Красные точки лазера собирались в группки, словно злые солнца, на лице и груди Майкла, и свет ослепил его, прежде чем кто-то, один из солдатов, ударил его по затылку прикладом своего оружия.

Когда он пришёл в себя, вокруг было темно. На его лице была ткань, возможно, капюшон, и он сидел, привязанный к стулу. Он попытался освободиться, но не смог. Единственным звуком, который он слышал, было его собственное дыхание.

Капюшон сдёрнули внезапно, и, ослеплённый светом, он едва сумел разглядеть солдата, который теперь вышел из комнаты, с громким стуком захлопнув за собой дверь.

Это была маленькая комната с высоким потолком и без окон. На ближайшей стене висело широкое зеркало, а в каждом верхнем углу на кронштейнах были закреплены какие-то маленькие камеры. Майкл сидел у стола, и к его груди и голове были прикреплены разноцветные провода. На противоположной стене он разглядел гладкую серую дверь.

В его голове по-прежнему пульсировала боль, но он помнил, что произошло. Больница, а потом прыжок; а потом он обнаруживает себя на погрузочной площадке, и появляются те люди с пистолетами-пулемётами.

Майкл поднял голову, чтобы посмотреть на одну из камер, и увидел, как она немного повернулась, чтобы оставаться направленной прямо на него. Спустя несколько секунд дверь открылась, и вошли двое солдат, а вслед за ними — лысый мужчина в белом лабораторном халате. Солдаты встали по углам комнаты, направив пистолеты в голову Майкла, когда лысый мужчина подошёл к нему.

— Доброе утро. Меня зовут доктор Фрейн. Не могли бы вы назвать нам своё имя? — спросил он.

— Я ничего вам не скажу, — заявил Майкл. — До тех пор, пока вы не объясните, почему угрожаете мне подобным образом. Кто вы?

— Хм-м, — сказал доктор Фрейн. — Британский акцент. Двадцать, может быть, двадцать пять лет. Все показания говорят о том, что вы человек. — Он надулся и начал ходить вокруг стола, за которым сидел Майкл. — ЭЭГ и частота пульса говорят об определённой степени дискомфорта. Уровень агрессии низкий, но увеличивается. Уровень страха высокий. Ничто не предполагает аномальной силы.

— Кто вы? — закричал Майкл, но лысый не обращал на него внимания.

— Некоторые показания дают низкочастотные электромагнитные колебания. Ожидаем результатов исследования технической команды. Рентген показывает трещину в ребре. Никаких нарушений в органической и генетической структуре. Группа крови — третья. Курильщик. В крови присутствуют незначительные следы алкоголя. Уровень холестерина низкий.

— Пожалуйста, просто скажите мне, где я, — всхлипнул Майкл. — Я просто хочу знать, где я.

— Объект демонстрирует признаки дезориентации, возможно, контузии. Небольшие гематомы на левой стороне лица, подтверждённые как результат взрыва. Иных повреждений не зафиксировано.

Фрейн посмотрел на Майкла и улыбнулся, но в его мимике было что-то механическое и холодное.

— Вы помните, как сюда попали? — спросил он.

— Это был ящик, — сказал Майкл, по-прежнему плача. — Я работаю в порту. Это всё. Я работаю в порту, и там был ящик. Он взорвался. Остальные…

Он отвернулся от доктора Фрейна и посмотрел на висящее на стене зеркало. Он с трудом узнавал себя. Сколько времени он путешествовал? Сколько времени всё это продолжалось?

Может быть, несколько дней? Тем не менее, ему они казались вечностью. Понятие времени больше не имело смысла.

— Назовите ваше имя, — сказал Фрейн, в чьём голосе слышалась странная смесь настойчивости и сочувствия. — Скажите, как вас зовут, и мы сможем вам помочь.

— Майкл, — ответил он. — Майкл Беллини.

Доктор Фрейн повернулся к солдатам.

— Думаю, пока достаточно, — сказал он. — Наденьте на него капюшон и, кто-нибудь, позвоните Бев Стэнли. Теперь её очередь работать с ним.

Майкл старался вырваться из пут, мотая головой туда-сюда, но через несколько секунд мир вновь погрузился в темноту.

Находясь в тёмном изолированном помещении, легко потерять счёт времени. Он пытался считать секунды, а потом запоминать количество прошедших минут, но это не помогало.

Он мог просидеть в одиночестве несколько минут, а мог — несколько часов. Не было никакой разницы.

Когда капюшон вновь приподнялся, он увидел элегантно одетую женщину с чёрными волосами до плеч и натянутой улыбкой.

— Здравствуйте, Майкл, — сказала она. — Меня зовут Бев Стэнли. Я менеджер в отделе поиска информации. В основном я здесь для того, чтобы вкратце рассказать вам, почему мы вас заперли, и разобраться, что мы можем сделать для того, чтобы решить вашу проблему.

Что означали все эти слова? О чём она говорила?

Бев Стэнли села на стул напротив Майкла и, выложив на стол большую папку, раскрыла её.

— Здесь говорится о том, что вас нашли на погрузочной площадке 5 примерно в десять минут шестого прошлой ночью. Это правда?

Майкл пожал плечами.

— Не знаю, — сказал он. — Я был в большой комнате. Это… это могло быть то место, о котором вы только что сказали. Я не знаю.

— Ладно, — сказала Бев Стэнли. — Здесь сказано, что вы пропали в 1967 году. Это правда?

У Майкла перехватило дыхание. Что это означало? Что произошло в 1967 году?

— Нет? — спросила Бев, почувствовав его растерянность. — Эта дата ничего для вас не значит? 1967 год?

— Как? — сказал Майкл. — О чём вы говорите?

— Так, мистер Беллини, вам совершенно незачем повышать голос. Как я сказала, мы просто пытаемся решить эту проблему. Здесь написано, что вы были вовлечены в происшествие в «Сахаре Гамильтона». Я могу говорить только о том, что говорится в наших записях.

— Ладно, я тут ни при чём, — сказал Майкл.

— Хорошо, — сказала Бев. — Вы можете назвать дату своего рождения?

— Первого апреля 1929 года, — ответил Майкл.

— И кто у нас премьер-министр? — спросила она.

— Уинстон Черчилль, — ответил он. Его уже начинало тошнить от этого вопроса.

— Ваш нынешний адрес проживания?

— Дом 6, Фитцхеймон Терис, Бьюттаун, Кардифф.

Бев сделала какие-то пометки и начала читать напечатанный документ.

— Ладно, — сказала она. — Я обязана сообщить, что ваши права как права гражданского лица отменяются в соответствии с Международным протоколом безопасности № 49 и, таким образом, мы можем удерживать вас здесь для того, чтобы вы помогали нам, так долго, как это потребуется. С учётом обстоятельств, вы не соответствуете условиям, изложенным в Европейской конвенции по правам человека и в Законе о правах человека 1998 года. В то время как наша медицинская бригада считает вас человеком, ваши… — она покосилась на лежащий перед ней лист бумаги, — очевидные перемещения во времени лишают вас любых прав. — Продолжая читать, она добавила: — Мы приносим искренние извинения за любые неудобства, которые мы, возможно, вам причинили, и надеемся решить эту проблему как можно быстрее.

Она сложила лист бумаги и сунула его обратно в папку, ещё раз улыбнувшись Майклу, прежде чем покинуть комнату.

Он пробыл в комнате один ещё несколько часов, прежде чем кто-либо ещё пришёл увидеться с ним, и в это время ему нечем было заняться, кроме размышлений. Он силился вспомнить времена до того, как всё это началось, времена, когда он, Хассан, Фрэнк и Уилф ходили в «Корабль и лоцман» после рабочего дня, смеялись над грязными шутками, но воспоминания всё ещё были при нём. Иногда кто-нибудь начинал играть на пианино, и они пели, или какой-нибудь бедолага позволял себе лишнего и врезался в стол по пути к выходу, и тогда весь паб аплодировал. Иногда в паб приходила жена Уилфа, прямо в тапочках, хватала его за ухо и тащила домой к ужину.

Жизнь не была лёгкой, но он был счастлив. Он не беспокоился о том, чтобы остепениться, по крайней мере, с Мэгги Дженкинс. К чему было торопиться? Он был счастлив, занимаясь тем, чем он занимался, и сейчас он отдал бы всё ради того, чтобы сидеть в «Корабле и лоцмане» и слушать пение своих друзей.