В начале апреля лорды всё же пришли к единому мнению и решили поддержать людей, оснастив их оружием, средствами и бойцами. И под соцветия вишен устроили пир в знак примирения и налаживающегося мира между двумя расами — хищниками и жертвами.
Гайсбах, несмотря на принятое решение, был не в духе. Ему нравилось старое доброе время, но осознание того, что нужно развиваться, дабы другие страны не поглотили их — раздражало. Только поэтому он не распустил совет. Но больше всего его стал настораживать сам Карлхайнц. Впервые он увидел всех своих лордов вместе после долгих лет в одной комнате за важным спором. И чувство ревности, взыграло в его душе. Все его когда-то приближённые единогласно поддержали этого вечно довольного вампира.
Слова сына о недоверии к этому врачу всё отчётливее отзывались в его сердце, и мозоля глазами смеющегося за столом Карлхайнца, он сидел и думал как вывести его на чистую воду.
А тем временем Руки прощался с Камико в том самом месте в саду.
— Что ж, похоже, это последний мой день в Киото, — мило улыбнулся Руки, глядя то на девушку, то на ночное небо, усыпанное яркими звёздами.
— Мне будет тебя не хватать, — прошептала она, еле сдерживая слёзы. Душа её разрывалась. За эту неделю в её жизни произошло больше чем за все года проведённые в этом доме. Камико успела не только привязаться, но и полюбить этого юношу всем своим сердцем, не подозревая, что именно этого добивался беспощадный вампир. Но как она могла подумать так о нём, когда для неё он мило улыбался и шутил, а на ехидные замечания придворных делал такое холодное выражение лица, что они сторонились их. И даже за этот взгляд девушка была благодарна ему, ведь она искренне верила, что он защищает её.
— Не грусти. Уверен, скоро всё наладится. Карла не так уж и плох. Он не станет обижать такую милую девушку, — успокаивал Руки, нагло привирая, ведь он отлично знал, насколько этот вампир может быть жесток. Он не раз видел, как светились его глаза, когда на его пути становилось препятствие и неважно женщина это или ребёнок — важен результат.
— Да, но он не ты, — сказала Камико, и слёзы покатились из её голубых, как вода глаз, капая на серые камни.
— Камико, — ласково прошептал он, впервые называя её по имени, и сердце девушки встрепенулось. Продолжая играть свою роль, Руки присел на корточки и, упираясь о колени брюнетки, поцеловал в самые губы. Поняв, что хорошенькая японка ищет всего лишь нежности, ему было легко манипулировать ей. И не переходя границ он легонько прикасался к её губам, поглаживая её язычок невесомо. — Я никогда не забуду тебя, — пообещал он, давая своей жертве то, чего она так желала услышать. — Но это и правда мой последний день в Киото. Отношения моего господина с королём стали слишком натянутыми, думаю, ради семьи он сложит свои полномочия, — продолжал он использовать слабости девушки, ликуя в душе. Всё шло не только по его плану, но и сама мысль о том, что он уводит чужую невесту — прельщала его.
— Нет! Ты забудешь! Забудешь меня… — сквозь слёзы выпалила она, бросаясь к Руки на шею, чуть на валя его на землю. — Пройдёт год, два и ты влюбишься, и тогда обо мне не останется ни единого воспоминания, — расстроилась Камико, опуская свою повинную голову, готовую к предательству.
— Я не смогу больше полюбить, — на полном серьёзе ответил он, пугая девушку своим тоном. Он был настолько серьёзен, что не поверить ему было невозможно, но лишь потому, что так думал сам Руки. — Ни одна женщина больше не войдёт в моё сердце, так что ты можешь быть спокойна. Камико, я не забуду тебя, — сказал вампир, глядя ей в глаза.
Бесконечное чувство благодарности пронзило её. Она видела, что он ей не врёт, так правдиво лгать не смог бы даже лучший актёр. Желание быть единственной в его сердце переполняло её, откуда же ей было знать, что Руки говорит о своей матери, и естественно он не планировал забывать этот судьбоносный день, к которому до него готовились почти сорок лет.
— Пошли со мной, — неожиданно позвала его брюнетка, уже решив для себя, что хочет хотя бы раз испытать это чувство, когда находишься в объятиях любимого мужчины. И застыв возле одной из стен, преподнесла палец к губам, показывая этим, что с этого момента ни звука. Сняв ключ с тонкой шеи, она открыла потайной проход и, переплетаясь пальчиками с крепкой, как ей казалось, надёжной рукой, она вела его в покои короля. Это единственное место, где бы не заподозрили её. Стражи у парадных дверей уже привыкли к подобным выходкам Гайсбаха. Она предупредила всех на пиру, что желает побыть с Кроной, которая пребывала в постели и легко скрылась с вампиром в саду. Для Руки же вход в императорские залы был и вовсе закрыт.
Комната короля — это единственные покои, где стояла настоящая кровать. Он и был приверженцем обычаев, но любил комфорт, тем более он никогда не знал с кем и в каком состоянии завалится в свой чертог. Поэтому приказал изготовить невысокую кровать, чуть выше футона, дабы не порочить свой дом.
И вот усадив Руки на королевскую кровать, Камико осторожно потянула за пояс, сбрасывая своё кимоно, обнажаясь перед тем, кого смогла полюбить, но понимая, что сейчас сгорит от стыда, опустила свои сияющие глаза.
Предвидя исход, Муками довольно улыбнулся и, не говоря ничего, притянул девушку к себе, усаживая её на колени. В глазах Камико так и читалось: «Будь нежен со мной». Руки кивнул и ласково очертил её стан, призывая брюнетку обвить ногами его тело. Послушно исполняя всё, она скрестила свои ножки на сильной пояснице и, прогибаясь от влажных поцелуев на своей шее, страстно выдохнула, желая только его. Ловкие пальцы забирались в шелковые локоны, массируя голову, а свободная рука уже мяла красивую грудь, скрытую раньше плотными тканями кимоно. Видя, что Камико ещё не утонула в его нежности, он спустился горячим дыханием к напряжённым соскам и ласково, то оттягивая, то посасывая их, заставил её страстно стонать и прогибаться в спине. Придерживая стройное тело, его рука медленно поглаживала бархатную кожу, поднимаясь к прекрасной шее брюнетки, но только она запрокинула свою голову от ласковых рук, как невероятно сильные пальцы сомкнулись на её горле, ломая девичьи позвонки. Глаза девушки распахнулись, но она так и не издала звука.
«Как просто», — усмехнулся про себя Руки, довольно улыбаясь и переложив тело девушки на кровать, набросил на неё её сиреневое кимоно. «Так, осталось лишь найти этот меч», — серьёзно задумался он. Спрятать меч можно было лишь в полу или же стенах, но, поразмыслив, пришёл к выводу, что стены тонки, а под пол могли пробраться воры, ведь замок стоял высоко над уровнем земли, и под него попасть было возможно. А вот кровать была не только не стандартной для такой комнаты, но и удобной, для того чтобы спрятать меч. Недолго думая он заглянул под матрас и тут же нашёл двойное дно. «Можно было и не думать. Такой параноик явно даже спит на нём», — усмехнулся про себя Муками и спрятал меч в своём пиджаке. Он покинул покои короля, оставляя Камико на растерзание первородной семьи.
***
Императорские залы заливались смехом и алым вином. Саке лилось прозрачной рекой и лишь хмурое лицо короля сгущало все краски. Пока Карла безразлично восседал за столом, стараясь не обращать внимания на Карлхайнца. Он ухмылялся над Шином, которого как всегда кормили красивые девичьи руки.
Идиллия и процветание царило в обществе и не притворное, как это было обычно, а настоящее. Светлое, счастливое и благодарное, а это бесило Гайсбаха ещё больше и, ударив кулаком по столу, он засверкал своими глазами, шумно распахивая решётки, ведущие в сад, наполняя комнату прохладным ночным воздухом. Сквозняк заиграл на пышных столах, раздувая волосы остолбеневших гостей.
— Карлхайнц! — безумно прокричал Гайсбах, свирепея, как дикий зверь, разбрызгивая даже слюну. — Ты предал меня! — заявил он и пристально посмотрел на своего друга, спокойно поднимающегося из-за стола, улыбающегося, как всегда, но лишь с лёгкой тенью надменности и полной победы. Увидев этот взор, безумного короля перекосило от злости. Впервые за долгое время он понял, какую змею он пригрел… Кто пил и ел под его крышей. — Я убью тебя, — яростно проговорил он, сжимая руку на своём мече. Но хоть он и был один в один с великим мечом Кусанаги-но цуруги, это была лишь жалкая копия, дабы продолжать внушать страх, в то время как о подмене знали лишь члены семьи.
