1. Начиная нечто героическое надобно речь толкнуть торжественную, а то, как же без этого, герою геройствовать? Нынче без речей торжественных даже прыщ не выскочит, ну сами знаете где, не мне вам рассказывать…
О, Великая Наша Троица Могучая: Отец Небо Вседержитель Всего Сущего, Мать Сыра Земля Прародительница да Свята Вода Животворная! Вечны Вы среди нас горемычных да никчёмных при Вашем величии. Позвольте мне молвить слово посильное о Вас, Всемогущие да о чадах Ваших, что прославили Троицу походами славными. Степь отстояли на веки вечные в устоях Вами заповеданных.
Родила во времена незапамятные Степь Великая дитя геройское, коему было на роду писано, Царицей всех народов сделаться. Всеми народами повелевать да властвовать. Ни покориться завоевателю чёрному, поражений не ведающему, а геройски побить супостата низкого, да голову срубив врага коварного, в мешке утопить с его же кровью вонючею, чтоб упился он её вусмерть во веки веков.
Росла средь простора вольного, дева – волос огненный и было у неё две подруги «лучшие» до поры до времени. О девичьей дружбе на все времена можно много песен складывать, а лучше вовсе помолчать, будто и нет такового явления. Да о какой дружбе можно речь вести да баллады петь, коль одна из подружек дочь царская, всем миром облизанная, а остальные при ней заводились игрушками для неё такой «великой» да местами «героической».
Кликали деву Райс, что значило – «выше звёзд восходящая». Была она не просто дочерью одного из царей неведомых, коих во времена те давние было пруд пруди, да море мори, так ещё столько же останется. Дева рыжая была единокровным отпрыском четы царственной самой Тиоранты – Матери Степи, [1] народов властительницы да царя всей орды земной – Эминака, героя прославленного, пусть продлятся их дни до вечности. То была, почитай, самая могущественная пара в ойкумене того времени. И Райс как дочь любимая да долгожданная была наивысшей ценностью всего мира известного. Вертя повелителями при помощи капризов «хочунистых», «царска доча» была персоной самой влиятельной во всей вселенной необъятной по умолчанию. Правда, был у неё ещё старший брат, вокруг крутился да под ногами путался, но он не в счёт в мире матриархата воинственного. Он же мальчик! Одно слово, природное недоразумение.
Дева та с ранних лет во всём геройствовала. Особливо в замашках все дозволенных да бесчинствах с прислугой ни по-детски да без жалости. Как две капли воды походила дочь на маму царствующую, и касалось то нисколько генетического подобия, сколько сходства атрибутов с прибамбасами. Она всегда и всюду от дев шатровых требовала, что одевали, обували, наряжали её, да причёсывали, чтоб один в один всё было «как у мамы» царствующей.
Потому облачали Райс мелкой царской копией, и даже придавали шевелюре её волос огненных, некую небрежную распущенность да пышность нарочитую как у царицы-повелительницы. Тиоранта по титулу клана особого, никогда косы не плела. Не положено. И дочь отродясь плести космы наотрез отказывалась. Один в один, глаза лазоревые, способные лишь взглядом синеву неба затмить высокого да одинаковая с царицей причёска с одеянием, делали Райс точной копией Тиоранты, только маленькой.
«МалАя гадина», как называло её за глаза окруженье услужливое, даже в одно время у нянек потребовала разукрасить тело детское под колдовские узоры татуировок маминых. На что царица, увидав это безобразие, да не оценив творчества мастериц доморощенных, разрисовавших дитя неразумное разноцветными красками, врезала мамкам так, что мало им ни показалось, ни померещилось на всю оставшуюся жизнь недолгую, по её царскому заверению. И повторять порыв творческий в дальнейшем не захотелось ни посулами дорогими, ни уговорами с угрозами.
А саму «дрянну дочу» оттирала мочалкой жёсткой, ручкой царской самолично да с пристрастием, воспитательные внушения приговаривая. Отчего та, совсем не по-геройски, отревев процедуру болезненную ещё долго ходила по шатру абсолютно голенькая, смотря на всех врагов своих сычом обиженным, да зыркая на мамок зверьком загнанным, наотрез отказываясь что-либо одевать на тело горящее.
Игрушки-подружки, что подсовывались «звёздной» дочери с завидной регулярностью, так сказать, для светского времяпровождения, «ломались» через время какое-то да пропали пропадом, а вот одна оказалась живучей да к причудам царской дочери устойчивой. Словно ванька-встанька, только пола женского. Сколько бы Райс её по жизни не поколачивала, да ни швыряла оземь ногой растаптывая, она всякий раз вставала да просто отряхивалась, будто только этого и дожидалась как должного. Ту подругу «лучшую», а по сути, на тот момент единственную Такамитой кликали, а девки шатровые почему-то обзывали «болванчиком».
Райс, как подросла до разумения, то полагала вполне искренне что они близки были с рождения, хотя это, конечно, было совсем не так. Такамита появилась при дворе царском откуда-неведомо лишь когда Райс подросла до «почемучного» возраста. Откуда та взялась, и кто её родители, никто не ведал в их окружении. Ну, по крайней мере, они обе это точно не знали, а те, кого девы об этом пытали-спрашивали клялись Троицей, что тоже живут без понятия. Толи правда, не знали, толи знали да помалкивали.
Дружба у них была несколько странной, коли не сказать большего. Проходила она в постоянных войнах нескончаемых с погромами да членовредительством, вперемежку с примиреньями праздными да с «обнимашками» слёзными. Притом периоды те короткие, самолично определяла дочь царская по своему усмотрению, как полагалось по статусу. Она, то лупила подругу да гнала пинками из золотого шатра, утверждая, что на этот раз уже навсегда и пожизненно. То почитай тут же кидалась следом на её поиски да силком притаскивая дружить заново. Вот так и жили подруги неразлучные.
Вместе сели на коней объезженных, вместе учились с лука стрелять да драться на оружии. Вместе «грызли заветные знания», постигая дело колдовское да ведьминое. Наговоры, заговоры да травы разные. И коли в первых дисциплинах искусства воинского, Райс была впереди оравы всей, априори «скача» в лидерах, то в том, что касалось потустороннего столь же сильно отставала от других послушниц, что прилежней были в колдовском обучении.
Но это рыжую оторву не расстраивало. Ибо не геройское это дело! Так она про себя думала. Хотя быть первой во всём Райс привыкла как должное и не позволяла никому её обскакать хоть путём упорного старания, хоть просто ликвидируя конкурентку силой грубою. Но вот нудное учение ведунов с ведуньями, царскую дочь тяготило да в сон укладывало. Всю прыть из неё вытягивало да зевоту нагоняя тоскливую. Сие мучение являлось, по её словам, «проклятущим наказанием».
На обучение этой унылой премудрости она сама толкала Такамиту впереди себя, ленясь да прячась за спиной её щупленькой, да там в её тени и отсиживаясь. Подруга же к занятиям подходила с прилежностью хотя, как выяснилось, дара особого у неё к этому делу не было, но благодаря упорству с желанием, стать непременно ведьмой как минимум, она достигла кой-чего для своего возраста. Только рыжую то, нисколько не расстраивало. Ибо тогда она считала «эту хрень» ненужной ей, да и вовсе бесполезной для геройской её жизни будущей. Но так как мама принуждала да настаивала на ненавистном ей учении, то дочь стойко терпеть была вынуждена эту нудную для неё бредятину.
Не сказать, что Райс с Такамитой росли лишь вдвоём от других своих сверстниц оторванные. К ним в «дружный» коллектив благодаря протеже родительскому, вливались всё новые и новые подружки их возраста. Вот только как вливались, так и выливались обратно, не задерживаясь. Перетерпеть характер «рыжей дряни» было суждено не каждой. Вернее, никому из них, как не старались соискательницы.
Когда девы подросли да на их телах девичьих проклюнулись первые зачатки половой принадлежности, в банной прислуге семьи царственной объявился парень чужеземного происхождения. Был ещё молод банщик по годам для круга общего, но для кутырок [2] он казался уже взрослым представителем пола противоположного. Странно одевался, не по степным обычаям. Странно говорил тонким голоском с акцентом ранее не слыханным. Имя у мужчины было для них непонятное – Шахран его кликали. И вообще он Райс сразу не понравился, от чего оторва рыжая почитай с первого мгновения как увидела, начала гнобить банщика бедного. Ни разу не упустив возможность в его унижении.
