Да, подумал он, настало время тяжелой работы.
8
Он воспользовался ключом Дэа и вошел в квартиру. Она спала, но на лице не было спокойствия. Временами оно искажалось болью и страхом.
По традициям, в которых его воспитали, она ничего не стоила. Он выполнил долг, убил обесчестивших её и поставил на трупах знак платежа. Но она была обесчещена, для неё это конец.
По традициям она могла принять подстриг; могла пойти на панель, могла найти бедняка, больного, или старика, или урода без чести, чтобы выйти замуж; или могла влачить одинокое бессмысленное существование. Неважно, что она не виновата. Дом неповинен в пожаре, но невозможно жить в руинах.
Мария задушила человека за взгляд, боясь, что даже это сделает её недостойной Джулиано.
Но ради этой девушки Джонни Колини забыл о традициях. Вчера она была так непоколебима в целомудрии, храбрая единственным качеством, которое он уважал - гордостью.
Теперь он жалел её, и жалость была для него удивительна. С жалостью пришло прежде ему неизвестное, что-то похожее на любовь.
Он был нежен с ней, когда она проснулась.
В ней огромной злой змеей шевелилась холодная ненависть к нему. Ее лицо не отражало этой ненависти только потому, что мускулы устали реагировать на боль, стыд, печаль.
Это из-за него, все из-за него...
По здравой логике этот человек, Джонни Колини с оливковой кожей и белыми зубами, красивый молодой человек со свирепыми неотразимыми глазами, погубил её, едва познакомившись.
Вчера она поговорила с ним, и из-за этого ночью её жизнь переменилась, и теперь она стала животным с переломанным хребтом.
Эта ненависть не подчинялась рассудку. Он виноват в том, что не предупредил ее: "Я приношу беду, я приношу боль, я приношу смерть".
Теперь его руки и голос были нежными, и она реагировала на нежность, как умирающий от жажды на холодную воду. Но внутри вилась змея ненависти.
- Позвонить твоему врачу?
- Нет.
Доктор Джим был больше, чем врачом, он был другом. Она не могла пойти к нему, или к другому мужчине и сказать:
- Со мной сделали это...
Настойчиво зазвонил телефон.
- Это с работы, - сказала она. - Не отвечай. Я больше туда не пойду.
В их оценке случившегося была странная схожесть. Другая женщина позвонила бы доктору, в полицию, вернулась бы к жизни, как будто не произошло ничего, кроме болезненной неприятности. Но не Дэа Гинес. Она была гордой женщиной.
Джонни сел рядом на кровать.
- Они оба мертвы. Я их убил их этим утром, - сказал он. Или их было больше?
Она покачала головой и посмотрела на него. Черные вьющиеся волосы, на лице даже сейчас полуулыбка.
- Кто ты? - спросила она.
Он сошел с ума. Он слишком долго был одинок. Для него друзья были почти любовниками, безумными, самоотверженными в страсти дружбы, как любой любовник. Не считая секса, бандиты гор были настоящими любовниками для Джулиано. Два года он был лишен этого. Такого одиночества никогда не узнает мягкий городской благоустроенный и защищенный человек.
- Меня зовут Джулиано, - сказал он, и это было безумием. Никогда не рассказывай секреты женщинам. Никогда не рассказывай о себе женщине. Но Джулиано рассказал Дэа Гинес о жестоких горах, об утре в горах с Марией, о вилле около Рима, о рождении Джонни Колини и его приезде в Соединенные Штаты.
Он рассказал о мафии. Он сказал, что приехал в Штаты убить некоторых людей, но не наемным убийцей, а как претендент на наследство, которое надо взять силой.
Теперь она могла разговаривать, правда, как измученный жаром больной.
- Это невозможно, - сказала она. - Это все равно что пройти через охрану, убить президента Соединенных Штатов и сказать, что одержал верх.
- Если бы президент Соединенных Штатов стал президентом, убив сорок человек, это было бы возможно, - сказал Джулиано.
- Но ты один. Они убьют тебя, и на этом все кончится.
- Они побоятся убить меня.
- Джулиано-Джонни, ты псих.
- Я должен создать армию призраков.
Она взглянула на него со страхом, уверенная, что он псих.
Джонни улыбнулся.
- Я не могу сколотить шайку. Людей в Сицилии, которым я доверял, я знал годами, мы выросли вместе, но даже им я верил только потому, что они меня боялись.
- Ты не сможешь сколотить свою банду, - сказала Дэа. - Я делала передачи о преступности, и знаю, что это за сила. Ты сможешь завербовать только пару бесполезных и ненормальных подростков. И все.
- Поэтому мне нужна армия призраков. Я знаю людей, которых должен убить - один в Лос-Анжелесе, двое в Нью-Йорке. Мафия обвинит в смертях меня, но они должны быть уверены, что убил не я сам.
Тогда они не будут знать, кто со мной. Они предположат, что на меня работают люди мафии, и не убьют меня, пока не будут уверены, что это не будет стоить им жизни. Боссы состарились и любят жизнь больше всего на свете.
- Но как ты их убьешь? Их охраняют, они невероятно богаты и могущественны.
- Я не просто Джонни Колини - я Джулиано. За мной охотились тысячи полицейских.
- Но ты сказал, что разорен. Не только разорен, но тебя ещё преследовали сборщики денег.
- Сегодня вечером у меня будут деньги, - Джонни улыбнулся, как мальчишка.
- Они правда мертвы? Ты правда убил этих людей? - Голос её внезапно охрип, глаза горели.
- Я воспользовался твоим кухонным ножом, - ответил Джонни.
Она обвила руками этого мужчину, которого любила и ненавидела, так полно любила и так полно ненавидела, что впервые в жизни чувствовала себя настоящей женщиной и повалила его на себя.
И Джонни с сожалением и уважением почувствовал что-то немного похожее на любовь.
- Кто он?
Тощий Сантанджело навис над Кромлейном и Мусией.
За окнами пентхауза высились башни Манхэтена. Это был офис и нью-йоркская квартира Сантанджело, Великого Мастера, одного из трех глав мафии в Соединенных Штатах, одного из семи - в мире. На Лонг-Айленде ему принадлежала сотня акров земли; дом во Флориде стоял на личном острове; дом в Квебеке стоил четверть миллиона.
- Молодой человек приехал в Нью-Йорк. Он знает, что к чему, но не боится, - сказал Сантанджело. - В номер он вошел один и, если бы захотел, мог бы под дулом пистолета вернуть все деньги, но вместо этого спустил свои в нечестной, как он знал, игре. С ним трудно иметь дело, с этим юношей. Он называет имена, будто он один из нас. Великие имена в полудюжине городов. Он все знает, у него есть деньги и сердце, которого хватило бы на дюжину.
Он остановился.
- Кто убил наших людей?
- Не Колини... - начал Мусия.
- Не называй его этим именем, - прервал Сантанджело. Есть только один Колини, не два. Двум - не бывать.
Последний раз он видел Джонни на Капри, и тот выглядел совсем стариком.
- Этот парень, - сказал Мусия, - не мог убить моих ребят. Он их не знал, не знал, как их найти. У него пистолет, а их зарезали. Это не он.
- Плохо, - сказал Сантанджело. - Плохо, потому что он не один. У него есть люди - его глаза, которые видели тех двоих. У него есть ликвидаторы. Твои люди развлекались с девчонкой?
- Они рассказали мне об этом за завтраком. Славно поразвлеклись.
- И с ними поступили так, как я когда-то. Этот обычай с нашей родины.
- Да, мистер Сантанджело, - сказал Мусия.
Оба посмотрели друг на друга с пониманием. Мусия занимал высокое место в Ордене, но не был Мастером. Марк Кромлейн думал, что он в Ордене, посещал некоторые встречи, выполнял правила, но не был членом. Для него, как и для многих других, существовал ложный Орден, а настоящий - только для людей с тысячелетней кровной связью.
- Здесь рука сицилийца.
Тяжелые веки приподнялись и мертвые глаза взглянули на Мусию. Мусия показал, что понял. Ночью будет встреча Ордена.
На таких встречах никто не может лгать или говорить не все. Если кто-нибудь из Ордена знает этого ужасного молодого незнакомца, он расскажет, что знает.