- Умоляю, ответь же мне! Ты его убил? Ты!? Я не хочу знать подробности, мне это противно, но я жду лишь ответ на этот вопрос. Неужели ты настолько жесток? Есть ли сердце под твоим мундиром? - закричав, она перешла к шепоту, повторяя все тот же вопрос и распластавшись по полу, словно сумасшедшая, дико ревела.

- Я не убивал, клянусь могилой моей покойной матери! – резко ответил Дмитрий, - а если меня и арестуют, то я готов предстать перед военно-полевым судом. Я не желаю больше видеть твои слезы, я ухожу, - закончил он и вышел из комнаты.

Жюли не попыталась его остановить. Впервые она хотела, чтобы он ушел.

========== ГЛАВА XVII ==========

Последующие дни становились все только хуже: народ уже давно догадавшийся кто убил Григория Распутина, был неизменно рад. Дмитрий Павлович посетив Михайловский дворец, вынужден был уйти до конца спектакля, услыхав, что публика готовит ему овацию. Вернувшись домой, он узнал, что Александра Федоровна считает его главным убийцей старца. Великий князь попросил аудиенции, но ему отказали.

А через несколько дней Дмитрий узнал, что арестован по приказанию императрицы. Дмитрий вернулся к Феликсу раздосадованный.

- Я арестован по приказу императрицы. У нее на то нет никакого права. Арестовать меня может только император!

Явился генерал Максимович. Войдя, он сказал:

- Ее величество императрица просит ваше императорское высочество не покидать дворца.

- Что это значит? Что я арестован? - вскричал Дмитрий, негодование его было велико.

- Нет, вы не арестованы, но дворец покидать не можете и не должны.

- Значит, все-таки арестован. Я подчиняюсь воле императрице, - спокойно и громко произнес князь.

Теперь Феликс и Дмитрий были под домашним арестом во дворце Александра Михайловича, отца Ирины. Навещать их, было позволено только членам царской фамилии. Беспокоясь о Жюли и в то же время уверенный, что между ними все кончено, потому что она не захочет больше его видеть и слышать, князь не находил себе места, но еще больше его пугала участь, которая была ему уготована.

Меж тем Жюли искала любую новую информацию о Дмитрии. Последний их разговор заставил ее задуматься об их будущем, и тем не менее, она поверила ему, что он не убийца.

Услышав, что он арестован, она не смогла справиться с волнением и на несколько дней занемогла. Прошло четыре дня, прежде чем Дмитрий Павлович узнал, что в результате хлопот великого князя, генерал Максимович привёз Дмитрию приказ немедленно оставить Петроград и ехать в Персию под начало генерала Баратова на турецкий флот. Поезд отходил на Николаевском вокзале в два пополуночи. Феликс Юсупов также вынужден был покинуть Петроград.

Выведав, что Дмитрий этой же ночью выезжает в Персию, Жюли немедленно решила собираться, чтобы застать его на перроне как можно скорее. Девушка появилась в час ночи. Грустная, она искала глазами князя. Наконец увидев его, (а она бы увидела его среди тысячи), Д’Эпинье бросилась к нему на встречу.

- Дмитрий! Это я, я!

Великий князь обернулся и тут же очутился в объятиях Жюли. Не ожидая ее появления, он вдохнул ее такой родной, знакомый, желанный аромат. Дмитрий прижал ее сильнее к себе, будто она была для него единственным спасением.

- Жюли, я…

- Нет, не говори ничего, я все знаю, - целуя, говорила девушка, - знаю, просто дай мне увидеть тебя в последний раз! Я верю, верю, что ты не убивал его! Ты знаешь, я должна тебе кое-что сказать…

Князь вопросительно посмотрел на нее.

- У нас будет ребенок, - выдохнув, пролепетала Жюли.

- Ребенок?

- Твой ребенок, Дмитрий.

Неожиданно к ним подошли офицер-наставник пажеского корпуса, капитан Зенчиков и агент охраны Игнатьев. Они потребовали, чтобы князь немедленно садился в вагон. Услышав это, Жюли ещё крепче обняла князя и тихо заплакала.

На минуту ей показалось, что все остановилось: Дмитрий притих и долго смотрел на нее. Она же цеплялась за него как за воздух, ей казалось его мало, она не отпускала его ни на шаг. Наконец, когда медлить уже было нельзя, князь поцеловал ее и прошептал:

- Милая моя я вернусь, обязательно вернусь, и мы снова будем вместе, только не плачь. Я так рад, что ты веришь мне, что ты со мной… - он стал вытирать ей слезы, продолжая: - и не думай о нашей разлуке, ты ее даже не заметишь, ведь я всегда буду с тобой, где бы я ни был. Ты должна беречь себя, ведь теперь ты нужна будешь не только мне, но и нашему будущему ребенку.

Коснувшись лбом лба девушки, он долго так стоял, прощаясь с ней, а затем направился к вагону. Теперь Жюли видела его только в вагоне, и казалось, что он все дальше и дальше удаляется от нее и уже навсегда. Она стояла на перроне, провожая глазами поезд. И даже когда он совсем скрылся из виду, она все ещё стояла.

Последующие дни и месяцы становились все хуже. 12 марта грянула революция. В Петрограде началась стрельба и пожары, а вся армия перешла на сторону революции. После долгих обсуждений с советами рабочих и солдатских депутатов образовали Временное правительство во главе с министром юстиции - Александром Керенским.

В этом же месяце Николай II отрекся от престола. Не желая покидать сына, царь передал престол брату, великому князю Михаилу. 16 марта великий князь Михаил отказался от восприятия верховной власти.

Временное правительство подчинилось советам, требовавшим ареста монарха. Солдатам предлагалось организовывать советы и самим назначать угодных им командиров. Это был конец русской армии. А три дня спустя Николаю II позволили уехать в Царское село к семье, а Феликса Юсупова в это время освободили из ссылки в Ракитном и он вернулся в Петроград. Весной 1917-го многие петербуржцы бежали в свои крымские и европейские поместья.

В Крым особенно много приезжало царственных особ, так как в ту пору революция ещё не докатилась до юга России, и в Крыму было относительно безопасно. В августе стало известно, что царя отправили в Тобольск.

Король Георг V предложил принять их, но Ллойд Джордж от лица английского правительства воспротивился. Король Испании предложил то же, но царская семья отвечала: «что бы ни случилось, России мы не покинем». Но обстановка становилась все хуже и хуже. В столице был хаос неописуемый. Банды солдат и матросов ломились в дома, грабили квартиры, сплошь и рядом убивали жильцов. Город отдан был на потребу разбушевавшейся кровожадной черни. Ночью становилось ещё страшнее.

Так в своих мемуарах, Феликс Юсупов пишет: «У себя под окнами я видел жуткую сцену: матросы вели старого генерала, подгоняя его пинками и ударами приклада по голове. Старик стонал и еле ворочил ноги. На залитом кровью лице зияли две дыры вместо глаз».

Появлялись все новые и новые банды. Так одна, в которую входила морская кавалерия, головорезы, которых боялись даже большевики. С собой они всегда носили красные флаги с лозунгами: «Смерть буржуазии!», «Смерть собственникам!» и «Смерть контрреволюционерам!».

А вскоре разнеслись слухи, что царь с семьёй убиты. В мемуарах Феликс Феликсович Юсупов детально описывает это событие: «До августа 1917-го Николая с женой и детьми продержали под арестом в Царском Селе. Затем временное правительство постановило сослать их - вопреки надеждам их не в Крым, а в Сибирь, в Тобольск.

С ними же поехали, решив разделить их участь преданные им люди: фрейлина графиня Гендрикова, гофлектриса м-ль Шнейдер, гофмаршал князь Долгоруков, генерал Татищев, доктора Боткин и Деревеньков, учителя швейцарец Жильяр и англичанин Гиббс и матрос Нагорный, дядька царевича, носивший мальчика на руках, когда тот не мог ходить, и несколько верных слуг. В Тобольске узников поселили в доме тамошнего губернатора.

Люди, проходя мимо, снимали шапки, крестились, стояли под окнами. Судьба узников была решена. Приближение белой армии, сформированной в Сибири под командованием адмирала Колчака, ускорило казнь.

Двадцать четыре часа спустя расстрела царя и его семьи другая трагедия совершилась в Алапаевске, в ста пятидесяти верстах от Екатеринбурга.