И вдруг как резануло: нет больше Лизки. Он вспомнил, что было дальше той ночью. Спартак вызвал с мобильного телефона такси, они поехали домой. Пересекая плотину, увидели из окна автомобиля балансирующую на перилах моста тонкую девичью фигурку. И грузного мента дорожно-патрульной службы, протянувшего руки к ней.

– Лизка! – заорали оба. Услышала их девчонка или нет?

– Здесь не остановлю, нельзя на плотине. Вон гаишник стоит – штрафанет, а я ведь не сам по себе, я на хозяина пашу, – недовольно забубнил таксист.

Лизка шагнула с перил – и ухнула головой вниз в волжскую холодную черную глубину.

– Теперь гони, батя – поздно уже, не спасешь. А нас если рядом увидят, могут в свидетели записать. Неохота, знаешь, давать показания.

«Тебя, гад, – не только в свидетели», – подумал Мишка. Вот за что он хотел убить Спартака! Если бы не его трусость в тот момент, они бы сумели вытащить из воды и откачать девчонку. Сволочь такая этот Спартак, хоть и художник!

«Но ведь и ты, Мишка, промолчал, не потребовал остановить машину. Значит, и ты струсил!» – услышал он чьи-то слова. Заозирался – нет никого больше на чердаке. Один он. Значит, сам себе и сказал. Это называется: совесть замучила. «Не мучь! – крикнул он совести. – Я малолетний, с меня и спрос мал». «А что же, раз малолетний, так можешь быть бессовестным? Не выйдет!»

========== Часть 3 ==========

Мне нравится на тропе. Мама ругается, что я здесь, говорит: лучше бы книжки читала. Ну, какие книжки, скажет тоже, все равно каникулы же! А здесь я очень интересных людей встречаю. Вот еще с одним парнем на днях познакомилась. Ну, он не мальчишка, почти взрослый уже. Шестнадцать лет, студент. Он художник, художественного училища студент. Мы с ним тоже… дружим. Он обещал с меня картину нарисовать…

Знаете, вот если честно, – я в него влюбилась. Только вы никому, никому! Ладно?

Ох, извините, а можно я на нормальный стул сяду? У меня ноги затекли, мне неудобно уже на этой кушетке…

3.

После вчерашнего ночного дежурства Сергеич чувствовал себя, прямо скажем, неважно. Дома глотнул настойки на дубовой коре из заветной бутылочки – не помогло. Так и стояла перед глазами эта девчонка…

Патрулировал плотину он в тот момент один – напарник отпросился под честное слово на пару часов, на автостанцию, мать встретить. Сказал: мать приезжает из деревни последним автобусом, с сумками тяжелыми. Ну, иди себе. Но совсем-то уж наглеть не надо, четвертый час мать встречаешь, все автобусы, какие должны быть, прошли!

Машин через плотину шло мало. Правда, один «мерс» Сергеич оштрафовал за превышение скорости. А то ишь, разбаловались! Если все будут гонять, так и мост не выдержит. Оштрафовал, и квитанцию выписал: все как положено. Пусть не думают, что дорожная инспекция горазда только взятки вымогать. Нет, случалось, и он «на карман» брал, не без греха тоже. Но сейчас почему-то захотелось, чтобы все по правилам. Хотя и не видел никто. Вот чудно!

Он пошел в будку, поглядел на часы, ругая на чем свет стоит напарника Леху. Хлебнул кофейку. Снова вышел на плотину – и увидел перегнувшуюся через перила женщину. Или девчонку? Забеспокоился: сообщения о шахидках слышал, насчет опасности терроризма вышестоящим начальством предупрежден был. Ну как подкинет какую взрывчатку? Это ведь вся ГЭС взлетит на воздух. Стратегический объект… Хотя девица вроде на этих мусульманок не похожа, беленькая, и в кофточке такой, что вся грудь напоказ. Красотка такая, прямо ягода-малина. Туфли сняла, стоит босая, что-то в воде рассматривает.

Сергеич окликнул:

– Эй, девушка!

Обернулась – глаза дикие! А лицо – под яркими фонарями хорошо видно – с размазанной косметикой, припухшее от недавних слез.

Может, беда какая у человека? Из дому сбежала? Или ограбили, снасильничали? От хорошей жизни девчата зареванные по ночам через Волгу пешком не шастают… Подошел, по-отечески положил руку на плечо.

– Чего случилось-то? Ну, не хочешь – не говори. А чем тут стоять, пойдем-ка ко мне в будку, там согреешься, кофейку попьешь.

Она дернулась из-под его руки, вскарабкалась на витые чугунные перила – с босыми ногами это легко. Встала, как циркачка на канате, раскинув руки.

– Не тронь!

– Э, ты не дури!

Совсем молоденькая девчонка-то. Лет шестнадцать? Или того меньше? У самого дома две дочки, младшая – совсем соплюха, а старшая школу закончила, а все одно ума нет. Никакого человеческого разумения, один гонор. Эх, девки! Эта вот тоже… Ишь чего придумала, акробатничать над этакой глубиной!

– Слазь давай. Ну-ка, дай руку, я тебе помогу.

– Щас!

Дернула плечом, сделала шаг в сторону. И сиганула с перил! Черт, не успел удержать. Это что же – самоубийство? Суицид, по-ихнему, современно-молодежному.

По мосту прокатило какое-то шальное такси. Сергеичу было не до него. Схватился за рацию, вызвал спасателей, «скорую». Как оказалось – медиков потревожил зря, девчонку так и не выловили. Видимо, тело затащило в начавшую с шумом втягивать воду турбину. Вернулся напарник Леха, принял деятельное участие в общей суете спасательных работ. А Сергеич почувствовал, как нехорошо заныло под левой лопаткой. Не дай Бог опять сердечный приступ! И голову словно сдавило тугим железным обручем. Не дотянул дежурства, отпросился у Лехи домой: я тебя отпускал, так и ты меня отпусти, сразу и квиты будем. Пришел, лекарство принял, потом пару стопок из заветной, сверх лекарства. Не помогает! Не уснуть никак. Ну, чего мучается, будто сам эту девчонку с моста столкнул? Наоборот ведь, по-доброму, по-человечески помочь хотел. Не сумел, значит. Оттого и тяжко.

========== Часть 4 ==========

Вы про это уже спрашивали… Да, не хочу отвечать. Я не собиралась топиться. Понимаете? Это в древние времена девушки топились, когда цари были и крепостное право. Если бы я на самом деле хотела… самоубиться… я бы нашла таблетки какие-нибудь. Чтобы сразу и не больно, просто заснуть – и все. Мне ребята рассказывали. Спросила бы у Мультика. У Мишки, то есть.

Чего я хотела? Да ничего, испугалась я… Понимаете, пока я шла от садов до плотины, я столько всего передумала. И все поняла уже про себя и про других. Про то, что Спартака – ну, этого художника, я вам говорила – я люблю, люблю, люблю… А Мишка – друг. Он меня любит, но для меня он – друг, я бы объяснила ему все, он бы понял.

Вот, я стояла, просто смотрела на воду. Когда смотришь на воду, знаете, так спокойно делается. Мне одна экскурсоводша с тропы рассказывала… Ну, не мне, а всем. Что где сейчас водохранилище, там раньше стоял монастырь. Его взорвали и затопили, когда строили ГЭС. Тогда люди считали, что электричество важнее Бога. А один монах остался на развалинах, и его накрыла вода. И будто бы в том месте можно услышать из-под воды колокольный звон. Я наклонилась, чтобы послушать, правда или нет.

А тут этот мент. То есть милиционер. Зовет: «Пойдем ко мне, девочка, погреемся…» Знаю я это их «погреемся»! Старый совсем, а туда же! Я испугалась. Потому что я пошла бы к нему, как примагниченная. Если бы я это сделала, то было бы… Ну, я на самом деле была бы такая, как меня Миша тогда назвал. А я не хочу! Вот я и прыгнула. Со страху просто, знаете…

Нет, а в воду – не страшно. Там мертвый монах, я все-таки услышала колокола. И Полина… Она позвала меня.

4.

Шаги зазвучали в пустом пространстве чердака – звонко так, женские каблучки по деревянному настилу тук-тук-тук. И затихли. Мишка поднял голову. Над ним стояла Лизка.

– Ты призрак? – спросил он. – Или ты живая? А, Лиза? Чего молчишь? Ли-за…

Лизка присела на корточки.

– Я не Лиза. Я… другой человек совсем. Меня зовут Полина.

Не-Лизка по имени Полина еще помолчала, наблюдая, как у Мишки вытягивается от непонимания происходящего лицо. И добавила:

– Но я все равно буду с тобой дружить. Если ты хочешь.