Это был внутренний голос. Который он всегда держал в самой темной чаще своей души, но, кажется, он вырвался и сокрушил ударом ниже пояса.
Верным или не верным решением для него было — оставить её одну, уйти, сбежать, не объясняя причин, не видеть её, к черту послать всё, ненавидеть, как раньше, обвинять, ронять ядовитые слова в её сторону.
***
Её до сих пор колотит от этих единственных воспоминаний, которые не назвать лучшими. Что-то внутри подсказывало ей, что с ним нужно быть осторожнее, хотя она безумно хотела знать, что она ему сделала и почему он к ней так относится.
Но Никита не был настроен на откровенный разговор.
Украдкой, их взгляды сталкивались. Её обдавало холодом и, казалось, что пробивает электрическим током каждый раз, когда она осмеливалась смотреть на него.
Никаких диалогов.
Только взгляды, длящиеся не больше пяти секунд, и они ничего не значили. Для него уж точно, потому что он не собирался становиться другим. Он продолжал испытывать к ней только желание подчинить, и сейчас у него это получалось, потому что она его не помнила. Настя стала легкой добычей для него.
День, который длился целую вечность казалось, уступил свои права, приближающейся ночи. Настя сидела на кровати в позе лотоса с закрытыми глазами, ни о чем конкретном не думая. Все её попытки вернуть потерянную память проваливались с треском, поэтому девушка ждала того момента, когда она соизволит вернуться сама, расслабляя свои мышцы настолько максимально, насколько это было возможно. Она также старалась дышать правильно, размеренно и спокойно, а не глотать воздух, как утопающий. Это, действительно, помогало ей полностью расслабить своё тело, сосредоточиться, но внезапно знакомый голос выдернул ее из царства спокойствия. Белова распахнула глаза и удивленно посмотрела на Никиту, который стоял у её кровати.
Он был серьёзным, даже слишком. Она приветливо улыбнулась, наклонив голову вбок. Это не подействовало. Девчонка нахмурилась.
— Пей! — В приказном тоне, проговорил Никита, протягивая ей стакан воды и таблетку
— Что это? — Она недоверчиво посмотрела на желтую таблеточку в его руке и скорчила брезгливую рожицу: «Убери от меня эту мерзость», надеясь, что это его развеселит, но тщетно.
— Пей и не спрашивай! — Отчеканил Никита, — Ну? Я сейчас сам запихну тебе это лекарство в глотку! — Пригрозил кареглазый.
— Ты такой злой! — Надула губы девушка, — Не буду я эту гадость пить! Сам пей, может подобреешь. Вот почему ты такой злыдень? А? Это же… Не прикольно. Постоянно ходишь чернее тучи, не улыбаешься, злишься постоянно, кричишь на всех и вся. Мне не нравится так… Ты красивый, но злой и грубый, вот
Сказать, что Киоссе был удивлен — это ничего не сказать. Что устроила эта девчонка? Что она себе позволяет? У нее вместе с памятью мозги вышибло? Еще день назад, она шарахалась от него, как от проклятого, а теперь, сидит, смотрит на него своими большими серыми глазами и улыбается, стараясь не показать своё веселье, которое искрится в глазах.
Её глаза такие… такие… живые что ли. Она умеет улыбаться. Она улыбается ему прямо сейчас, в эту самую секунду, Настя дарит свою улыбку садисту и убийце, которого она не помнит, который сделал ей так больно, что не забыть, но она забыла. Все забыла, что было связано с ним.
Её улыбка такая настоящая, такая искренняя, посвященная ему. Невозможно… Нет, возможно. Все возможно в жизни.
Может быть, это твой шанс.
Просто посмотри на неё. Просто взгляни.
— Чего? — Он с грохотом приземлил несчастный стакан с прозрачной водой на прикроватную тумбу. .
Нет, бесполезно. Бесчувственный, он и в Африке, бесчувственный.
— Ты злишься? — Девчонка опять нахмурила брови, — Я тебя обидела? Прости, пожалуйста… Я не хотела тебя обидеть.
Что-то явно пошло не так…
========== Twenty one. ==========
POV Автор.
Настя вновь стала узником своих мыслей. Время, чтобы подумать, что ждет её дальше, было вдоволь на самом деле. Никита практически не появлялся дома, только изредка можно было застать его, валяющимся на диване с бутылкой спиртного в обнимку, и пачкой сигарет в кармане потертых джинсов, а так они не пересекались с того самого дня, являющимся для Насти холодными мурашками по позвоночнику и дрожью в коленях.
***
— Почему ты молчишь? — Девчонка вновь нахмурила брови. — Я, все-таки, обидела тебя?
Никита был для неё загадкой, которую хотелось разгадать. Но Никита не горел желанием видеть и слышать её, потому что она начала раздражать его сильнее, чем раздражала раньше. До такой степени, что хотелось выколоть ей глаза, чтобы не видеть чертову надежду в них. Он так сильно ненавидел её, что задыхался, захлебывался в своей желчи. И каждый её взгляд, направленный на него, вымораживал.
— А я должен с тобой разговаривать? — Никита сжал губы в тонкую полоску и засунул руки в карманы своих джинсов, — Я не думаю, что должен говорить с тобой о чем-то, и уж тем более, ты не должна что-то требовать от меня.
— Со мной что-то не так? Я ничего не понимаю, ничего не помню. Ты же мой жених, верно? Помоги мне вспомнить, пожалуйста. Мне страшно. — Она не врет, она говорит чистую правду, но только это его, до боли в мышцах, до хруста костей, бесит.
Казалось, что он держит себя в руках из последних сил, чтобы не вцепиться в шею своей жертвы, своей игрушки. И давить. Давить. Давить, пока эта кукла не сдохнет от асфиксии, пока её серенькие глазки не закроются навсегда.
В нем бушуют вулканы, которые он не способен контролировать. Они выжигают все на своем пути, их остановить не под силу никому, потому что он «зажарит» любого, кто пойдет против него.
Настя — объект его ярости, объект, который хочется уничтожить.
Хочется подчинить и хочется убить одновременно. И от этого трясет, все внутри Никиты выворачивает. Уровень его злости достигает максимальной отметки, а когда он злится, значит, ничего хорошего из этого не выходит. У него есть всего три основных состояния:
«Я зол — не смейте меня трогать».
«Я очень зол — если вы приблизитесь ко мне хоть на шаг, я выпущу вам кишки вместе с мозгами».
И, наконец, третье состояние. Самое опасное.
«Я просто в бешенстве — если вы встанете на моем пути, то вас, ваших родных и близких будут искать очень долго и найдут по частям».
Как выдумаете, в каком состоянии он находится сейчас?
— Ты что, не поняла? — Кареглазый повысил тон, и Настя предпочла не перебивать его, потому что, внезапно появившийся огонь, в его пронизывающих до самых костей глазах, заставил девушку напрячься. — Не надо рассказывать мне о своих проблемах, потому что мне на них насрать. И на тебя мне тоже насрать. Ты меня заебала уже. Что ты хочешь от меня? — Он не мог контролировать поток слов, которые вырывались и резали её по живому.
— Почему ты кричишь на меня? Я же просто… — Девчонка даже закончить не успела, потому что Киоссе за долю секунды, может быть, оказался рядом с ней, возвышаясь, как опытный охотник над беззащитной жертвой.
Вдавил хрупкое тело в кровать, мечтая увидеть в её глазах страх. И он его увидел — большие серые глаза расширились, доставляя ему необычайное удовольствие. Она боится, но почему-то продолжает смотреть ему прямо на него, прямо в карие глаза.
Это, наверное, можно назвать первым контактом двух обреченных душ. Так близко. Так пронизывающе. Так горячо. А дальше немыслимой силы взрыв внутри обоих, столкновение губ, надрывные движения навстречу друг-другу. Холодные пальцы, что впиваются в ткань одежды, холодные губы, что пытаются отдать все, что могут.
***
Плевать, что она подумает о нем. Плевать, потому что она — пустое место. Она абсолютно никто, если только игрушка для развлечений, но не больше. Так было, и будет всю ее никчемную жизнь. И совсем скоро он сделает то, что задумал — Настя будет принадлежать ему, всецело. Телом и душой. Сломать. Сломать. Сломать. Её надо сломать. И эта игра опасна, потому что Белова сильнее всех предыдущих игрушек Киоссе, а ему срывает крышу. Так хочется стереть её с лица земли, втоптать в грязь, потушить огонёк надежды в глазах, уничтожить в ней жизнь навсегда.
