Стайлз протягивает руку и почёсывает его за ушами.
— Это пиздец странно.
Питер фыркает.
— Я глажу взрослого мужчину!
Ещё одно фырканье.
Стайлз закрывает глаза.
— У меня две картины на стекле. На одной — Римус, на другой — Питер, и когда я кладу их друг на друга и подношу к свету, они не подходят друг другу.
Питер рычит.
— Я не о том, как ты выглядишь, — говорит Стайлз.
Его чувства к Римусу просты и понятны. Римус потрясающий. Римус забавный, до смешного язвительный и чертовски умный для животного. Ну, теперь Стайлз знает почему, верно?
Но Питер… ладно, Питер тоже язвительный. Но в нём есть тьма, которая перекликается с тьмой Стайлза. Их обоих коснулось насилие, они оба покрыты шрамами. Питер сложный и запутанный, и Стайлза тянет к нему, хотя он правда не понимает причин. Что подсказывает инстинкт, можно ли доверять Питеру так же, как и Римусу? Или как-то иначе?
Нужно ли пытаться разделить чувства к ним обоим, когда они один и тот же человек? Животное? Или кто там?
— У тебя нет шрамов, когда ты волк, — говорит Стайлз, впиваясь пальцами в загривок Питера.
Питер рычит.
— Неудивительно. — У Стайлза сжимает горло. — Неудивительно, что тебе нравится быть волком.
Питер вздыхает.
Телефон Стайлза вибрирует в кармане джинсов, он вытаскивает его и щурится на экран. Сообщение от Коры: «Ты спустишься вниз?»
Он отвечает: «Нет. Я тут кое-что обдумываю».
Ты ведь не уйдёшь, правда?
Даже если бы он хоть на секунду задумался об этом, сообщения Коры хватило бы, чтобы его остановить. Она его друг. Она ходила с ним по магазинам, заставила Дерека испечь торт ко дню рождения, и, когда он позвонил ей тем вечером, она пришла без колебаний. Вот кто она. Вот что важно.
Вот что важно для всех Хейлов.
От меня так просто не отделаешься, Хейл.
Он думает о ней, стоящей внизу, и надеется, что она рассмеётся.
***
Среди ночи он просыпается, задыхаясь от кошмара. Должно быть, он дёргался, думает он, потому что спина начинает болеть, а от тяжести внутри всё сжимается.
Комната освещена серебряным лунным светом.
— Ты в порядке, — мягко говорит Питер, его пальцы сжимаются вокруг запястий Стайлза. — Ты в безопасности.
Стайлз откидывается на матрас.
Питер отпускает его запястья и скользит рукой под спину.
Спазмы почти сразу прекращаются, боль уходит. Стайлз моргает, когда замечает, как чёрные линии поднимаются по венам на предплечье Питера, а потом исчезают.
— Что это? — шепчет он.
— Это твоя боль, — говорит Питер. — Я её забираю.
— Это больно?
— Нет.
Это наверняка ложь, думает Стайлз.
— Чувак, ты лучше перкосета.
— Действительно высокая похвала, — бормочет Питер. — Закрой глаза, Стайлз, и спи.
— Талия сердится на меня?
— Нет. — Он слышит улыбку в голосе Питера. — Она будет рычать на тебя несколько дней, потому что ты бросил ей вызов, но она никогда по-настоящему не будет сердиться на тебя. Она знает, что ты прав.
— Надо сказать отцу.
— Согласен.
— Питер, ты ведь не позволишь, чтобы с моим отцом что-нибудь случилось? — шепчет он.
— Нет, — отвечает Питер. — Ни за что.
Стайлз снова засыпает.
Комментарий к
*Баптистская церковь Вестборо — американская религиозная организация, известная своими враждебными публичными выступлениями против различных групп, несогласных с её вероучением.
========== Часть 15 ==========
Во вторник утром Стайлз решает не идти в школу. Не тогда, когда отец скоро придёт поговорить с Талией. Потому что он знает своего отца. Он знает, что, как только тот обмозгует всю эту историю с оборотнями — а это может занять некоторое время, — он захочет увидеть Стайлза и убедиться, что с ним всё в порядке. И тогда его отец сможет пойти и арестовать Джерарда Арджента, и всё закончится, и… и что тогда? Тогда Стайлз сможет вернуться в дом в городе? Он чувствует острую боль от этого, и не только потому, что сегодня первое за долгое время утро, которое он может вспомнить, когда он в самом деле проснулся и смог свободно двигаться, не дожидаясь, пока все мышцы расслабятся.
Он просто… мысль о возвращении в почти пустой дом немного его пугает. Даже когда дело закроется, отца не будет рядом со Стайлзом постоянно. А когда Стайлз остаётся один, его мысли наполняются паникой. Вот тогда-то он и впадает в такую глубокую депрессию, что даже не хочет из неё вылезать. Жизнь с Хейлами пошла ему на пользу. Достаточно, чтобы мысль об отступлении начала пугать.
Из этого страха быстро вытекает чувство вины. Старое доброе чувство вины. Потому что отец от столького отказался ради него и так старался создать для них дом за пределами Лос-Анджелеса, что Стайлз даже представить не может, как сказать ему в лицо, что он счастлив с Хейлами или настолько близок к счастью впервые за бесконечно долгое время. Он безоговорочно любит отца, но отец не может быть рядом всё время.
Стайлз привык к тому, что отец — это всё, что у него есть, и потому чувствует почти физическую боль, осознавая, что, возможно, это не так. Он не… он не хочет отталкивать отца. Просто, может быть, впервые он хочет впустить в свою жизнь других людей.
Стайлз нервничает, встревожен и обнаруживает, что уходит в заповедник вместе с Римусом — Питером.
— Если я упаду и поранюсь, ты должен обратиться и привести меня в порядок, — говорит он волку. — Даже если ты будешь голый!
Питер бросает на него надменный взгляд.
— Да, держу пари, ты выглядишь чертовски… — Стайлз обрывает себя и фыркает. — Мне правда нужно помнить, что я на самом деле разговариваю не с животным и ты можешь понять каждое слово, которое вылетает из моего рта.
Питер слегка ударяется головой о бедро Стайлза.
— Как насчёт соглашения: всё, что я скажу тебе в волчьем обличье, не может быть использовано против меня?
Питер пыхтит.
— Я буду считать, что это «да», просто чтобы ты знал.
Питер кусает кончики пальцев.
Они продолжают путь через заповедник. Стайлз не уверен, но, возможно, они где-то рядом с местом, где Питер нашёл его в тот день, когда он сбежал из школы. Конечно, вся проблема в том, что в лесу всё выглядит примерно одинаково, верно?
Это определённо не относится к Питеру. Иногда он останавливается, чтобы обнюхать землю или проверить дерево, как будто внутри него какая-то секретная карта заповедника, и он должен проверить, всё ли в порядке, и Стайлзу интересно, насколько он человек в эти моменты, а насколько волк. Он видит мир в монохромном цвете? Становится ли обоняние острее зрения? Как волк видит Стайлза? Как человек видит Стайлза?
Вероятно… вероятно, Стайлз должен был кое-что прояснить перед тем, как лечь в его постель прошлой ночью.
Он слегка краснеет и срывает лист с ближайшей ветки. Рвёт его на кусочки, а потом высыпает конфетти на морду Питера.
Питер выглядит невозмутимым.
Стайлз вытаскивает листок из усов.
— Вот так. Лучше.
Питер фыркает.
В кармане джинсов жужжит телефон. Стайлз вытаскивает и видит сообщение от отца:
Ты в порядке?
«Я в порядке», — отвечает он.
Есть идеи, почему Талия хочет меня видеть?
— Так держать, вопрос на миллион долларов, пап, — бормочет Стайлз. Он ненавидит врать отцу. Ему это никогда не нравилось, и за последние восемь месяцев это стало немыслимым. Возможно, было раньше время, когда Стайлз лгал так же легко, как дышал — где был, допоздна ли задержался на улице, с кем зависал, — но теперь нет.
Нет.
«Наверное, хочет официально усыновить меня», — отвечает он, съёживаясь.
Через мгновение он получает ответ:
Я серьёзно, ребёнок.
Стайлз корчит гримасу, глядя на телефон. Он довольствуется формой правды, которая, как он надеется, пройдёт проверку: «Я не знаю точно, что она собирается сказать. Но это важно».
Он уверен, что отец будет чертовски разочарован таким ответом.
Ладно, ребёнок. Я буду через 15 минут.
