— Какой же дурак, — безнадёжно выдохнул Юма, прыгая с крыши, отправляясь в свой сад, пробуждающийся от сладкого сна. Пока Юи безмолвно нежилась в невесомых объятьях вампира, не подозревая о чьих-то руках.
— Ева… что ты такое? — желал Азуса удовлетворить интерес и, подложив руку под голову, невесомо обнимал спящую девушку в розовой кофте, заснувшую без капли сомнений. — И как…такую сладость отдать? — еле слышно протянул вампир, вдыхая аромат кудрявых волос, рассыпанных на белой подушке. Он уже давно наблюдал как мила их гостья, пребывая во снах. Каждую ночь и так день за днём видя добрые искры в глазах, нежные руки, касающиеся, словно любя, забота и нежность, обжигающая не меньше огня, после покоя в призрачных сумраках искусственного мира, уходящего в прошлое, укореняясь там на века.
***
Новый день настал для Юи скорее, чем облака, плывущие по голубому небу, кучкуясь и сливаясь в единое целое — молочное пушистое облако, бегущее по лазурным просторам, подгоняемое ветром с присущим ему южным задором.
Палящее июльское солнце то и дело проглядывало из-за стаи пушистых облаков, пробиваясь сквозь воздушные тюли, играя солнечными зайчиками на старом коричневом чемодане.
Сегодня Комори не будил искушённый садист и она в последний раз спокойно нежилась в тёплой кровати, не подозревая, кто покинул её покои с первыми ясными проблесками зари.
Азуса, поддавшись на очарование Юи, её доброту и отзывчивость, начинал понимать старших братьев, но слова Руки также имели значение. Обещание, данное старому другу, превратилось в некий смысл. Жить — вот то, что сквозь слёзы обещал юноша. Он потерял всё и его душу грели лишь капли тех воспоминаний, которые подарил ему наставник под куполом цирка. Но, потеряв всё в одну роковую ночь, боль утраты заполнила крохотное сердце, пока жестокие сверстники не превратили страдание в мёд, вопли в музыку, а увечья в напоминание о жизни и её страшных дарах.
Комори была как сладость и мука где-то в ночи и желание пустить её кровь трепетало в груди.
Сидя за одним столом с Юи, юноша изредка посматривал на жизнерадостную девушку, которая несмотря ни на что улыбалась. Эта странная способность радоваться, несмотря на трудности, поражала так, что хотелось капельку её неугасаемого тепла.
Так и сегодня за завтраком Юи улыбалась. Коу с Юмой сидели строже обычного, а Руки, как и всегда, держался официально и без лишних эмоций аккуратно утирал губы накрахмаленной салфеткой, раздавая поручения нерадивым жильцам его фамильного поместья.
— Азуса, мы уезжаем, — спокойно сказал Руки, поднимаясь из-за стола, почти не обращая внимания на Юи, которая то и дело посматривала на его спокойные движения рук, безразличные с виду черты лица, лёгкие касания ножа, разрезающие тонкие ломтики ветчины, так плавно, что дрожь пробегала по телу, заставляя вилку дрожать.
— Уже, — тихо произнесла Комори, не поднимая глаз, словно провинилась здесь и сейчас.
— Мы итак задержались, — заявил хозяин дома, застёгивая серый пиджак. — Я, похоже, поспешил, отстраняя тебя от кухни, — улыбнулся он Юи, бросая тень в сторону Коу, который был явно не в духе, да ещё и оскорблён подобным замечанием.
— Пфф, мог бы и не просить так много готовить, — возмутился Коу, поглядывая на стол, где почти все продукты стояли нетронутыми.
— Коу, наша гостья покидает нас, поэтому я попросил тебя…
— Ты знаешь моё мнение на этот счёт, — перебил его блондин, не желая ничего слышать. — По мне так кошечка прижилась бы и у нас, — проговорил он, покачиваясь на деревянном стуле, беззаботно прикрывая голубые глаза.
— Достало! — рявкнул Юма, ударяя кулаком по столу так сильно, что столовые приборы и тарелки с едой подпрыгнули в воздух на долю секунды.
Руки начинал напрягаться, братья вели себя подозрительно, а Юи минуту назад радовавшаяся жизни, испуганно смотрела по сторонам, не представляя чего и ждать от этих яростных взглядов, переглядывающихся друг с другом.
— Устал я сегодня, — выдохнул Юма, не намереваясь раскрывать тайны старшего брата, — пойду спать, не трогайте меня, — пробурчал он, тучно вставая, прогибаясь мощным телом, хрустя позвонками.
— Юма, — остановил его Руки, — вообще-то, я хотел тебя попросить доставить девушку в поместье к нашему господину.
«Он почти не смотрит в мою сторону и даже по имени назвать не хочет, неужели я правда в чём-то провинилась?» — задумалась Юи, покручивая излюбленный крест в маленьких пальчиках, пряча их под спадающими тканями белой, холодящей кожу скатерти.
— Ты же сам сказал под ногами не путаться, — обиженно произнёс Юма, вспоминая вчерашнюю речь брата. — Коу попроси.
— Вот ещё! — тут же отказался юноша, переставая качаться на стуле. — У меня, между прочим, тоже выпускной и в отличие от вас я не собираюсь тухнуть в этом знатном притоне, — самодовольно проговорил блондин, смачно шаркая по полу деревянным стулом, раздражая Руки подобным пренебрежением. — Для меня на работе готовят вечеринку-сюрприз, — признался он, хитро блестя глазами в сторону Юи. — Алкоголь, караоке, красивые девушки, готовые отдать мне свою кровь, а может и не только… — усмехнулся Коу, видя, как старший брат сжимает зубы от недовольства.
— Я тоже… не могу, — пролепетал Азуса, прячась где-то за Руки.
— Да кто тебе её доверит, — покачал головой Юма, понимая, что за ним самим глаз да глаз и у брата на него были планы.
— Я могу сама добраться, — вдруг влезла в спор Юи, не в силах больше слушать их ссору. — В дом к господину Того меня никто не провожал, я приехала на такси. Вещей у меня немного, вам не стоит так переживать, — мило улыбнулась она, твёрдо намереваясь не доставлять проблем. Но аплодисментов на самоотверженность девушки, как и ответа не последовало, лишь три непонимающих взгляда уставились на неё, и только гордое выражение лица Руки придавало сил, если бы не нависшая тишина, заставляющая краснеть.
— Хорошо, — выдохнул Юма, качая головой, — твоя взяла, я отвезу её.
— Я знал, что на тебя можно положиться, — рассмеялся Коу, хлопая брата по плечу, исчезая тут же из вида, понимая, что такая выходка будет стоить ему как минимум прекрасно уложенной причёски, ведь подзатыльники брата с трудом выдержало бы палено, чего уж говорить о волосах.
— Вот же гадёныш! — вспыхнул он, решая догнать, как тяжёлая рука брата остановила его.
— Не волнуйся за него, — усмехнулся Руки, отстраняя Юму широкой ладонью. — Я его займу делом, — добавил он, убирая руку с груди брата, который был готов хорошенько наподдать Коу за его длинный язык. — Увидимся вечером, — улыбнулся он Юи, кивая головой, вынуждая девушку слегка смутиться от мягкого тона, который он в последнее время так редко показывал.
— Да, — прошептала она, пряча руки за спиной, подозревая, что хозяину дома вновь не понравится её проявление любви к кресту с алым камнем вместо бьющегося сердца.
Проводив взглядом двоих бессмертных юношей, Комори осталась в огромном поместье с Юмой, но, обернувшись в его сторону, она поняла, что в столовой только она одна. Чувствуя где-то внутри настоящую тоску, блондинка ступала по мягким украшенными узорами коврам, оглядывая уже привычные серые стены, местами выгоревшие на солнце. Картины неизвестных ей художников в деревянных рамах, книги в твёрдых красочных обложках на высоких полках, уходящие под извилистый лепниной потолок, источающие странный аромат. Люстры, так редко искрящиеся светом в этих стенах и свечи, тихий треск которых музыкой отзывался в девичьем сердце.
Прощаясь с полюбившимся поместьем, Юи не заметила как прошла в сад, где среди благоухания роз её глаза жадно оглядывали высокие арки, выстраивающиеся белоснежной дорогой под голубым куполом ясного летнего неба.
— Здесь впервые Руки со мной попрощался, — прошептала она, присаживаясь на холодящие кожу скамейки беседки, прикрывая алые глаза. — Было так мучительно отпускать, забывать его, — вспомнила девушка, прижимая крохотные кисти к груди, ощущая, как изнывает её душа и слёзы подступают к горлу. — Нет, — покачала головой Юи, стараясь отогнать плохие мысли, — я поступаю правильно и это главное, — решила блондинка, перебирая пальчиками звенья цепочки, лежащей у неё на коленях. — И всё же, зная, что выхода нет, я надеюсь, что ты позволишь остаться… Прости, Руки, я такая эгоистка, — заплакала Комори, чувствуя, как она падает с пропасти вниз, и на этот раз к ней на помощь тянутся двое, и за какого схватиться нет сил, чтобы понять, ведь той самой руки о которой страдает её душа рядом нет.
