— Руки, — встрял и Коу, — а ты ничего не забыл? Для церемонии вам потребуются свидетели!

— Нет… — ответил вампир. — Это у людей есть мания доказывать очевидный факт словами других, но здесь всё иначе. Когда наши руки скрепит шёлковая лента, то уже никто не сможет завязать её на наших руках вновь, даже кольца не являются обязательным атрибутом, главное — согласие и наши подписи в метрической книге.

— Руки, ты какой-то совсем пресный… — покачал головой идол.

— Он не пресный, он что-то задумал. Я пока не знаю что, — заговорил Шин и посмотрел на вампира через оправу своих очков, — но мне начинает казаться, что ты водишь всех нас вокруг пальца. Смотри у меня, — погрозил он Руки серебряным клинком. — Если с моей сестрой или братом по твоей вине что-то случится, то я свяжу тебя и заставлю смотреть, как умирают твои близкие, а когда ты забудешься от печали и чувства вины, я вырежу твоё сердце и скормлю моим фамильярам.

— Я и не рассчитывал на меньшее! — ответил ему Руки не менее серьёзно, и кровь прилила к лицу Юи; почему-то ей стало стыдно за себя и проблемы, которые идут рука об руку с ней.

— В таком случае сейчас мы уходим… — сказал Шин и обхватил голову Коу своей большой рукой.

— Полегче! — попытался дёрнуться идол, но не тут-то было, основатель держал крепко, будто давал понять, что на сей раз он не шутит.

— Руки, — обеспокоенно обратилась к нему Юи, — с ними точно ничего не случится? Может быть, им и правда стоит пойти с нами?

— Нет! Они будут играть свою роль, а мы свою, — сказал он и грубо обхватил Комори за руку. «Да… Скоро основателя обнаружат. В толпе он или один, это не имеет значения. Когда слуги Мерца доложат о прибытии Шина, то их начнут искать по всему городу, на какое-то время это отведёт взгляд от нас, а там останется только потерпеть… Ничего, это не в первый раз, нужно лишь набраться терпения…» — успокаивал он себя, готовясь к очередному обману.

Юноша шёл настолько быстро, что красные, цветущие, головки маков мялись, а зелёные, зрелые, отлетали, забрызгивая низ его чёрных брюк белым клейким молочком. Юи бежала за ним, но вскоре бессмертный остановился, ему показалось, что девушка вся дрожит.

— Юи? — оглянулся он и увидел, что Комори и вправду распахнула свои глаза и не может оторвать взгляда от арочной деревянной двери, к которой они приближались с немыслимой скоростью.

— Извини меня… — сказала она, а уже потом смогла посмотреть ему в лицо. — Мне вдруг стало страшно, холодно, а ещё обидно… Шин и Карла вновь не благословляют нас, а ещё всё происходит так быстро, что трудно дышать… — призналась она и закрыла лицо ладонями.

— Успокойся! — сказал он бесстрастно и тут же крепко обнял Комори. — Всё это повторяется не по твоей вине, — прошептал он в её светлую макушку, и Юи вздрогнула. Он прочитал её мысли. В последнее время она только и делала, что винила себя. Невольно вспоминались слова Рихтера о том, что из-за неё будут умирать братья, из-за её крови, из-за её сути… — Вина не твоя, — повторил Руки более нежно и припал губами к её голове. — В корне этого зла лежит моё предательство. Я же знал, что не смогу дать тебе всего того, чего желаю. Знал, что сломавшись раньше времени, затащу тебя в свой маленький ад, я должен был противостоять искушению… Но правда в том, что я не хочу тебя отпускать, зная как тебе больно и страшно, я всё равно следую своему эгоистичного желанию, ведь ты моя Ева и только моя. Я продам душу самому дьяволу, но исполню твоё желание. Возвращать Карлу невыгодно, но раз этого хочешь ты, то я дам тебе его, однако один я ничего не добьюсь, поэтому пока я могу держать твою руку, не отпускай её, смотри на меня и только на меня. А когда придёт время попрощаться, я буду закрывать глаза и вспоминать каждый твой вздох, поэтому сейчас, рядом со мной, улыбнись и скажи мне трижды своё «да», если я услышу «нет», то мир не просто перестанет существовать, он потеряет всякий смысл. Я всегда ненавидел этот мир, хотел ему отомстить, а когда не смог отказаться от тебя, то понял одну важную вещь — мне больше некому мстить. Все мои обидчики давно мертвы, Юма, Коу и Азуса — самостоятельные. Что я буду делать, если ты оставишь меня?.. У меня ничего не останется, ничего того, ради чего хотелось бы жить… Юи, ты со мной? — тихо спросил он и вцепился в тело девушки с такой силой, что она могла поклясться о дрожи в его руках.

— С тобой… — мягко сказала Комори и обняла вампира. — Я с тобой, Руки!

— Тогда нам пора, — легко улыбнулся он и обхватил её аккуратное лицо руками. — Не вздумай плакать, нечего радовать других твоими честными эмоциями, они только мои… — наклонился вампир и поцеловал девушку в закрывшиеся веки. — Пойдём… — услышала Юи его тихий настойчивый голос, и свет, что пролился из открывшихся дверей церкви, вновь ослепил.

***

Ангельские звуки — всего лишь пение церковного хора, но для Юи эти звуки действительно олицетворяли врата рая. Чему удивляться, когда она большую половину своей жизни провела в церкви, причём лучшую её половину.

Свет в церкви оттенялся двумя странными огнями: один из них светил тёплым светом, что исходил от свечей, которые потихоньку коптили за алтарём, а другой стелился по полу сиреневым, холодным оттенком. На самом деле это падала тень. Свечи освещали цветное стеклянное панно, а оно отражалось в белых мраморных полах и светилось теми цветами, что когда-то достались ему от искусного стекольщика.

По правую и левую руки стояли деревянные лавки, а где-то за алтарём, в отдельной комнатке, кто-то заунывно читал мессу, до которой сегодня никому не было дела.

Руки остановился в метре от алтаря и гордо выпрямил спину. Он всем своим видом показывал, что вот он здесь и время пришло. Звуки монотонного чтения вроде бы прекратились, но благодать в виде священника на них так и не снизошла. Вампир незаметно сжал зубы и левую ладонь, после чего вздохнул и отпустил руку Юи.

— Подожди меня здесь, — попросил он и поцеловал девушку в лоб. — О таком стоит договориться, мы же не хотим выслушивать четырёхчасовые наставления о браке и семье? — риторически спросил он у Комори и беззаботно улыбнулся.

Юи покраснела по самые уши. Руки сегодня вёл себя чересчур странно. Его настроение с каждой проведённой рядом с ним минутой менялось подобно погоде перед грозой: то парило без какой-либо жалости, то дул ветер, ломая тонкие ветви, а потом наступало щемящее душу затишье.

Муками злился, и Юи хотелось его к себе покрепче прижать и сказать, что всё будет хорошо. Он опускал руки, и она мечтала вновь обнять его; он обещал, что с ней всё будет хорошо, и Комори боялась отпускать его руку. Вот так она и мялась с ноги на ногу перед алтарём, пока за затемнённой стенкой шептались вампиры.

Ни платья, ни свадебных атрибутов — всё до такой степени просто, что Юи едва обращала внимание на своё короткое хлопковое платье почти белого или скорее молочного цвета с рюшами и широкими лямками, единственное, что её немного смущало, так это чёрные чулки, которые никак не подходили по этому случаю, но они хотели спасти Карлу, остальное не могло иметь какого-то значения.

— Всё хорошо? — застал её Руки врасплох, и Юи вновь вспыхнула. — Ты прекрасно выглядишь, — шепнул он, едва прикасаясь губами к её щеке. — Не переживай, платье здесь не играет никакой роли, — успокоил он и протянул свою руку.

Юи посмотрела с благодарностью на вампира, а потом бросила взор в сторону алтаря. Из-за ниши вышел незнакомый мужчина в такой же рясе, как и у Мерца, и Комори непроизвольно вцепилась в руку возлюбленного. Всё в нём так напоминало его, что её ноги немели от страха: запах, форма и искривляющая губы ухмылка. Только Муками придавал уверенности в том, что этот священнослужитель не может быть их заклятым врагом. Но это лицо, которое скрывалось под капюшоном страшило тайной, которую скрывало.

«Кто он?..» — не могла не спрашивать себя Юи, а когда зазвучал его повелительный и одновременно ласковый голос, то Комори захотелось подогнуть колени и склонить голову. Что-то родительское исходило от этого монотонного чтения или это лишь видимость священнослужителя, для которого все люди — это чада божьи, хотя на сей раз Юи не имела понятия, какому богу поклоняется, и чьим именем связывают их судьбы. Главное, Руки оставался с ней и держал её тонкие пальцы, смотрел ей в глаза и не отвлекался на посторонние звуки.