Он не знает, сколько времени прошло.

Он не может сказать, на самом ли деле отключился на несколько минут или нет.

В шкафу воняет рвотой, но он не помнит, как это случилось.

Когда дребезжит дверная ручка спальни, Стайлз прижимает кулаки к глазам и заваливается вперёд.

— Стайлз? Стайлз, это Питер!

Что?

Время движется странно, как-то дрожаще. В остановках и стартах. Стайлз моргает — и Питер открывает дверцы шкафа. Моргает снова — и вот он сидит на кровати, а в дверях Питер разговаривает с Дереком. Снова моргает — и влажное прикосновение мочалки к лицу на мгновение возвращает его в действительность.

— Кто-то… — Стайлза неудержимо трясёт. — В доме кто-то есть.

— В доме никого нет. — Голос Питера твёрд. — Дерек и Кора проверяют.

Стайлз вздрагивает, когда полотенце касается его обнажённой груди.

Боже.

Его кожа. Его шрамы.

Он отшатывается, и Питер набрасывает одеяло ему на плечи, стягивая края так, чтобы закрыть Стайлза.

Он хочет к отцу.

Он хочет к маме.

Вместо этого он зарывается в одеяло и втягивает воздух, слишком разрежённый, чтобы поддерживать его в сознании. Тихие слёзы превращаются в удушающие рыдания, и он снова теряется во времени.

***

Фонари мелькают за окном «камаро». Стайлз моргает, но они не хотят фокусироваться. Стайлз опирается на Кору.

— У него так быстро бьётся сердце, — говорит она кому-то.

На переднем сиденье разворачивается ещё один односторонний разговор:

— Шериф Стилински? Это Питер Хейл.

Стайлз не может унять дрожь.

— Дер, слышишь, как быстро?

— С ним всё будет в порядке, — говорит Дерек, а может, это Питер отвечает на неизбежный вопрос отца.

Стайлз снова закрывает глаза.

***

Стайлз просыпается в комнате, которую никогда раньше не видел, в кровати под, как он подозревает, девственно-белым одеялом, но это ненадолго, учитывая, что рядом с ним лежит Римус и храпит.

На прикроватном столике стоит лампа, приглушённая настолько, чтобы было не слишком ярко. Она мягко освещает комнату. Бледно-голубые стены. Закрытые деревянные ставни. Висящую на стене картину лесного пейзажа, ожившего в расплывчатых оттенках тумана и солнечных лучах.

Стайлз поворачивается к Римусу и зарывается лицом в шерсть на загривке.

Римус, сопя, просыпается и урчит, когда Стайлз сворачивается вокруг него.

Стайлз натягивает одеяло на них обоих и дышит в мех Римуса, пока паника не отступает.

***

— Срань господня, — слышится голос отца на грани сна, и Стайлз ворочается. — Это волк?

Стайлз ощущает тепло Римуса, его вес, его надёжное присутствие, которое приносит чувство безопасности и затягивает Стайлза, как в чёрную дыру, пока он не отпускает себя и не сдаётся. В темноту и тишину, к отсутствию всякого страха.

— Это Римус, — тихо говорит Талия. — Стайлзу с ним очень уютно, а Римус никогда не укусит.

— Стайлз… Стайлз не спит без лекарств.

«Сплю, — хочет сказать ему Стайлз, но он слишком сонный, чтобы даже открыть глаза. — Сегодня сплю».

— Он в порядке, — произносит Талия. — Если он проснётся, Римус даст нам знать.

***

Утро приносит Стайлзу боль в спине, пустую кровать и острый приступ паники, как только он вспоминает прошлую ночь. Он откидывает одеяло и встаёт с кровати. И слишком поздно вспоминает, что на нём только джинсы. Когда всё произошло, он уже наполовину разделся перед душем. Он инстинктивно тянется за одеялом, но тут замечает футболку, свисающую с кровати. Красная с длинными рукавами. Стайлз с благодарностью её надевает. Она немного болтается, но это неудивительно. Стайлз ведь совсем не Хейл.

Шаркающей походкой он подходит к двери и некоторое время прислушивается, но ничего не слышит. Он открывает дверь и пытается понять, где, чёрт возьми, находится.

Дом Хейлов большой.

Стайлз выбирает направление и отправляется в путь, находит лестницу, по которой спускается осторожно, держась рукой за полированные деревянные перила на случай, если поскользнётся. Спустившись, он оказывается на более знакомой территории: лестница ведёт в заднюю часть дома, рядом с кухней.

Круто. Это значит, что, вероятно, есть ещё одна лестница впереди, верно?

Когда можно считать большой дом особняком? Стайлз почти уверен, что больше одной лестницы в доме автоматически отправляет его в категорию особняков.

Он слышит голоса из кухни, поэтому идти туда кажется логичным.

Когда он выглядывает из-за угла, запоздало расчёсывая пальцами спутанные после сна волосы, то видит отца, Питера и Талию, которые сидят за кухонным столом с дымящимися кофейными кружками.

Отец вскакивает на ноги в ту же секунду, как видит Стайлза, и заключает его в объятия.

— Ты в порядке, ребёнок?

Сердцебиение Стайлза учащается, когда эхо вчерашней паники захлёстывает его с головой. Он не знает, как ответить на этот вопрос. Хорошо? Если не считать ужас от того, что он не в безопасности в собственном доме? Опять?

Отец подводит его к столу и помогает сесть.

— Джон сказал, ты любишь блинчики, — говорит Талия. Стайлз кивает.

— Эм, да.

— Мы оставили тебе немного. Ещё тёплые. — Талия встаёт и достаёт из духовки тарелку блинов. Затем добавляет свежую клубнику с мёдом и щедрую порцию ванильного мороженого, что определённо выходит за рамки скромного завтрака Стайлза, и ставит перед ним тарелку. Он рад, что блинов всего два, а не целая стопка. Отец, должно быть, упомянул тот факт, что Стайлз и завтрак — не самые лучшие друзья в последнее время.

— Спасибо, — бормочет Стайлз.

Отец ждёт, пока он немного поест, прежде чем начинает говорить.

— Кто-то бросил камень в окно, — говорит он. Его голос спокоен, но в нём есть скрытый смысл. Отец явно хочет выследить и убить ублюдка. — Может быть, просто дети или кто-то, кому не нравится новый шериф, но в доме никого не было, ясно?

Стайлз с трудом проглатывает кусок блинчика.

— Я уже позвонил в охранную компанию, — продолжает отец. — В каждом чёртовом окне у нас будут небьющиеся стёкла, защитные решётки и новая сигнализация. На выходных один из технарей с работы поможет мне установить камеры наблюдения, такие, изображения с которых ты сможешь увидеть на своём компьютере или телефоне.

— Звучит дорого, — бубнит Стайлз, чувствуя себя виноватым.

Отец на мгновение закрывает глаза, прежде чем открыть их снова.

— Об этом не беспокойся.

— А пока, Стайлз, — говорит Талия, — ты можешь остаться у нас.

Стайлз смотрит на отца.

— Пока я не установлю охранную систему, — поясняет отец. — И пока это проклятое дело не будет раскрыто, а я не вернусь к нормальной работе. Но только если тебе здесь удобно. Если нет, то мы можем…

— Я останусь здесь! — восклицает Стайлз и смотрит на Талию. — Я имею в виду, если и правда можно?

Талия улыбается. И Питер тоже.

— Всё в порядке, — заверяет его Талия. — Мы рады, что ты с нами.

— Спасибо, — говорит Стайлз и смотрит через стол на Питера. — Спасибо.

За прошлую ночь.

Он не может произнести это вслух. Он боится, что осознание собственной уязвимости, паники запустит всё с самого начала. Ему нужно какое-то время сохранять дистанцию, чтобы преодолеть произошедшее и свою реакцию, не переживая это заново. И такое узкое различие, когда дело доходит до панических атак. Так легко свалиться с обрыва в слепой сокрушительный ужас.

Питер удерживает его взгляд и слегка кивает, и Стайлз чувствует прилив тепла к нему.

Питер проходил это, верно? Питер знает. Даже не говоря ни слова, Питер знает.

— Мне нужно на работу, сынок, — говорит отец. — Проводишь меня?

***

— Этот дом огромен, — начинает отец по пути к входной двери.

Откуда-то совсем рядом Стайлз слышит смех ребёнка. Может, младенца? Кажется, её зовут Бу. Это наверняка прозвище. И он не уверен, она Джеймса и Талии или Уильяма и Ариель.

— Ага? — отвечает он, кривя губы в быстрой улыбке.

Отец останавливается, оборачивается и кладёт обе руки Стайлзу на плечи.