Владимир Николаевич Аверкиев родился в 1948 году. В 1971 окончил физический факультет Белорусского государственного университета по специальности «атомная энергетика». Работал в академическом и отраслевом НИИ. Служил в армии. С 1994 по 2013 год неоднократно входил в состав российских делегаций для проведения экспертных встреч и переговоров в области мирного использования атомной энергии и ядерной безопасности. Работал в дипломатических представительствах Российской Федерации и международных организациях. В 2017 году вышел сборник рассказов Владимира Аверкиева «След во времени».

В настоящее время на пенсии.

Из докладной записки:

«…и в соответствии с инструкцией № 001-17-2008 комиссией (список прилагается) произведена проверка всего оборудования лаборатории ЛВ-3. Система безопасности, пломбы на оборудовании – без повреждений и следов вскрытия…

…Далее, комиссия установила, что по невыясненным причинам узлы установки (коммуникационный пульт, контактная камера, активатор, генератор, система мониторинга, резервная система электроснабжения) оказались во включенном состоянии. За период с момента последней инспекции оборудование срабатывало трижды без вмешательства допущенных сотрудников контрольной группы. Детальный анализ проявления сингулярности в работе установки требует значительного времени.

Предварительная оценка причин изменения состояния оборудования позволила сделать вывод, что включение и выключение выполнены компьютерной подпрограммой, инкорпорированной в основную систему управления установкой…»

Происшествие с машиной вызвало среди участников проекта серьезное беспокойство. Обсуждения иносказательно и шепотом велись на различных уровнях сотрудников лаборатории, несмотря на режимность. Было быстро организовано совещание разработчиков, программистов, представителей ведомств, группы управления. С информацией выступил заведующий лабораторией (он же членкор РАН). Кратко, вариант интерпретации события заключался в следующем. При создании программного блока для установки ЛВ-3[1] решалась сложная задача обратной связи при взаимодействии с полем. Реальное решение было найдено только в том виде, который используется в экспериментах в настоящее время. Здесь же существовала громадная проблема обеспечения безопасности объекта-экспериментатора, то есть человека, подвергающегося воздействию управляющих импульсов установки. Математические модели, описывающие процессы в системе «поле – установка – объект», допускали неоднозначность состояний. Иными словами, у поля предполагалась возможность активного воздействия на режим работы установки, что и произошло. Хотя механизмы не до конца объяснимы. Установка продолжила работу без участия создателей и предписанного задания. И никаких результатов не обнаружено! Почему? Не хочется думать, что это выглядит как попытка побудить нас к действиям. Кто-то из разработчиков заметил, что «это была муха, залетевшая в открытую форточку». Тематика и направления экспериментов с установкой были выбраны в том числе и потому, что экспериментатор-испытуемый был участником событий в том месте и том времени и имел «отпечаток» в поле. Такая ситуация давала возможность использовать генетическую и фактографическую информацию при формировании начальных данных и условий экспериментов. Это положило начало всем последующим событиям и давало нить в поиске их логики. Значимость достигнутого осознавалось всеми участниками проекта постепенно. Ведь подошли вплотную к мистической, заветной, да какой угодно мечте ученых всех времен – путешествию во времени.

10 мая 1941 года у селения Иглшем в Шотландии, рядом с фермой «Летхам», произошло необычное даже для военного времени событие. Работник местной фермы Дэвид Маклин обнаружил приземлившегося парашютиста. Он призвал на помощь военных. Правда, летчик представился чужим именем и капитаном люфтваффе Германии, но был опознан как Рудольф Гесс. После этого Гесс заявил Маклину, что прибыл к герцогу Гамильтону. Через какое-то время на месте приземления появился лейтенант Клэрк из 2-го батальона гражданской самообороны вместе с капитаном Флинтом из 12-го дивизиона ПВО и констеблем Уильямсоном. Была проведена серия первоначальных допросов германского гостя, затем его препроводили в Тауэр.

Через месяц на вилле Мишет-Плейз, куда Гесса перевели, состоялась встреча с двумя представителями английского правительства, которая происходила в обстановке строгой секретности. Известна стенограмма этих бесед. Со стороны официальных лиц во встрече участвовали: «доктор Гутри» (на самом деле это был Дж. Саймон) и «доктор Маккензи» – А. Киркпатрик. Оба были известные и значительные фигуры в правительстве Черчилля. Гессу присвоили имя «господин У». Видимо, содержание бесед не стало основой каких-либо важных решений. До конца войны Гесса поместили в английский военный госпиталь в Южном Уэльсе как военнопленного. Официально его перелет в Великобританию считается попыткой убедить британцев заключить мир с нацистской Германией. На заседании английского кабинета, которое состоялось в узком составе под председательством Черчилля, принято решение о продолжении бесед с Гессом и о поручении этой миссии лорду-канцлеру Джону Саймону, известному своими прогерманскими взглядами.

А далее идет череда фактов, домыслов о встречах в загородной резиденции английского премьера, Чекерсе, опровержений слухов, психиатрических экспертиз пленника и так далее. В частности, в прессе с ответом на кривотолки от имени правительства выступил заместитель министра иностранных дел Батлер, который категорически отрицал факт пребывания Гесса в Чекерсе. Зачастую подобного рода опровержения политиков лишь подтверждают опровергаемое.

Один маленький эпизод, относящийся к событиям, связанным с приземлением Гесса, стал известен нам благодаря работе с установкой лаборатории ЛВ-3 и находился за пределами политически окрашенных толкований фактов публицистами и исследователями.

На начальном этапе разбирательства с парашютистом царил заметный беспорядок. Много посторонних людей толкались в офисе. Констебль, беседовавший с «пилотом», ненамеренно упустил из виду бинокль, изъятый при обыске и не вошедший в опись вещей при задержании. Цейсовский бинокль восьмикратного увеличения в потертом кожаном чехле пролежал в офисе констебля долгие годы. Бинокль на какое-то время стал героем нашего повествования.

Безусловно, мы пока излагаем только факты, ставшие нам известными, и не ищем связи между ними. Позднее, уже после разгрома Третьего рейха, кто-то из родственников Гесса посещал памятное место приземления. Бинокль же, удивительным образом сохранившийся в годы войны, окончательно исчез из поля зрения британского правосудия. Позднее его следы обнаруживались в разных местах: в доме Гесса под Мюнхеном, в магазине антиквара, в музее естествознания и техники Мюнхена. Странный эпизод «из жизни бинокля» связан с его пребыванием в музее. Во время ремонта светильника над стендом, где хранился в числе других экспонатов и бинокль, было повреждено стекло стенда. Все предметы (микроскоп, подзорные трубы и другие) были перемещены в подсобное помещение. Стекло заменили через день. Никто не заметил исчезновения бинокля, который и пропал окончательно. Тем не менее в жизнеописании бинокля был еще один примечательный факт, и мы вновь вернемся в местечко Гифнок, в Шотландию 1941 года.

У лейтенанта батальона самообороны, присутствовавшего при первом допросе «офицера люфтваффе» в полицейском участке, был сын Артур. Он учился в техническом колледже и был талантливым мальчиком. Любознательный юноша постоянно был в курсе происходящего в округе – ведь шла война. А тут немец, парашютист, допросы… Артур попросил отца воспользоваться трофейным биноклем и еще раз внимательно осмотреть район падения самолета Ме-110. Далее с биноклем происходило следующее. Молодой любитель техники, внимательно рассмотрев прибор, обратил внимание на нестандартность конструкции. Артур с трудом разобрал его и оказался прав. Внутри корпуса оказалось двадцать микропленок на немецком языке, были там и чертежи, схемы… Пленки были изъяты, а бинокль возвращен в офис констебля, где и дожидался таких событий, как высадка союзнического десанта, окончание войны, Нюрнбергский процесс.