Успокоились чуть-чуть. Тут позвонил муж. Сказала про плечо, он вроде как рвался приехать, но почувствовала, что компьютер любимый ему бросать не хочется, да и ухо еще болит. Отговорила. Полежу, сказала, справим день рождения, девчонки на поезд посадят.

Катька с Аленой услышали:

– Что с ним?

– Отит. И дочка, сволочь, четыре дня не звонит, опять на сносях, залегла в своем Бирюлеве, до родителей дела нет.

Катька только хмыкнула: ее Саня неделями на эсэмэски не отвечает, бабло на концертах косит и любовь с фанатками крутит. Гнесинку почти забросил, выгонят – армия тут же схряпает. Еще и кот куда-то пропал. Весна, у него тоже загул.

Тут-то кот Васечка и заявился. Шатает его из стороны в сторону, морда рассечена, около глаза длинная рана, и кровь оттуда прямо хлещет. Короче, в боях получил зверюга тяжелое ранение и собрался умирать.

Хронотоп: райцентр, пятница, вторая половина дня. То есть аптеки уже не работают. Кота – в контейнер и к ветеринару. Стучатся в дом. Дверь на одной петле еле держится. Выходит жена.

– Мой – пьяный в дым. Да и не по котам он, а по коровам и лошадям. У соседа сегодня лошадь скинула, там и напоили.

– А лошадь как?

С гордостью в голосе:

– Отстоял!

Стали прямо с улицы звонить в Балахонье знакомому ветеринару Диме. Тот говорит, везите сюда, а кровь не унимается. Смилостивился: давайте рассказывайте, где рана, чтобы понять, не задета ли артерия. Сфотографировали на мобильный, послали фотографию развороченной морды. Дима по телефону продиктовал назначения, сказал, чтоб обязательно обработали рану обеззараживающим раствором и кололи гентамицин по полкубика.

Катькина мама дозвонилась в местную больницу, объяснила ситуацию. Там умилились, сказали, чтоб приходили скорей, дадут антибиотиков и шприцы бесплатно.

Пошли по той же дороге, что и утром. Закат, деревня, темень надвигается, а фонари местные жители продали на металлолом.

Вдруг звонит Тонин мобильник.

– Здравствуйте, это Александр, Димин научный руководитель. Дима мне переслал фотографию кота, у меня был схожий случай в практике. Постарайтесь избежать гентомицина, колите только телазин. Это единственный антибиотик для животных, который доступен в нашей глубинке – те же полкубика. И еще обязательно пятипроцентную глюкозу – от слабости.

И так обстоятельно начал объяснять, что могло быть задето, с примерами из личной практики. Тоня поблагодарила, стала срочно прощаться. Знала, что учился Дима в Питере.

– Вы же, – говорит, – из Петербурга звоните?

– Вообще-то, – отвечает этот Александр, – я звоню из Берлина.

В больнице укололи кота, промыли морду. Домой его понесла, ясное дело, Катька – у Алены палец ныл, а у Тони в плечо отдавало на каждой кочке. Словом, калики перехожие, иллюстрация к народному лубку.

Только пришли домой, Катьке на мобильный начал истерически названивать Саня из Москвы. Эсэмэску прочитал.

– Ма, что с котом? У нас сейчас антракт. Все ребята волнуются, а Свят ваще на стену лезет, говорит, петь не может.

Потом уложили Ваську на топчан. Котяра на них ноль внимания. Сели пить чай. Молча жевали баранки, макали их в мед. И тут дикая трель на домашний. Звонит бывший Катькин муж из Индии.

– Что, коту полегчало?

Катька изумленно:

– Ты-то откуда знаешь?

– Саня в антракте позвонил, я мантру соответствующую спел.

Катька вызверилась:

– Ты бы мантру пел, когда мне осенью операцию полостную делали.

Салават, когда учился с Катькой в консе, был подающим надежды скрипачом, а сейчас издает в Москве эзотерический журнал «Аюрведа» на деньги бывшего мужа-банкира его нынешней спутницы жизни. Журнал выходит нерегулярно – только когда деньги переводят, и в свободное время они торчат во всяких там ашрамах. Но кот вроде как и правда слегка ожил.

Утром поздравили Катьку с днем рождения. Котяра, шатаясь, подошел к миске, еле челюстью двигает, но ест – настоящий мачо!

Нарубили овощных салатов – на дворе Великий пост. Попировали без спиртного, Катька потащила их в церковь на соборование. В церкви Тоне было уютно. Катькин хор пел замечательно. Батюшка маслом ее помазал. Все как надо.

Вечером – звонок. Муж.

– Тонь, может, ты завтра утренним поедешь, мне уже жрать нечего.

Собирались уезжать в понедельник, а поехали в воскресенье. Сперва проводили Алену в Урюпинск, у нее автобус раньше их поезда. На вокзал уже ехали на такси, автобусы городские Тоня теперь долго будет бойкотировать. Катька, конечно, поехала с ней – к Диме на прием. Теперь кот поездку выдержит, сомнений нет.

Поезд тронулся, плечо отозвалось на толчок и заныло, Тоня ойкнула, а Ваське хоть бы хны, даже не проснулся. Посмотрели они с Катькой друг на друга, и такой на них напал хохот, до слез.

За окном лужи со снежной кашей и ветер. Ветер – зверь, злой и мокрый, словно не из-под тучи налетел, а выполз из подземелья и не успел отряхнуться, царапает ветками по стеклу, «ширьх – ширьх», как ножиком по тарелке. Выглянешь в сумерках из натопленного помещения, и утянет ветер, пожрет, косточки не оставит.

Антонина Ивановна отложила страшную книжку. В теплой кашемировой индийской шали, в мягком кресле, под оранжевой лампой было так хорошо. Поставить бы Вивальди, сварить фруктового зимнего чаю с медом и каплей коньяка, но надо отважиться выйти наружу, на едва освещенную улицу. Надо топать по обледенелой мостовой, смотреть, куда ногу поставить, чтоб не улететь в лужу, не сломать руку, как в прошлом году. В половине девятого девочки придут на консультацию (завтра экзамен), а к чаю ничего. Чай московский, из специального магазина, но ведь ни сушек, ни пряников, даже хлеба ни крошки.

Что она такое расскажет им за час, если за год не усвоили? Мамы с папами платят за образование, вот они и не надрываются, да и читать им, увы, неинтересно. Ну, прозвали ее «гурушка», вроде как выделили, любят даже, пожалуй, и что?

Недавно студентка в разговоре заявила с пафосом:

– Советский Союз развалился из-за Октябрьской революции!

Если подумать, глубоко копнула. Знала б она, когда рухнул СССР и когда была та революция… Еще и обиделась, когда спросила.

За платный курс подкидывают денег. Без них при зарплате в шесть тысяч и на чай не хватит. Приходится еще подрабатывать в интернет-газете. Антонина Ивановна три года ищет провинциальные сюжеты. Балахонскую жизнь не идеализирует и в чернуху не впадает, но выдохлась.

Она встала, надела дутую куртку и вязаную шапку. Полкилометра до гастронома, полкилометра назад. Плевать на ветер!

Купила в «Магните» сыру, подозрительный паштет в банке, лимон, пачку масла и пряники. С хлебом повезло – попала на вечернюю партию, только из печки. Откусила сразу, еще у окошка пекарни – не вытерпела. Глаза зажмурила, кайф! И вдруг почувствовала, смотрит кто-то, прямо в спину уставился. Неудобно, рот набит хлебом, проглотила поспешно, обернулась. Псина! Вислоухая, бородка седая, но с примесью благородных охотничьих кровей. Ноги сухие и правильно поставленные, брюхо с набухшими сосками, сама худющая – лист фанеры, а глаза смышленые, покрытые от вожделения масляной пленкой. Антонина Ивановна еще батончик белого прикупила, протянула псине. Сука взяла подарок, как младенца, бережно, только слюна предательская с губы на асфальт упала, горячая, как хлеб. Есть на виду не стала, попятилась, глаз с благодетельницы не сводя, повернулась и скрылась в темноте.

И сразу у Антонины Ивановны поднялось настроение, мигом долетела до преподавательского общежития, включила на кухне свет, поставила чайник, накрыла на стол. Скоро и девочки пришли. Умяли торт и мандарины, что сами принесли. И бутерброды с маслом и паштетом. И сыр. И чай фруктовый. И пряники. Позавидовали: у Антонины Ивановны всегда есть что-нибудь московское, вкусное, чего у других не попробуешь. Перемыли посуду, пересказали курсовые сплетни – на том консультация и закончилась. По темам экзамена вопросов не задавали, а зачем?