Сохраним этот секрет!
Видел Вас я пару раз,
От моих не скрылись глаз;
И на Вас имею мненье,
Вижу в Вас способность, рвенье…
Да раденья маловато –
Жизнь младая бесновата;
В нашем извращенном веке,
В шумном ритме, злостном беге,
В суете себя не видя,
В будущность глядим мы, сидя
За обеденным столом –
Сим довольны житием! –
Ладонью хлопнув по столу,
В каком-то ревностном пылу
Преподаватель речь повел;
Во взгляде Митином прочел,
Что тот его не понимает,
Из вежливости лишь кивает. –
О, я смутил Вас и отвлекся,
Ведь сам себе я в том зарекся,
В философски размышленья
Не впадать – сие ученье
Расточает твердый ум.
Грек Платон – тяжелодум
Прав, сказав о государстве:
Только в идеальном царстве
Всё стоит на своем месте.
Я б добавил: только вместе
Сможем царство воссоздать;
В книге каждый написать
Мог бы али вслух сказать!
Всё, оставим, я иное!..
За дверьми осталось двое?
Пусть немного подождут,
Полагаю, не уйдут. –
Профессор с куцей бородой
И поредевшей головой,
Картавя «р» спросил враспев,
В упор на Митю поглядев. –
Мне известно – Вы с Ямала!
Как живет народ там малый?
Край богат – с вами «Газпром»!
Впрочем, снова не о том…
Митя! Ваш отец – владелец,
Слышал я, большой умелец –
Типографию открыл,
Книжну кажется, забыл?!
– Так и есть, – ответил Митя,
Пред профессором всё сидя,
От вопроса чуть привстав…
И румянец по щекам, заиграв,
Прошел небыстро.
Мысль искрой в главе немглистой
Пронеслась, он вновь присел,
В вопросе том червя узрел, –
Да, мой отец давно владеет
Той типографией, умеет
Он заправлять там все дела,
Работать любит, как пчела.
– О, то похвально, между прочим,
Труд украшает, даже очень!
Трудом я многое постиг
И написал с десяток книг, –
Сказав, экзаменатор вновь продолжил, –
Трудиться каждый в мире должен,
И даже скромный муравей,
Трудяга малый – тем милей.
Я книгу снова написал,
Вот только, правда, не издал,
А может Виктор Павлович поможет?
Как думаешь, его не потревожит
Столь скромна просьба? Удружите!
Я тоже не оставлю вас в обиде…
Меж ними пауза легла, продлилась…
И выше этажом вдруг что-то вдребезги разбилось,
Они услышали – над кабинетом;
Мгновенье Ветрин мешкался с ответом,
Мелькнула мысль: «Такова цена!»
– Не беспокойтесь! Просьба мне ясна, –
Он отвечал, с натяжкой улыбаясь,
Челом лоснясь, немного запинаясь, –
И трудности большой не представляет!
– Ну, по рукам! Я рад за тех, кто знает,
И видит, метит всё издалека,
Тот выиграет уж наверняка! –
Сказал декан и лисом ухмыляясь,
В батистовый платок сморкнулся,
Очки поправив на носу,
Продолжил: – Вашему отцу
Премного буду благодарен,
Ведь я – Лаврентий Павлович Халявин! –
Со стула властно приподнялся,
Небрежно ручкой расписался
В зачетке Ветрина декан,
Как неуклюжий, важный пан,
Немой усмешкой заискрил –
Халявин сделку оценил.
Пожали руки, Митя вышел;
И глубоко вздохнув, услышал,
Как за спиною шепоток
Пополз тихонько: – Вон, знаток,
Пошел довольною походкой,
Пять получил, селедку с водкой
Накупит, будет угощать… –
Нахлынули нахлебники, как рать,
А Ветрин шел, других не замечая,
Не шел, а плыл, улыбкою сияя,
В ближайший гастроном неторопливым шагом,
Ведь грустны мысли обернулись благом.
«Жизнь набирает прежний оборот, –
Подумал Митя, счастию не веря, –
Казался мне Халявин лютым зверем,
Он прав, сказав: в наш сумасшедший век,
О, как загадочен бывает человек!»
Часть II
Глава 1
Напишет легкое перо:
Спешите сотворить добро,
Пока не сотворили вам,
Таким же милым «добрякам».
Россия, честная Россия,
Честна ли ты, тебе ль Мессия
Вселял в умы, влагал в сердца,
Рукой ли самого Творца
Народа подданного гнать
И злое сеять, разобщать?
Живи народом! В нем живое…
Тебе ль не знать – твое!.. родное!
То плоть!.. Кровинушка своя!
Его беречь – вот роль твоя!
О ты, Россия, мать народов!
Когда распалась от невзгодов
Умы твои ль вели тебя?
Ты ль не роптала вне себя?
Роптанье?! Нет!.. То глас народа!
Пусть не высока ныне ода,
Но твой поэт к тебе писал,
Кричал, хрипел – теперь устал.
Исчез поэт, осталась проза…
И то – не та – одна угроза
Пасть в бескультурье, баловство,
Разврат идейный, бесовство.
И с болью в сердце! В сердце с болью!
Одной любовью, лишь любовью
К народу надо вновь воспрять,
Заботой, ласкою объять.
В народе истинно богатство!
И только мудро государство,
С заботой, лаской праотца,
Вернет доверие в сердца
Людей своих, своих детей…
Так сей любовь над миром, сей!
На столике, что у дивана,
Будильник, зазвеневший рано,
Лениво сонная рука
Отключит; и опять нога
Неверный тапочек наденет,
Другою снимет, ей же сменит…
И к ванной медленно бредя,
Бекзат прошепчет про себя:
«Россия, честная Россия,
Тобой владеет ли стихия?»
На том, зевнув не разбираясь,
Умывшись, быстро собираясь,
Бекзат уходит на работу,
Прогнав с лица печали ноту;
Но предрассветная дремота
Покой отняла; неохота
Большая зиждилась внутри.
«Все ж чей-то голос раза три
Со сна ль шептал мне о России;
И о неведомом Мессии
Греза ль коснулась вдруг нутра?» –
Он тяготел в себе с утра,
Сон отмахнув, в сие не веря.
Читатель мой, настанет время,
В том разберемся, что к чему –
Мне интересно самому!
И утром ранним, как обычно,
Идет дорогою привычной
Бекзат один, не торопясь.
Листок приметил – тот кружась,
Летел, и ветерком гонимый,
Описывал свой путь незримый,
Махал кленовою рукой –
Иссохшей, желтой, но живой.
«Должно быть с осени остался
На ветке, только оторвался
Зимой, морозом не стабильной?
Взмахнув рукою многожильной,
И по заснеженным проулкам,
Да незнакомым переулкам,
Полет свой первый, неумелый,
Вершил кленовый листик смелый». –
Так думал Стужин, наблюдая
За тем листком, с тоской зевая,
Кленовый – душу пронимал,
Тоску по дому навевал!..
Среди величественных, важных
И вековых, многоэтажных
Домов, он шел в свою контору.
Душа его легла к минору,
Но день свой с грусти начинать
Бекзат не любит, и гадать,
Явилось что тому причиной, –
Он с безмятежною личиной
Гнал все тоскливое в себе,
С морщинкой малой на челе.
Вот дом в семь этажей стоит:
Три первых этажа в гранит
Влились и стали постаментом,
А остальные – позументом
С лилово-бронзовым отливом,
Три нижних с черным переливом
Стоят; и гордо, сановито
В них дверь всегда для всех открыта,
И надпись крупна: ООО
Компания страхгос «Югро».
В той фирме страховым агентом
Работал он; своим клиентам
Услуги фирмы продавал,
И что ни день – контракт ковал.
Толковым был страховщиком
И обладал «живым» умом,
Стремился менеджером стать…
А что, пускай! Ему подстать!
Он на седьмой этаж спешит –
К директору с утра визит;
И коль назначит в девять ровно,
