- Зрелище было что надо, - подал голос альфа, откинувшись на спинку, подперев голову кулаком.

- Ты что здесь делаешь, Камиль? – окинув сидящего холодным взглядом, спросил юноша.

- Безумно сильно хотелось тебя увидеть,- в той же манере ответил альфа.

- А если серьезно? – Рафаэль закинул мешочек во внутренний карман, устало посмотрев на черноволосого юношу, голубые глаза которого были слегка прикрыты.

- А если серьезно, то у меня тоже есть работа.

Камиль, как и Рафаэль, тоже являлся придворным палачом, но если Рафаэль за счет высокого роста и мощного накачанного тела совершал публичные казни, которые были придуманы специально для запугивания граждан, поэтому, чем зрелищнее они выглядят, тем лучше, то Камиль, обладая вполне обычным, в меру физически развитым телом, совершал казни и экзекуции в пределах тюрьмы, где никто не требовал выдающегося шоу. Главное – наказать преступника.

- Кстати, о работе,- подал голос судья и с громким хлопком бросил небольшую стопку бумаг на стол. – Еще один труп.

- Кто на этот раз? – Камиль заинтересованно начал просматривать бумаги, Рафаэль же не дернулся с места, даже не повернув головы.

- Альфа, шестнадцать лет, сын мясника, - произнес Маркус. – Мальчик был практически полностью обескровлен.

- Болел чем-нибудь? – не отрываясь от записей, спросил альфа.

- Да, он был болен, но, как говорят его родители, врачи лишь разводили руками.

- Тут еще написано, что у него нет трех пальцев, - прочитал юноша, сощурившись.

- Да, зарплаты мясника не хватало, и он нередко прибегал к воровству, - пояснил Рихтер.

- В полицейские подался? – спрятав руки в карманы сюртука, бесцветно проронил Рафаэль.

- Ты знаешь, как я отношусь к преступникам, - вернув документы на стол, Камиль встал на ноги. – В любом случае, этот альфа поплатился за свои грехи. Жестоко, но поплатился.

В несколько шагов преодолев расстояние между ними, Рафаэль схватил альфу за воротник кафтана, притянув к себе так близко, что, казалось, чувствовал его дыхание на своей коже.

- За какие грехи? За то, что он человек из плоти и крови?

Хоть его голос и был тихим, гнев шипел в горле юноши коброй. Камиль, привыкший к подобным выходкам Тоуэнса, смотрел на альфу с безмятежным спокойствием.

- Рафаэль,- слова, произнесенные бархатным голосом, лились из уст юноши, словно сладостный яд,- все мы грешные.

Камиль мягко отстранил от себя палача и направился к выходу из кабинета.

- Доброго дня, верховный, - произнес он напоследок, после чего исчез из поля зрения.

- Мне, пожалуй, тоже пора, - Рафаэль сжал руки в кулаки и под стук каблуков об землю, эхом разносившихся в пространстве, покинул помещение, оставив после себя шлейф гнева и скорби – того, из чего состояла вся его жизнь.

Выйдя из душного помещения в не менее душный зной дня, Рафаэль направился к выходу с участка резиденции прямиком вглубь города. Прогуливаясь по узким улочкам, юношу внезапно, словно лунатика, потянуло к месту, которое когда-то определило его дальнейшую судьбу. Тело будто отделилось от головы, и ноги сами знали, куда вести своего хозяина.

Переулок Долби, некогда привлекавший своей пустотой не только дворовых мальчишек, но и убийц, сейчас был просто складом помоев и нечистот, а вонь была настолько сильна, что люди старались обходить это место стороной, даже если это увеличивало их путь. Но Рафаэлю было все равно. С сожалением посмотрев, во что превратилось его излюбленное место детства, юноша зашел в переулок, несмотря на царившее там зловоние и на помои, в которые он наступал. Альфа провел рукой по каменной стене и даже заметил несколько вмятин на стенах, оставленных еще с тех самых пор.