– А чего именно вы хотите, Максим Дмитриевич? – назвав юношу по имени отчеству, поинтересовался Пётр Николаевич.

– Просто Максим.

– Да, так чего вы хотите, Максим? Я помню, как вы ещё в детстве выступали на конкурсах и занимали призовые места. Даже вместе с вашей матерью вы играли на одной сцене, будучи совсем ребёнком. Все ждут от вас больших успехов в музыкальной индустрии, – преподаватель пытался завоевать доверия Максима.

Впрочем, слова мужчины не смахивали на простую, грубую до неуклюжести лесть. По его лицу было видно, с каким трепетом и волнением он относится к воспоминаниям о том времени. Похоже, он, как и многие другие, видел музыкальную карьеру Новикова весьма успешной.

– Именно этого успеха я и хочу, а ваша работа определить, чего мне не хватает для его достижения, – довольно холодно ответил хозяин квартиры. – Для этого и ищу хорошего преподавателя.

Новикова давно начали раздражать подобные разговоры, потому он и вёл себя ещё более колючее обыкновенного. Скорее всего, парень не хотел, чтобы его воспринимали только как наследника известной пианистки.

– Я попробую, но всё-таки почти всё зависит от вас… – пожал плечами Пётр Николаевич. – Моё дело – направлять, советовать, а ваше….

– Ну, так советуйте, – с раздражением перебил его Максим.

Пётр Николаевич вновь был вынужден «проглотить» такое обращение юнца, граничащие с откровенным непочтением и хамством. Тяжело вздохнув, он сказал:

– Сыграйте мне что-нибудь, я хочу посмотреть, с чем мне работать.

Юноша сел за фортепиано и только хотел начать играть, как Пётр Николаевич мягко, извиняющимся тоном, возможно, с попыткой шутки, его остановил.

– Не нужно так напрягаться, молодой человек; вы как-то слишком серьёзно настроились. Просто сыграйте что-нибудь лёгкое. Я хочу услышать стиль вашей игры, ведь у вашей матушки, царство ей небесное, даже самая простая мелодия при-обретала целую палитру красок. Вот и вы попробуйте, не напрягаясь…

После минутной паузы комнату наполнила мелодия: «River flows in you». Это простое и красивое произведение Максим исполнял охотно и довольно профессионально. Вот и на этот раз он сыграл его безошибочно, без сбоев в нотах и тональности. Но, исполняя, всё же чувствовал на уровне подсознания, что чего-то в его игре явно не хватает. Но чего?…

Это почувствовал не только исполнитель, но и учитель.

Пётр Николаевич даже подошёл поближе, чтобы посмотреть на руки играющего. Ему казалось, что за инструмент сел барабанщик, который с непривычки слишком резко нажимал на клавиши. Но нет, Максим делал всё правильно, даже, можно сказать, мастерски. Пока учитель размышлял над этим малопонятным казусом, мелодия закончилась, и Новиков повернулся к Петру Николаевичу с немым вопросом.

– В целом твоя игра действительно достойна лучшего ученика музыкального колледжа, но… – мужчина не мог подобрать нужных слов, чтобы объяснить свои догадки молодому пианисту.

– Что «но»? Я же просил говорить всё начистоту, иначе как я буду учиться!? – возмутился парень.

– Да в том-то и дело, что ты играешь всё правильно. Я не уверен, но твои движения слишком отточены, слишком профессиональны. Но при этом твоя игра потеряла мелодичность, внутреннюю душевность что ли…

– Что это значит? – Избытком терпения юноша явно не страдал, слишком быстро выйдя из себя.

Его брови были нахмурены, из-за чего на лбу уже образовалась небольшая морщинка.

– Я сказал всё, что увидел, – отступив назад, проговорил Пётр Николаевич.

– Или вы просто ничего не увидели, – вновь резко, на грани с грубостью, бросил парень. – Тогда давайте не будем тратить время друг друга.

– Вы меня прогоняете? – прищурившись, взглянул учитель с каким-то интересом на несостоявшегося ученика.

Похоже, он не был особо удивлён таким поворотом, потому и сказал это жёстче, чем разговаривал до этого.

– Вы ведь не можете меня чему-то стоящему научить, – отозвался Новиков. – А раз не можете…

Учитель молча прошёл к выходу и стал обуваться. Когда Максим вошёл в прихожую, Пётр Николаевич уже поворачивал ручку двери.

– Вам нужно быть более мягким, молодой человек. Ваша мать была поистине доброй и светлой женщиной. При этом она умела не только слушать, но и прислушиваться. А вы… – махнул он с сожалением рукой и, не закончив фразы, вышел за дверь.

Выпроводив преподавателя, Максим пошёл обратно в комнату, сделав вид, что не слышал его последних слов.

Вечером того же дня, немного раздражённый и уставший, Новиков решил прогуляться. Ему очень нравилось гулять по городу вечерами. Особенно такими, когда город при свете заходящего вечернего солнца погружался в золотое марево и купался в нем своими домами, улицами и парками. Максим обходил ближайшие улицы одним и тем же маршрутом, а потом шёл в старый тихий парк, рядом с которым располагалась только маленькая контора, чинящая фортепиано. В парке гуляли молодые семьи с детьми. Наверно, это было не очень похоже на Максима с его неуживчивым вспыльчивым характером, но, тем не менее, он любил наблюдать за беззаботно веселящимися детьми и их родителями. И в такие минуты успокаивался и расслаблялся.

Обычно Максим сидел в парке не больше пятнадцати-двадцати минут, а потом шёл домой. Но в этот вечер, когда почти все посетители уже разбрелись по аллеям парка, он всё ещё продолжал сидеть на излюбленной скамейке.

Солнце, устав путешествовать по небосклону, было так низко над горизонтом, что тени от деревьев тянулись на весь парк, испещряя брусчатку полосами тени и света. Всё вокруг было охвачено золотым сияньем заходящего светила.

Максим откинулся на спинке скамьи и посмотрел в отливавшее оранжевым светом небо. Откуда-то поблизости зазвучала мелодия. Видимо, кто-то решил сыграть на фортепиано после тяжёлого дня. Эта мелодия была очень лёгкая и спокойная, она вливалась в вечернюю атмосферу парка и расслабляла. «Шопен, Ноктюрн», – тихо проговорил Максим с лёгкой улыбкой. Слушая эту мелодию, он подумал о том, что от прослушивания игры его матери ему было вот также спокойно и уютно.

– Хм, неплохо, неплохо… Именно так я бы хотел играть. Может, тогда мама бы мной гордилась, – сказал юноша и при-крыл глаза, повинуясь порыву, навеянному мелодией, которая с каждой нотой наполняла парк, сливаясь с его вечерней атмосферой.

Даже сейчас, в двадцать первом веке, остались ещё люди, читающие утренние газеты за завтраком вместо того, чтобы включить свои современные гаджеты и пролистать ленту новостей в социальной сети или проверить почту.

К ним относится и Валерий Петрович, который в данную минуту, развалившись за кухонным столом, как раз листал газету. Он всегда прочитывал её всю, от первой до последней буквы. Вот, казалось бы, зачем ему страница с объявлениями? Нет, всё равно внимательно читает.

При прочтении газетных объявлений опухшее после вчерашней попойки лицо мужчины сменяло презрительные и недовольные ухмылки, а комнату сотрясали его ругательства и язвительные комментарии в адрес несчастных объявлений. Но вдруг его красное лицо выразило гримасу удивления, а потом и злость. Встав так, что стул упал назад, мужчина прихватил с собой газету и, словно разъярённый бык, понёсся вниз по лестнице со второго этажа на первый.

– Артём! – закричал зло и басисто, так, чтоб было слышно на целый квартал.

Юноша, находившийся за ежедневной работой – починкой фортепиано – лишь повернулся в сторону двери. Похоже, он уже привык к таким выходкам своего родственника. Потому реагировал весьма спокойно.

– Что это значит?! – подлетев к юноше и бросив в него газету взревел медведем Валерий Петрович. – Объясни!

– Это? Утренняя газета, – с невинным видом и едва уловимой улыбкой на лице отозвался юноша, что ещё больше разозлило Валерия Петровича.

– Я знаю, что это газета, умник. Я спрашиваю, что ты написал в объявлении по нашему адресу?