Так началось правление безумного короля — Тсукинами Гайсбаха.
***
Музыка и энергичные изгибы юных танцовщиц всё сильнее воспламеняли аппетит званых гостей на королевском пиру, отеняясь в свете свечей.
— Скоро начнётся, — тяжело выдохнула Крона, замечая, как у вампиров горят глаза и музыка подходит к концу, зная, что утром эти залы будут оттирать от засохших пятен крови, впитавшихся в татами и даже столы.
— Уйдём? — улыбнулась Мене, предлагая королеве сбежать, энергично хватая её за мягкую ручку, как услышала дорогой сердцу звук.
— Соловьи запели, — хитро сказала хозяйка дома, слыша, как деревянные полы начали петь под тяжестью припозднившегося гостя.
— Это он, — чуть дыша, произнесла девушка, сжимая маленькую ладошку своей названной сестры, зная, что лишь Карлхайнц может издавать столь приятные звуки, ступая на музыкальные половицы аккуратно и нежно.
— Когда проектировали замок, предполагалось, что звуки деревянных полов, запев соловьями, предупредят о беде, — тихо усмехнулась Крона, видя ноты волнения на лице своей любимицы. Она знала, что муж неровно дышит к Мене, но сделать ничего не могла, тем более, что та прекрасно сохраняла дистанцию, зная себе не только цену, но и совершенно не боясь старшего брата, отвергая его изрядную любовь, стремившуюся лишь к обладанию.
— Как будто ты по воздуху летаешь, — возмутилась девушка, надувая свои губы, демонстративно делаясь холоднее, но не в обиду на свою старшую сестру. Она прекрасно понимала, что Крона хотела сказать. Опоздание Карлхайнца и его приближение схоже с приближением опасности в дом, ведь Гайсбах хоть и любил давнего друга, но ревностно защищал своё, не желая отпускать Мене из дворца.
— Но лишь эти звуки так трогают твоё сердце, — еле слышно прошептала королева на ухо названной сестры, принуждая её покраснеть.
— Не знаю, о чём ты говоришь, — встрепенулась Мене, потряхивая гордой головой, стараясь привести чувства в порядок. — Думаю, время подышать воздухом, — самодовольно предложила девушка, говоря это достаточно громко, так чтобы её слова долетели до чутких ушей погрузившегося в свои желания короля.
— Куда? — послышался недовольный тон Гайсбаха. — Трапеза ещё только начинается, — грозно добавил он, нехотя поворачивая свою голову в сторону женщин, покидавших изысканные залы для званых гостей.
— Я не голодна, а королева на особой диете, — ответила Мене, заметив, как Крону передёрнуло от голоса и тона супруга. — Вы же не будете против, если мы прогуляемся вдоль сада? — мило спросила она, видя недовольный блеск огненных глаз, прищуривающихся, чувствуя подвох, как двери тихо раздвинулись и ветви цветущей сакуры, нанесённые на натянутую бумагу, раскрыли долгожданного гостя.
— Прошу меня извинить, я задержался в дороге, — мило сказал Карлхайнц, склоняясь в низком поклоне перед королём. — Моя королева, госпожа, — поклонился он Кроне и Мене, которые стояли уже у самого выхода, покидая всех званых гостей.
— Явился, — усмехнулся Гайсбах, сотрясая могучее тело, позволяя себе сдвинуться. — Идите, идите, — тут же разрешил он женщинам, не желая обсуждать свои дела с другом при них, да и видя, как Мене обходит стороной этого лорда, его гордость не знала границ. — Где тебя черти носили? Разве ты не знаешь — нельзя заставлять короля ждать, — весело прогремел рыжеволосый владыка, крепко прижимая к себе старого друга, перекрикивая звуки заливающихся музыкой кото.
— Путь из Эдо не близкий, особенно когда приглашение приходит за час до начала пира, — улыбнулся Карлхайнц, сохраняя этот шуточный тон, поражавший всегда остальных. Высокий и сильный Гайсбах был выше на пол головы, шире в плечах и уж тем более куда мощнее в кулаках. Его обычный, грозный и надменный тон, заставлял всех дрожать и не важно ругал он или хвалил, реакция была лишь одна — страх, вот что внушал он своим знатным вельможам.
— Хм, я точно помню, что отправлял его за два. Нужно будет наказать, однозначно, — сделал задумчивое выражение он, решая, какая же участь ждёт нерадивого слугу, который не в состоянии вовремя доставить столь важное письмо. — Ладно, спущу с него шкуру завтра, — усмехнулся Гайсбах, хлопая своего друга по плечу, вынуждая тело согнуться, отливая красками шёлкового кимоно. — Пошли, разделишь со мной трапезу, сегодня она особенно хороша, — продолжил греметь правитель, приглашая Карлхайнца к столу, не давая возможности для отказа. — Видишь, — показывал он, приглашая полуобнажённую девушку на низенький стол, не позволяя ей останавливаться в танце. — И где они только находят этих чертовок? — довольно сказал рыжеволосый, проводя огромной шершавой ладонью вдоль плоского живота брюнетки, заставляя её выгибаться дугой, вызывая у всех зверский аппетит, ведь длинные волосы, свиснув тёмным потоком к изысканной столешнице, обнажили чарующие изгибы тонкой шеи.
— Фейерверк будет сегодня особенно хорош, — заметил Карлхайнц, не в силах забыть об ужасной привычке своего правителя. Ведь каждый месяц он устраивал этот пир, неволящий обычных людей в страхе отдавать на съедение жертвенных невест.
— Посмотрим, — жадно произнёс Гайсбах, наслаждаясь аурой страха исходившей из города под ним, чувствуя, как дрожат люди, ожидая сигнала о принятии даров, в надежде прожить спокойно ещё целый месяц своей и без того короткой жизни. — Раздели со мной этот мёд, — предложил он, протягивая тонкую загорелую ручку совсем юной красавицы, своему единственному другу, которому столь доверял.
— Для меня это честь, — почтительно произнёс Карлхайнц, склоняясь в поклоне, принимая этот жест, аккуратно преподнося горячую плоть к своим безжизненным губам, надкусывая этот плод.
Крики разнеслись по всем этажам. Одурманенные девушки, после того как нетерпеливые клыки вонзились в их нежную плоть, пришли в себя, чувствуя страх и едкую боль, пронизывающую их тела. Но крики и тщетные попытки к спасенью лишь воспламеняли охотничий инстинкт и как только губы правителя первыми коснулись человеческой жертвы, знатные чины пустились в кровавые игры сквозь пронизывающее дребезжание сямисэна.
Алые капли окрашивали татами и расписанные традиционными пейзажами стены. Одурманенные собственным зельем, вампиры забывались в этой крови и, зная, что сейчас Гайсбах утащит парочку, приглянувшихся ему чистокровных придворных дам, Карлхайнц беззвучно испарился, пока яд не добрался и до него.
А тем временем Крона и Мене наслаждались прохладным ночным воздухом прекрасного сада под тихое журчание воды и пение птиц, пока крики, доносившиеся из дворца, не спугнули крохотных птах.
— Началось, — устало сказала королева, ступая по вековым камням, выложенным в извилистую дорожку в этом саду. — Мене, — вдруг обратилась она к сестре, ласково беря её за тонкие ручки, — мне нужно с тобой поговорить, — призналась Крона, сохраняя своё серьёзное выражение лица.
— Что случилось? — испуганно спросила она, сжимая маленькие пальчики королевы, чувствуя их холод и мелкую дрожь, всматриваясь в поникшее выражение лица, но еле уловимые шаги не дали закончить разговор.
— Я оставлю вас, — решила королева, делаясь в мгновении спокойной и холодной, как и всегда. Карлхайнц мог позволить себе украсть Мене лишь раз в месяц, пока король, затуманенный собственными желаниями, не видит, что творится у его носа.
— Крона, — попыталась остановить её младшая сестра, удерживая натянувшуюся в воздухе руку, чувствуя беспокойство и в тоже время внутреннюю дрожь, ведь любимый мужчина стоял позади.
— Поговорим с тобой позже, у вас не так много времени, — напомнила она, скрываясь в тени деревьев, оставляя Мене наедине с этим мужчиной под глицинией в саду.
— Ты так напряжена, — прошептал Карлхайнц, огибая своими руками тонкую талию рыжеволосой девушки, вдыхая долгожданный запах её плоти. — Это из-за меня или ты тоже заметила беспокойство на лице королевы? — томно спросил он, прижимаясь своим телом к Мене, желая её ласки и страсть.
— Прости, сегодня у меня нет настроения, — гордо сказала она, натягивая эту маску холода и безразличия, которой награждала всех придворных дам и мужчин, убирая руки мужчины со своего оби.