- Мистер Сантанджело, - начал Марк Кромлейн.

Тяжелая голова чуть повернулась.

- Я прошу разрешения убить незнакомца.

- Нет.

Кромлейн не осмелился выказать злость. Он ничего больше не сказал.

Майк "Мороженый" Сантанджело поднял руку и двое вышли. Мистер Сантанджело тяжело подошел к столу и начал просматривать дела своего ранчо в Техасе, нефтяных вышек в Калифорнии, автобусных линий в Луизиане, тысячеквартирного жилого комплекса, который строился на Лонг-Айленде.

Только однажды он позволил себе вспомнить, как тридцать лет назад, когда он носил бордовый костюм, желтые ботинки и шелковую рубашку с обязательной белой шляпой, они с Джонни Колини убили семерых в гараже на Норт-Кларк-Стрит. Это было тридцать лет назад, устало подумал он и вернулся к доходам, полученным с ранчо за скот.

Он подумал о сыне, учившемся Музыкальном колледже Джильярда и о дочери в швейцарском пансионе, о молодом человеке и о том, чего тот может хотеть.

Они занимались любовью, она - с любовью и ненавистью, Джонни - со стыдом, что он с женщиной, которой так недавно обладали другие. Но он был нежным, хотя безумие прошло, и он не мог поверить, что рассказал женщине о себе.

Он не хотел убивать её, но знал, что это может понадобиться из-за совершенной им глупости. Он не думал, что несправедливо убивать Дэа Гинес из-за собственной глупости; Джонни Колини жил в мире холодной логики.

- Ты рассказал мне слишком много, - обнаженная Дэа стояла возле кровати и будто читала его мысли. - Теперь я для тебя опасна.

Он не ответил. Ответа не требовалось.

- Ты убьешь меня, Джонни?

- Если придется.

- Вчера была девушка по имена Дэа Гинес, - сказала Дэа. Имя осталось, но я уже не та девушка.

И ушла в кухню.

Джонни оделся, пока Дэа готовила кофе.

- Ты знаешь, где взять деньги? - спросила она.

- Будь это моя родная деревня, я бы пошел в банк, - сказал он, снова мальчишески улыбаясь.

- А если ты пойдешь в банк здесь, тебя сразу укокошат, сказала Дэа. Чувствую, не проживешь ты долго, мой Джонни.

- Я бы хотел купить долгую жизнь, - сказал он простодушно.

- На что?

Он знал ответ, и хотя не верил в Бога, но верил в колдунов.

- На мою душу.

- Иди и достань деньги, - мягко сказала она.

Джонни встал и пошел к двери.

- Собирайся, - сказал он. - Ты знаешь, нам надо убираться отсюда.

- Знаю.

Джонни вышел из в нью-йоркский полдень, зашел в отель за "береттой", и тут зазвонил телефон.

Голос, который ничего для него не значил, но с командными нотками и явно немолодой, спросил:

- Что ты знаешь?

- Я знаю две вещи, - сказал Джонни.

- Что?

- Утром солнце встает. Ночью садится. Больше я ничего не знаю.

Сильный зрелый голос ответил:

- Спасибо.

Трубку бросили.

Это был условный вопрос и ответ для Ордена. Предварительное знакомство. Кто бы ни звонил, это важный человек, желающий знать, насколько Джонни знаком с Орденом.

Теперь он знал. И когда придет время, Джонни даст знак и произнесет слова, которые определят его как Мастера Ордена. Джулиано стал Мастером в двадцать три, а четырем другим, которых он знал, было за пятьдесят.

Выходя из отеля с "береттой" в кармане, Джонни Колини чувствовал себя довольно молодо для двадцативосьмилетнего мужчины. Он снова был Джулиано, идущим за деньгами.

Сборщики поджидали его внизу, и, когда он вышел, пристроились сзади. Не выслеживали, просто шли следом.

Он прошел через город к Бродвею, обернулся и подождал их.

- Ты идешь за деньгами? - спросил высокий.

- Я несу их Джерри, - сказал Колини.

- Они у тебя с собой? Давай.

- Мусие. Не тебе.

- У меня чек, - сказал высокий.

- Засунь его туда, где его никто не увидит, - сказал Джонни.

- Мы не против переломать тебе руки прямо здесь, на Бродвее, если будешь упрямиться, - сказал высокий. - У тебя лицо кинозвезды, воп*. Мы не против его изувечить.

(* Воп, даго - презрительное прозвище итальянцев - прим. пер.)

Джонни не мог ввязываться в неприятности с "береттой" в кармане. Только дружелюбные, улыбающиеся люди, может, только соотечественники, могли называть его вопом. Но это неважно. Важно то, что высокий задел его. А это дорого стоит. Придется ввязаться в неприятности.

В нескольких футах от тротуара была дверь книжной лавки.

- Я буду говорить с тобой одним, - сказал Джонни.

Низкий посмотрел на высокого. Тот заколебался.

- Ты боишься? - спросил Джонни, оскалившись.

- Ты собираешься отдать деньги?

Джонни вошел в магазин. Высокий с напарником хотели последовать за ним.

- Ты, - сказал Джонни низенькому, - подождешь.

Сборщики пожали плечами, и высокий вошел вместе с Джонни. Второй прислонился к стене, глядя в сторону.

Джонни поднял руку и схватил высокого за глотку, соединив большой и указательный пальцы с такой силой, словно хотел вырвать кадык из горла. Это очень просто - пальцы давят, пока не соединятся вокруг глотки, затем остальные три нажимают на голосовые связки, требуя тишины.

Высокий поднял руки, у него было меньше секунды, чтобы сообразить не цепляться в уродующую руку и пальцы, а начать контратаку. Правой он ударил Джонни по ребрам, как раз над сердцем, и, когда Джонни отступил, высокому показалось, что глотка разорвана. Джонни ударил высокого прямо между глаз, в основание носа, согнутой костяшкой указательного пальца.

Он пробил череп в самом уязвимом месте, не настолько, чтобы вогнать осколки в мозг и убить, но достаточно, чтобы ослепить болью и вызвать внутреннее кровоизлияние. Высокий прислонился к стене возле входа, оглушенный болью в глазах и глотке. Джонни отпустил его и вышел наружу.

Второй шагнул к книжной лавке.

- Что случилось? - спросил он высокого. Джонни его остановил.

- У его сердечный приступ.

Человек посмотрел Джонни в глаза.

- Что ты с ним сделал?

- Я мог его убить. Но не убил. Я и тебя могу сейчас убить.

- Что ты с ним сделал? - Голос срывался на вопль. Люди замедляли шаг, чтобы посмотреть на них.

Джонни рассмеялся.

- Пошли, - сказал он. - Найдем Джерри Мусию.

Мужчина попытался вырваться из сильных пальцев Джонни.

- Пошли, - повторил Джонни. Прохожие потеряли интерес и проходили мимо.

- Мы на Бродвее. Ты ничего здесь не сделаешь, - сказал мужчина.

Рука Джонни скользнула вниз, пальцы сомкнулись вокруг правого указательного пальца противника.

- Сначала я сломаю его, - сказал Джонни. - Потом, если ты хочешь умереть, я убью тебя.

Мужчина поверил Джонни. Они бросили высокого, который, прикрывая лицо руками, делал первые неуверенные шаги вдоль стены.

Было далеко за полдень, солнце зашло за высокие башни. Человек попытался объяснить идущему рядом Джонни.

- Мы только выполняли работу. Ты должен известным людям двадцать пять тысяч, мы следим, чтобы ты заплатил. Ты не должен на нас злиться. Это наша работа. Если бы ты не задолжал, мы бы тебя не трогали.

Джонни спутник не интересовал. Он знал о сборщиках, сам был им. Толстые землевладельцы, богатые комерсанты, расчетливые ростовщики - все платили Джулиано, чтобы избавиться от его террора.

Поломанные руки и разбитые лица - это ещё цветочки. Ростовщик без правой руки, нужной для счета денег, убеждал остальных ростовщиков поберечь руки, заплатив Джулиано.

Джерри Мусия был с Марком Кромлейном в одной из кабинок на Шорз. Они ждали высокого сборщика, но вместо этого увидели, как Джонни огибает стойку бара и приближается к ним. Сборщик забежал вперед и указал на них, пока Джонни сдавал шляпу.

Джонни сел рядом с Джерри. Кромлейн наблюдал за ними.

- Твой чек оказался недействителен, - сказал Джерри. - Ты принес деньги?

- Я хочу сыграть. Сейчас.

- На что? Снова на чек? - Мусия осмелел; незнакомец не доказал самого важного качества - у него не было денег. Мусия с Кромлейном обсудили это и решили, что Джонни Колини жулик, жестокий, дикий, но жулик. А в свои годы они их встречали немало. Как коп больше всех ненавидит карманников, так мафиози презирает жуликов. Некоторые могли быть жесткими, иногда они были убийцами, но внутри была пустота, словно их выели черви.