— Нет, прошу, — взмолилась она, начиная рыдать, и сильнее прижимаясь к Моммо, спрятала своё лицо в её тёмных волосах.

— Господин, не наказывайте её, я уверена, Нао просто перетрудилась, если это так важно, я могу понести за неё наказание, — смело заявила девушка, уверенно глядя в глаза Руки.

«Встрепенулась, значит, посмотрим, насколько хватит твоего огня», — вспыхнул про себя Руки, принимая этот вызов.

— Нет, — грубо сказал он, возвышаясь над служанками, — но если ты так хочешь, ты разделишь с ней наказание, — заявил юноша, перебивая разгорячившуюся Моммо, пока она только успела набрать воздуха для длинного монолога. — Чтобы к вечеру на моём столе стояло тридцать алых роз, Нао сорвёт их для меня, а ты, Моммо, соберёшь икебану, и если я не увижу на шипах капли твоей крови, Нао, то так легко ты не отработаешь этот долг, я заставлю тебя раскалённые угли перекладывать голыми руками, — распорядился Руки, улавливая каждую каплю ужаса на лицах женщин.

— Господин, но так нельзя, ей ещё работать потом этими руками, — всё же возразила девушка, не в силах сдерживать своего возмущения.

— Правда? — усмехнулся брюнет, возвращаясь к своей книге. — Тогда вечером она сыграет нашему гостю на сямисэне, и пусть только попробует исполнить композицию плохо, — пугающе сказал он, понимая, что разодранными в клочья пальцами, перебирать струны и тем более издать красивый звук будет адской пыткой.

— Но… — начала говорить Моммо, желая всё же переубедить своего господина, однако, женщина её остановила, качая головой, давая понять, что пора остановиться и, сжав зубы, девушка всё же глядя на Нао, поклонилась и покинула гостиную.

— Нао, прости меня, это моя вина, — сказала девушка, резко остановившись в роскошном коридоре.

— Не думай об этом, — попросила женщина, поглаживая разгорячившуюся Моммо по голове, — могло быть всё намного хуже, ты с ним не спорь, — посоветовала она, уже смирившись со своей судьбой, и оставив её одну, ушла в сад, исполнять не простой приказ своего хозяина.

«Не могу, не могу и всё тут», — решила про себя девушка, сжимая кулаки, замечая в окно, как Нао срывает колючие розы, то и дело, закусывая губы и прижимая окровавленные руки к пышной груди, стараясь унять эту резкую боль. Шипы проникали в пухлые пальцы, разрезая, разрывая и даже оставаясь в них не позволяя колющей боли уйти, пока все тридцать кроваво-алых роз не лежали на столе перед побледневшей Моммо.

«Избалованный мальчишка!» — кричала в своей голове девушка, с трудом поднимая цветок, по стеблю которого всё ещё медленно стекали капли крови. «Бесит! Как он мог так поступить?» — возмущалась про себя она, пока звуки музыки не разнеслись по дому. «Нет, неужели уже вечер?! Нао решилась играть?» — вспомнила шатенка и ужаснулась ещё больше, чувствуя, как пальцы её наставницы при прикосновении к струнам напрягаются, разрываясь снова и снова, напоминая о той нестерпимой боли, которую ей пришлось пережить сегодня и ножницы выпали из маленьких рук, сотрясаясь тонкими пальцами. «Нет, я не могу этого выносить!» — решила Моммо и убежала в тенистый сад, где тихое журчание воды и шелест листвы, мог успокоить взволнованное девичье сердце.

— Почему? Почему он так поступает? — прошептала она, облокотившись на толстый ствол ивы, раскинувшей свои длинные ветки до самой воды, временами шевеля тихую гладь.

— Почему?! — послышался надменный голос над самым ухом, и девушка обернулась, испуганно глядя в довольное собой выражение лица. — Это я должен спрашивать, почему ты до сих пор не принесла икебану? — грозно спросил Руки, хлопая рукой в тёмный ствол, заставляя Моммо прижаться к дереву всем своим телом. — Я рассчитывал удивить нашего гостя твоим творением, а ты меня так разочаровала, — признался он, тихо вздыхая, через мгновение резко бросая на неё взор своих глаз, улавливая густой румянец на девичьих щеках. — Думаю, ты уже поняла, что заслужила наказания, — довольно протянул Руки ей на ухо, заставляя зрачки шатенки расшириться.

— Нет, остановись! — прокричала она, чувствуя, как руки юноши заскользили по её телу.

— Остановись?! — недовольно повторил юноша. — Ты забываешься, я твой господин, — злобно напомнил он, наклоняясь над самым лицом Моммо, сжимая свои ладони на упругой груди, — ты принадлежишь мне, и если я чего-то захочу, то я возьму это! — нагло заявил Руки и резко дёрнул чёрную униформу девушки. Пуговицы отлетели, обнажая никем не тронутое тело, заставляя девушку прикрыться.

— Вы или ты, не имеет значения, — сквозь слёзы проговорила она, прижимая свои руки к упругой груди, стараясь её спрятать от довольного собой аристократа, — монстр, всегда им и останется, — тихо сказала Моммо, безнадёжно опуская свою голову.

— Что же ты раньше так не думала? — хитро спросил брюнет, хватая девушку за талию и притягивая к себе, но, не дождавшись ответа, продолжил свои истязания. — Неужели думала, что ты понравилась мне? Или же ты даже влюбилась в меня?

— Самоуверенный мальчишка! — прокричала со злости она и замахнулась на Руки.

— Ты хотела дать мне пощёчину, — ухмыльнулся он, удерживая её кисть возле своего лица, — мальчишка, говоришь, сейчас этот мальчишка научит тебя, как должна себя вести женщина твоего круга, — нахально заявил он и, развернув Моммо лицом к дереву, он сильно прижал, заставляя большую грудь девушки елозить по шершавой коре, оставляя на коже еле заметные ссадины.

— Нет! — в ужасе прокричала она, но юноша стал кусать её шею, заставляя тонкие ноги дрожать от страстных и несдержанных прикосновений, которые опускались к самым плечам, оставляя за собой следы от укусов.

— Можешь биться, ругаться, но от этого тебе будет только хуже, — заявил Руки, пощипывая в своих пальцах соски девушки, вызывая в ней инстинктивные чувства, выгибаться и постанывать, даже через собственное негодование и недовольство. — Вот видишь, ты сама хочешь, — ухмыльнулся он, ощущая, как её бёдра упираются в его пах и, взмахнув длинной юбкой вверх, запустил свою руку в хлопковые трусики девушки, начиная интенсивно поглаживать её, срывая с её губ возмущённый стон.

— Нет, остановись! — простонала она, прижимаясь лицом к тёмной коре, — я не хочу этого, — пролепетала Моммо, зажимая большую руку юноши своими бёдрами, не позволяя ему двигаться свободно.

— Не хочешь?! — усмехнулся Руки и вынул свои пальцы из лона девушки, заставляя её прогнуться в спине. — Тогда, что это? — похотливо спросил брюнет, растирая свои мокрые пальцы перед самым лицом горничной. — Ты непросто хочешь, ты уже вся пылаешь в моих руках, — самоуверенно заявил он, проводя блестящими пальцами по пухлым губам девушки, давая ей почувствовать всю пошлость её чувств. Маленькие ножки Моммо всё ещё дрожали, уверенная ладонь юноши поглаживала покрасневшее лицо, медленно спускаясь по шее, оставляя за собой влажную дорожку, разнося по телу мелкую дрожь, скрывая истинные мотивы за маской предельной нежности.

— Сейчас я собью твой пыл, раз и навсегда, — сладостно протянул Руки, опаляя ушки шатенки своим дыханием, спуская чёрные штаны и подняв её подол, отодвинул линию белья, приставляя горячую головку члена к влажной плоти девушки, в ту же секунду раздвигая её половые губы и делая резкий выпад вперёд.

— Аааа, — несдержанно прокричала она, зажавшись, что было сил, сжимая своими мышцами Руки, срывая с его губ довольные стоны.

— Дура, ты зря так напряглась, сейчас уже было бы всё кончено, а ты только продлила свои муки, — довольно заявил Руки, спуская свои ладони на упругие бёдра, — мне нравится это, кричи ещё сильнее, — признался беспощадный садиcт и вышел из девушки, тут же делая ещё более сильный толчок, срывая новые крики с её уст.

— Я не сдамся тебе, — еле сказала Моммо, переводя тяжёлое дыхание, вонзаясь пальцами в дерево.

— Посмотрим, — ухмыльнулся брюнет и начал делать быстрые толчки, то притягивая, то отталкивая бёдра шатенки, всё ещё не в силах прорвать ту тонкую грань между ними, заставляя её по-настоящему страдать, пока ножки горничной не стали трястись от усталости и спустя такое напряжение её мышцы расслабились, давая полную свободу безжалостному хозяину. — Вот и всё, — довольно усмехнулся он и последовал толчок, разорвавший последнюю черту того безумия, от которого у неё в глазах потемнело и острая боль заполнила весь низ живота, чувствуя как в ней что-то большое, размазывает прозрачную смазку и алую кровь, стекая по трясущимся ногам к самой земле.