========== Часть 1 ==========
Нас было две сестры – Полина и Лиза. Мы были близнецы. Двойняшки мы были. Мы все время все делали вместе. Играли вместе. Даже плакали «хором». И болели сразу вдвоем. Один раз мы заболели гепатитом. Это страшная болезнь, у человека печень разрушается. Нас положили в больницу, с мамой вместе. И мама тоже там, в больнице, стала болеть.
А потом меня и маму вылечили и выписали из больницы. А Польку не выписали. Ее оставили в больнице. Я стала плакать, плакать, плакать. Неделю, наверно, ревела. Может, больше. А потом перестала. Не все же реветь, надо как-то жить.
Потом я однажды увидела у мамы под подушкой маленький такой веночек из пластмассовых цветов. Я попросила его поиграть, а мама не дала. Она заплакала и сказала: «Лиза, это Поленьке цветочки».
Мы с мамой поехали на автобусе далеко-далеко. Она держала меня на коленках, а мне дала в руки веночек. Мы везли его Польке. Я все думала, как я увижу Польку и обрадуюсь, а мама мне все говорила: «Молчи, молчи!» Мы вышли, пошли по дорожке, вокруг были все заборы, заборы, а за заборами – разные кресты и камни. Мы пришли к одному камню. Мама сказала, что под ним Поля. Она отобрала у меня венок и положила на камень.
На камне была фотография. На ней была не Полька, на ней была я! «Они все перепутали», – сказала мама.
Это была моя фотография. Это я лежала под тем камнем.
Это я умерла…
1.
Ехали на задней площадке. Автобус подкидывало на ухабах, Лиза приплясывала на шатком полу, не держась за поручни. На повороте, перед плотиной ГЭС, ее резко шатнуло в сторону. Мультик затоптался нерешительно, вжимаясь лопатками в стекло. Спартак схватил испуганную и хохочущую девчонку, придержал за талию. Лиза ссутулилась, застеснялась вдруг набухшей под майкой, поднявшейся, как тесто, груди. Ткнув приятеля острым локтем в бок, высвободилась и ушла на детские места, под покровительство краснолицей крикливой кондукторши.
На «Павловке» Спартак лениво пошевелил ладонью (двигайтесь, мол, к выходу). Почему не на конечной? Лиза, недоумевая, дернула плечом и пошагала за парнями к магазинчику с бледно-лиловой вывеской «Продукты».
Спартак скользнул взглядом по пестрым этикеткам бутылок, вытянул из кармана пачку согнутых пополам червонцев, деловито отсчитал нужную сумму. «Ничего не боится», – с восхищением подумала Лиза. А ее строгая и мудрая, почти взрослая двойняшка прокомментировала с ехидцей: «Еще бы! Кто же догадается, что этому небоскребу нет восемнадцати?»
Лиза почти никому не рассказывала, что разговаривает с Полиной. Только маме сказала как-то, давно уже, когда была первоклашкой с розовыми бантами. Мама тогда сказала: «Это хорошо, значит, она стала твоим ангелом-хранителем. Только ты – чур! – никому об этом». Она и молчала долгие семь лет. Сначала – потому что «чур». Потом… Ну, подросла и поняла, что не всякий это поймет, недобрый человек еще и на смех поднимет. А недавно вот Мультику рассказала. Решила, что ему можно. Мультик – друг, Мультик – добрый. Проговорила тихо: «Миш, можно я тебе одну тайну скажу?» И сказала. Он помолчал, покивал. И в ответ ей – свою тайну: «Лизка, знаешь, я тебя люблю. Давно уже». Смешной такой! Давно… И все молчал. Ждал, когда четырнадцать стукнет, чтобы паспорт получить и тогда уж признаться. Ну, причем здесь паспорт, вот чудак…
– Пойдем, – заторопил Спартак. – Что ты, как статуя, в самом деле? …Э-эй, осторожно, не брякай! – последнее уже относилось не к Лизе, а к Мультику, тот топал по обочине дороги, поматывая сумкой, в недрах которой стеклянно переговаривались бутылки.
Подошли к садам. Пацаны, воровато озираясь, перелезли через забор, передавая друг другу сумку с «бухлом». Хотели и подругу свою так же перекинуть, но та засмущалась и двинулась в обход. Пока Лиза протискивалась между запертыми на цепь створками чугунных ворот, ее спутники уже выбрали участок с островерхим желтым теремком. Мультик пыхтел, орудуя половиной кирпича, пытался сбить навесной замок. Лиза пощипала малины с куста. Потянулась за вишней. Темные спелые ягоды манили с макушки дерева. Спартак без труда сорвал несколько и принялся вкладывать Лизе в рот по одной. Лиза выплюнула косточки, засмеялась, запрокинув голову. Спартак наклонился и быстро поцеловал ее в измазанные соком губы.
Глухо стукнуло по доскам крыльца – Мишка уронил замок. Позвал:
– Заходите.
В домушке было бедновато. Два стула, кухонный старомодный стол да покрытая коричневым байковым одеялом койка – вот и вся обстановка. На гвоздях, вбитых в стену, висели две пары тренировочных брюк и линялая кофта.
– Ребята, уйдем, а? – жалобно сказала Лиза. – Что нам тут делать?
– Но мы же ничего не тронем. Мы аккуратненько посидим, а уходя закроем, как было, – успокоил ее Спартак. Мультик уже хозяйничал: двигал стулья, шарил в ящиках стола в поисках стакана.
Лиза посмотрела под ноги. И увидела маленькое растение. Это был побег малины, нежно-зеленый, проросший сквозь щель в дощатом полу. Он доверчиво растопырил листья – как детские ладошки.
– Ребята, – позвала Лиза, – Гляньте, какое чудо.
– Дурища, – ласково сказал Мультик малинке. – Куда ты полезла? Зачахнешь ведь без солнца.
– Или хозяева потащат вон тот шланг и сковырнут, – добавил Спартак. Он кромсал хлеб с таким усердием, что, казалось, сейчас стол разрежет пополам. Вообще, этот парень, как заметила Лиза, все делал с потрясающим нетерпением. Он торопился насладиться обжигающим глотком водки, звонким хрустом огурца, торопливым (когда Мультик отвернется) пожатием Лизиных горячих пальцев.
Первую порцию водки Лиза проглотила через силу. Зажевала свежим (украденным с грядки) огурцом. Спартак плеснул ей еще немного на дно стакана. Лиза согрелась, расслабилась. Стол, стены, вишня за окном – все сделалось (На минуту? На полчаса?) зыбким и нереальным, будто нарисованным акварельными красками, а затем снова обрело ясность, какую-то особую четкость, может быть, даже излишнюю, оказавшись обведенным по контуру белым и темно-фиолетовым.
Кружилась голова. Мишка и Спартак возбужденно, перебивая друг друга, болтали, припоминали какие-то школьные приколы. Голоса звучали звонко и отстраненно, как по радио, когда регулятор громкости повернут до отказа.
Лиза поднялась со стула. Глядя под ноги, чтобы не зацепить невзначай малинку, она двинулась к кровати. Половицы ускользали из-под ног. Лиза села на край кровати, потом легла, закинув руки за голову (пружины качнулись и тихо всхлипнули). «Сейчас «поеду», – подумала она. Такое уже было – не от вина, а от высокой температуры, прошлой зимой, когда Лиза слегла с жестоким гриппом. В бреду она съезжала – раскинувшись навзничь, головой вперед – с крутых ледяных горок. Мама (сама больная) укрывала ее поверх одеяла шерстяным платком, поправляла подушку. Здесь не было мамы. Было непрекращающееся скольжение вниз.
– Мульт, сгоняй-ка за огурчиками, – попросил Спартак. Мишка, пошатываясь, вышел из домика. Спартак скинул кроссовки, прилег рядом с Лизой. Пружины прогнулись и застонали от тяжести. Лиза повернулась, освободив затекшую руку, и погладила Спартака по шее и спине вдоль позвоночника. Провела ладонью боязливо, но с властным нажимом – так гладят прирученное дикое животное, большую собаку. Спартак тихонько засмеялся.
Он вторгался на Лизину территорию нагло и бесцеремонно. И Лиза (благоразумная Лиза, мучившая робкого Мультика бесконечными «не надо, не надо») прильнула доверчиво к плечу полузнакомого пьяного великана. Пружины сердито вздыхали и охали. По стене металась фиолетовая тень дерева с продолговатыми листьями и неровными горошинами ягод. «А как же Мультик?» – строго и печально спросила двойняшка. «Ах, да не все ли равно теперь!» Лиза вскрикнула коротко и пронзительно, как-то по-птичьи. Спартак оттолкнул ее. Сел на кровати.
– Ты что? – пробормотал он. – Первый раз, что ли? Ты что же не сказала, идиотка?
Растерянность звучала в его осипшем голосе или обида со злой слезинкой? Лиза подумала, что надо бы, наверное, закричать, заплакать. Но она захохотала. Она давилась больным, пьяным, истерическим смехом.
