Я развернулся и уже хотел уйти наверх, как за спиной раздался тихий робкий голос моей игрушки, заставивший меня на секунду остановиться.

— Мне холодно, — всхлипнула девчонка, — и страшно спать тут, — по её голосу я понял, что она говорит чистую правду, но вновь ничего не почувствовал, по отношению к ней. Может быть, жалость только. Ведь она слишком жалкая.

Я развернулся к ней лицом и удивленно вскинул брови, сжав губы в тонкую полоску. Она сейчас тонко намекнула мне, что хочет в дом? Порой она бесит меня своей детской наивностью. Зверушки должны спать на улице, но я поступил более человечески — постелил ей коврик в подвале. А её это, видимо, не устраивает? Это её проблемы, пусть привыкает, чтобы спать рядом с хозяином — это надо заслужить, а она пока что, умеет только выводить меня из себя.

— Может быть, тебе принести горячего чаю и плед? — Иронически, с нотками недовольства, прорычал я. — Или еще чего-нибудь, а? Чтобы тебе комфортно было. Говори, не стесняйся. — Девчонка сглотнула комок в горле и отрицательно замотала головой, сильнее забиваясь в угол.

Я довольно усмехнулся.

— Услышу еще хотя бы один звук — убью! — Напоследок бросил я на полном серьёзе и вышел за дверь.

***

POV Настя.

Почему он выбрал меня? — этот вопрос я задаю себе уже на протяжении самого мучительного месяца в своей жизни, и не могу получить на него ответа. Никита делает всё возможное, чтобы я сломалась. И я не знаю, сколько еще смогу так прожить, прежде чем, всё-таки наложу на себя руки. За окном только не давно рассвело, но я уже на ногах. Каждое утро, в семь пятнадцать я должна принести кофе и завтрак своему хозяину. Всё это сопровождается надзором. Человек Никиты приходит ровно в шесть тридцать, выпускает меня из подвала и ведет на кухню, где заставляет меня готовить любимые блюда Киоссе и следит, чтобы я не подсыпала ему что-нибудь. Один раз я пыталась. Я подсыпала ему слабительного, но ничего хорошего для меня из этого не вышло. Но признаюсь, я мечтаю насыпать ему яду или цианистого калия в еду. Я надеюсь, что когда-нибудь эта мечта сбудется.

— Можно войти? — Тихо постучав в спальню парня, робко спросила я.

— Заходи! — Отозвался Киоссе недовольным голосом.

Я почувствовала, как задрожали колени, сглотнув тяжелый комок в горле, я осторожно прошла в комнату, поставив поднос с едой и кофе на прикроватную тумбочку. Он пристально следил за мной и от этого мне становилось всё страшнее и страшнее. Он смотрел так, как будто уже отымел меня во всех позах. Его глаза пожирали, высасывали из меня жизнь, поэтому я хотела поскорее уйти, но только я сделала один малюсенкий шаг в сторону выхода, как за моей спиной раздался грубый и властный голос Никиты. Сердце, уже привыкшее находится в районе пяток, замерло вместе с моим дыханием. Я так и осталась стоять к нему спиной, боясь встретиться с его, налитыми кровью карими глазами, убивающими меня медленно и мучительно.

— Стоять! — Прошипел Никита. Колючие мурашки прошлись вдоль спины. Я боялась даже дышать, ведь он постоянно найдет способ унизить меня или докопаться до чего-нибудь, — Я разрешал тебе уходить? Повернись и смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! — Его крик заставил меня испуганно зажмурить глаза, чуть не плача, — Не вынуждай меня применять силу. Я обещаю тебе, что это будет больно и тебе не понравится, поэтому давай по-хорошему.

Я набрала в легкие побольше воздуха и повернулась к Никите, смотря прямо на него. В его взгляде, направленном на меня, полыхали угрожающие искры. Мне хотелось провалиться сквозь землю, чтобы он не смотрел на меня таким презирающим взглядом.

— Начнем с того, что ты, во-первых, опоздала! — Спокойно начал Киоссе, но это не предвещало ничего хорошо. Обычно, когда он так говорит, он находится где-то между очень зол или просто в бешенстве. Сильнее всего я боялась его бешенства, — Я во сколько сказал принести мне кофе и завтрак?

— В семь пятнадцать.

— А ты пришла в семь шестнадцать! — Ответил Киоссе предельно спокойным голосом, сделав глоток кофе из чашки. Он тут же скривился, — Во-вторых, почему мой кофе такой холодный? Ты не умеешь пользоваться микроволновкой?

— Я…

— Заткнись! — Рявкнул Киоссе. Я тут же прикусила язык, — Будешь говорить, когда я тебе разрешу. В-третьих, как я просил, чтобы ты меня называла?

***

— С сегодняшнего дня ты будешь называть меня хозяином, поняла? — Я лежала, укутанная в простынь. Взгляд был пустым. Я гипнотизировала потолок взглядом, не желая слушать очередные приказы Киоссе.

Мне просто уже надоело. Надоело быть никем. Надоело быть его подстилкой. Надоело быть в этой ловушке. Надоело видеть его рожу каждый день. Надоело быть зверушкой этого отморозка. Если ему так хочется издеваться надо мной — пусть уже убьет меня и разойдемся. Я уйду в мир иной, где покой и тишина, а он пусть остается здесь один. Я даже не знала, что человек способен так сильно ненавидеть человека. Порой, мне хочется вырвать Киоссе его карие глазёнки, а порой, хочется утопиться в ванной от отчаянья. Меня достало это всё.

Он навис надо мной, я продолжала смотреть, как будто, сквозь него. Но потом я перевела измученный взгляд на парня и уперлась руками ему в грудь, отталкивая, но он был сильнее, что бесило просто до невозможности.

— Оставь меня в покое! — Прошипела я, — Не трогай меня, слышишь? Не смей меня трогать никогда больше, чертов извращенец! Мне плевать, что ты сделаешь, понял? Ты меня бесишь! Хочешь — убивай! Может, полегчает.

Рука так неожиданно и так сильно вцепилась в моё горло, что в легкие мгновенно перестал поступать кислород. Я рефлекторно схватилась за его руку, но не смогла её скинуть. Чувствуя, что дышать нечем, я стала брыкаться в его руках, но он схватил подушку и стал меня душить. Я практически потеряла сознание, когда услышала его рычание у самого уха:

— Я не буду убивать тебя быстро. Я буду убивать тебя медленно и мучительно. Я буду ломать тебе косточку за косточкой. Я буду упиваться твоими криками. Ты будешь захлебываться своей кровью. Я буду отрезать тебе палец за пальцем. Я буду кромсать твоё тело на тысячи маленьких кусочков. Ты будешь умолять меня остановиться, но я не сделаю этого. Я раскрошу твой маленький мозг и отдам на корм собакам. Отрежу сначала правую руку, потом левую, выколю твои серые глазки. Я распорю твой животик и вытащу все органы. Вот собачки то порадуются, правда?

Лезвие ножа, которое находилось в руках Никиты, перемещалось по моему обнаженному телу Он остановился на уровне моего живота и надавил, я вскрикнула сдавленно и охрипшим голосом. Осталась рана, из которой хлынула кровь.

— Скажи, ты все еще хочешь, чтобы я убил тебя?

— Нет.

***

Воспоминания были ужасными, я вздрогнула. Я была более чем уверенна, что он не шутил тогда. Он сделает это. Это для него, как раз плюнуть. Именно тогда я поняла, что лучше никогда не злить Никиту Киоссе. Последствия могут быть непредсказуемыми и страшными. Этот человек не остановиться, его никто не остановит.

— Ты никак, оглохла? — Прорычал Киоссе, я начала лихорадочно мотать головой, пытаясь доказать, что я его слушаю, — Как ты должна меня называть? — Он отчеканил каждое слово.

— Х… Хо-з-я-и-н, — язык не слушался меня, он дрожал и надрывался, — я должна называть вас хозяином! — Я боялась, что его не устроит мой ответ.

— Тогда, может быть, поинтересуешься, чего хочет твой хозяин? — Прожигает взглядом. Страшно.

— Чего вы хотите, хозяин? — Прошептала я, чувствуя, что коленки подгибаются.

— Тебя! — Невозмутимо отвечает Киоссе, — Я хочу трахнуть тебя прямо сейчас. Я хочу трахать тебя до тех пор, пока ты не кончишь для меня, пока твоё тело не разорвется от моего члена.

========== Sixteen. ==========

POV Настя.

Кажется, я перестала дышать после его слов.

Мне было сложно устоять на ногах, но я пыталась удержать вес своего тела. Киоссе играл со мной, как кошка с мышкой. Он играл на моих нервах, задевая самые болевые точки. Хотел, чтобы я сдалась ему всецело под страхом неминуемой гибели. Но это всё просто осточертело. В один миг я почувствовала уверенность в том, что этот гадкий мерзкий человек не тронет меня. Больше никогда не тронет, потому что я ему не позволю. Я не смогу больше быть его личной шлюхой. Это омерзительно, как и он сам. Он прогнил насквозь, а я не хочу увязнуть в этой грязи. Я человек. Я не хочу кому-то принадлежать. Его реплика попала в точно в яблочко, возвращая мне рассудок. Всё это время я была подчинена собственному страху, который делал меня уязвимой. Я не хочу больше быть чьей-то игрушкой. Он мог бы убить меня уже давно, но не делает это. Только угрожает, испытывает, подчиняет, унижает. Хватит с меня, довольно.