— Si nom caste tamen caute.

Рей почувствовала, как её желудок перевернулся — то ли от вины, то ли от запаха мусора и грязи, она не знала. Она не могла говорить по-французски, как Бен, но достаточно сносно изучила латынь за годы послушного присутствия на мессе для того, чтобы понять, что Маз сказала ей — если не целомудренно, то хотя бы осторожно.

— Ты не была осторожна или целомудрена, не так ли? — проницательно спросила жена кузнеца. Рей расплакалась, стоя на улице и умирая от боли и унижения. Всегда прагматичная, Маз старалась успокоить её: — Не плачь. Ублюдок барона не будет голодать.

Рей знала, что её ребёнок не будет голодать, и она тоже. Бен будет в восторге от её живота, когда тот вырастет, и от их ребенка, когда она его родит. Барон щедро одарит ребёнка подарками и будет нянчиться с ним; он будет благодарен Рей за то, что она подарила ему сына, которого он так сильно хотел. Она думала, что он даже будет благодарен за дочь.

Нет, малыш не будет голодать. Он будет сыт. Барон позаботится об этом, а потом вернётся домой к своей законной жене и убедится, что её утроба тоже плодоносит. Рей умрёт не от голода, а от разбитого сердца.

— Дети - это благословение, — сказала Маз почти с упрёком.

Рей фыркнула, вытирая тыльную сторону носа рукой. Она ответила с горечью:

— Тогда Господь щедро благословил меня.

— Некоторые женщины не настолько благословлены! — укорила Маз девушку. Рей резко поднял глаза. — Я потеряла четырёх младенцев.

— О… — неуклюже выдавила Рей. Ей вдруг стало немного стыдно за себя. В конце концов, таков был мир — она знала, из-за чего рождаются дети, и она знала, что барон может и никогда не женится на ней, если они сделают это. Тем не менее, она позволила ему затащить её в постель. — Как?

***

Первая беременность Маз закончилась внезапной и сильной лихорадкой. Следующие три закончились безо всякой на то причины — кто-то захлебнулся кровью, кто-то родился мёртвым. Возможно, она была слишком стара. Маз рассказывала это Рей безо всяких эмоций, наблюдая за тем, как девушка цедит миску соленого костного бульона. В желудке Рей всё переворачивалось, но по крайней мере, её больше не тошнило.

— Мужья избивают своих жён, и у них случаются выкидыши… — После долгого молчания проронила Маз. Огонь зловеще потрескивал.

— Бен никогда бы не ударил меня, — возразила Рей неохотно. Он бывал груб, но никогда настолько, чтобы на её коже оставались следы и у неё прерывалось дыхание.

— Ты можешь упасть с лестницы, — продолжала Маз, как будто не слышала, как Рей защищала барона. — Или упасть с лошади.

— О, — Рей моргнула. Теперь она поняла, что имела в виду Маз. Девушка уставилась на свои запятнанные рвотой юбки. Они лежали почти плашмя на её животе. Она не истекала кровью уже сорок три дня.

— Ты могла бы выпить чай от нежелательных детей, — продолжала Маз.

Рей заёрзала на скамейке. Падение казалось несчастным случаем. Пить чай, убийственный для плода, казалось преступлением.

— Разве это не грех?

Маз пожала своими узкими плечиками.

— Обладает ли младенец душой, прежде чем появится на свет?

Рей подумала о мальчике, каким был Бен — ушастым, длинноногим, милым и жадным. Она любила этого мальчика невинно и безоговорочно. Какая бы душа ни была у её ребенка, она была похожа на его душу.

— Да.

Маз тяжело выдохнула. Казалось, она почувствовала облегчение.

— Тогда я буду молиться за маленькую душу.

— Маз… — Начала Рей, чувствуя себя необъяснимо виноватой. — Я хочу сохранить это в тайне.

Брови Маз поднялись.

— От жены барона?

Рей вздрогнула. Она ненавидела это слово.

— Ты знаешь?

— Все знают, — чётко ответила Маз.

Рей поморщилась. Она чувствовала себя полной дурой.

— Барон не должен узнать о ребенке.

Маз нахмурилась. Множество молодых женщин — замужних женщин — прятали плоды незаконных свиданий под плащами и под видом посещения дальних родственников месяцами напролёт. Они делали это, чтобы не рисковать перспективами выгодного брака. У Рей не было таких перспектив и хорошей репутации, чтобы разрушить.

— С какой целью?

Рей закрыла лицо руками.

— Если он узнает, то никогда меня не отпустит.

— Рей! — Маз коснулась её тыльной стороны ладони. — Он и не собирается этого делать.

— Я не могу… — задохнулась Рей от непрошеного, жалостливого рыдания. Она посмотрела на Маз сквозь пальцы. — Я не могу вечно быть его любовницей — его шлюхой — пока у него есть жена.

Маз глубоко вздохнула, как будто внезапно поняла затруднительное положение Рей. Она по-матерински ласково погладила щёку девушки.

— Дитя, любить — значит страдать, а страдание — удел женщины.

Рей тяжело сглотнула. Она смирилась.

— Вы мне поможете?

Маз, казалось, обдумывала это. После долгой паузы она критически заявила:

— Прятаться под тяжёлыми юбками нет смысла, если ты позволишь барону залезть под эти юбки.

Рей наклонила голову.

— Я не могу ему отказать.

Она могла бы, но он будет умолять, просить и начнёт подозревать. Его руки скоро почувствуют округлость её живота и нежность груди, даже если она откажется снять платье и возлечь с ним.

Маз задумчиво пожевала нижнюю губу.

— Можно спрятаться под монашеской рясой.

***

Барон как обычно поднялся по узкой лестнице и ворвался в комнату Рей, преодолевая длинные ступеньки с лёгкой развязностью. Он был человеком, который знал, чего хочет, и знал, что может это получить.

Он приехал в Йорк поздно ночью, через пятьдесят дней после того, как Рей в последний раз сделала отметину на стене и медленно поднялся к ней. Только топот тяжёлых сапог на ступеньках выдавал его присутствие.

Рей плотнее укуталась в одеяло. На ней была только тонкая ночнушка — девушка спала, вернее, пыталась заснуть. Наполовину раздевшись, она приготовилась к своевольному, неизбежному соблазнению. Чтобы сделать это тяжелее, чтобы сопротивляться.

Бен медленно подошёл к ней. Впервые с тех пор, как он спрятал Рей в каморке на третьем этаже, он не взял её на руки и не расплёл её косу. Он не дразнил её и не приказывал лечь и раздвинуть ноги. Он, казалось, не заметил, что на ней была тонкая сорочка и ничего больше.

Барон выглядел сосредоточенно и серьёзно.

— Прости меня.

Рей заставила себя ответить вежливо.

— Не за что прощать.

— Ты любишь меня, — продолжал сражаться Бен. — Я этого не знал.

Щёки Рей вспыхнули; она поплотнее закуталась в одеяло и попыталась скрыть покрасневшее личико в его недрах.

— Не знаю…

Щёки Бена потемнели.

— Если ты любишь меня…

— Я уже сказала, что не знаю! — Рей резко прервала его. Она удивляла саму себя дерзостью и пылкостью. Она не хотела признаваться ему в этой слабости. Она не была уверена в том, что он заметил её слезы. То, как она пряталась от него. Любить — значит страдать.

— Если ты любишь меня, — сказал Бен с силой сквозь сжатые челюсти. — Я покончу с этой помолвкой. Я не возьму себе никакой жены.

Рей вытаращилась на него.

— У тебя должны быть наследники!

— Я назову нашего сына своим наследником! — Бен провёл рукой по своим тёмным густым волосам, растрепанным ветром. У Рей возникло странное желание коснуться их самой. Она представила, как он играет с ней, прижимаясь щёкой к её животу.

Она почти рассказала ему о том, что если Бог даст, то скоро у него будет сын. Затем барон продолжил:

— Я разочарую свою мать, разорву помолвку, заключённую ещё в юности, передам свой титул бастарду, уничтожу своё доброе имя…

— Почему? — плакала Рей, ненавидя себя за то, как сильно она хотела, чтобы он выполнил свои обещания.

— Потому что я люблю тебя! — Ноздри Бена раздувались. — И да, любить — значит страдать. Я буду страдать из-за тебя.

Рей слегка поперхнулась. Она чувствовала гнев и разочарование, исходящие от него, как тепло от солнца. Рей поняла, что барон отвергал её из-за низкого происхождения. Он ненавидел себя за то, что любил её. Рей выпрямилась во весь рост. Пытаясь казаться высокомерной, она сказала: