— Травма несерьёзная, но будет больно, — предупредил он и обернулся. — Принесите горячей воды, — Сибуя отдал приказ Мичи, та принесла для него чай, а сейчас будто бы вздрогнула.

Как он заметил её? — изумилась Май. — Даже я её не увидела… — подумала Танияма про себя. Служащие отеля всегда подбирались незаметно, мягко и плавно, словно кошки, а Нару как сова на все триста шестьдесят градусов по вертикали и сто восемьдесят по горизонтали видел и слышал то, что не замечали другие.

— Также потребуется стул и полотенце, — добавил тот.

— Сейчас всё принесут, — поклонилась Мичи. Она столкнулась с Хосё и Лином в коридоре, но лишь на какую-то секунду.

— Нару, я принёс аптечку, — сказал Такигава, придерживая белую пластиковую коробку подбородком. Он тащил тяжёлый монитор и средства первой помощи пришлось доставлять хоть бы как.

— Клади на стол, — приказал тот и вновь отвлёкся на ногу Таниямы. Лин молча поставил сейсмограф и пошёл обратно к фургону, а Хосё задержался. Он посмотрел на Аяко, которая сидела возле окна в кресле. Она делала вид, что смотрит в окно, в конце концов, для этого и существовали окна во всю стену и специальные удобные кресла возле него, но жрица скрывала страх.

— Нога — это не ложка, хватит гипнотизировать! — понял Такигава нависшую атмосферу ужаса и неопределённости. — Замотай её уже, а я этому бедолаге помогу… — посмотрел он на своего друга, который до сих пор сидел молча.

— Давай отведём его в комнату, — предложила Аяко, стараясь хоть как-то отвлечься.

— Да, — кивнул Монах. — Пойдём, Нао, — он закинул его руку к себе на плечо и заставил волочиться за ним, — сейчас тебе чаю принесут, а Мари массаж сделает, уснёшь, а вечером с новыми силами присоединишься, — уговаривал он того, как маленького, оставляя тем самым Май и Нару наедине.

Ну вот! — округлила Танияма глаза.— Мы снова одни… — подумала она, ощутив при этом какую-то неловкость. Она сидела на подушке на полу, Сибуя стоял на коленях перед ней и умудрялся, как жёсткий диктатор, с высоты своего мизерного на согнутых коленях роста подозрительно смотреть на закрывшиеся за друзьями сёдзи.

Май упорно смотрела на подтянутую фигуру своего босса и не могла не посмеяться над его руками, которые он устроил на тазобедренных косточках, делая из этого вида нечто самодовольно-важное.

Хочу увидеть его улыбающимся и в другой одежде. Конечно, чёрное ему идёт, но как насчёт синей юкаты? — замечталась она да так, что сама и покраснела. — Боже мой, какая я глупая! Как можно сейчас о таком думать?! Но всё же Нару в лёгкой юкате и тапочках — это всё равно что скульптура Давида… — зажевала она свою нижнюю губы, упорно представляя, то царя Давида, скульптуру 1501 года Микеланджело Буонарроти, то Нару в синей юкате.

— Ты притихла, — нарушил Сибуя тишину, и Танияма едва губу не прикусила — её яркие фантазии слишком далеко зашли. — Это неестественно для тебя, — он слегка прищурил глаза, а Май искривилась в виноватой улыбке и отвернулась.

Да кто же говорит о таком вслух?! Это всё горячие источники виноваты, — оправдала она свои неправильные мысли и покраснела, как налившийся жаром солнца помидор. — Чего это он задумал?! — сдержала Май крик, почувствовав, что одна из её маленьких ног поместилась в руках эгоистичного нарцисса.

Сибуя растирал её ступню, не дождавшись обещанной горячей воды. Ноги Май были ледяными. В лесу она промокла и замёрзла, а когда добралась до рёкана, то белые таби встали колом от грязи, поэтому она сняла их перед входом в отель, там нырнула в тапки, но из-за голода и усталости ноги так и не согрелись.

— Прогреешь ноги, а потом я наложу повязку, — сказал он. — Матсузаки поможет с остальным… — продолжал он растирать озябшие ступни, и Май начала ощущать в пальцах колющую боль. — Расскажи, что ты видела в лесу… — попросил Сибуя холодно, и не глядя в глаза.

— Женщину… в кимоно, — проглотила Май странные мысли и страх перед строгим начальником. — Я думала, что она заблудилась, а потом поняла, что это призрак. Она мелькала за деревьями, приближаясь ко мне. Не знаю, что она хотела от меня, но когда я услышала её плачь, то мне стало одиноко. Все хорошие воспоминания о людях, которые окружали меня, исчезли. И я начала их обвинять в том, что они бросили меня. Это так неправильно, что мне стыдно… — запаниковала Май и спрятала лицо в ладонях. — Я знаю, что все переживали за меня, даже ты бросил все дела и приехал, но я ничего не могла с этим поделать… Я обвиняла даже собственных родителей, хотя никто из нас не выбирает, когда рождаться, а когда умирать.

— Многие сильные призраки воздействуют на людей через их собственные страхи. Ты боишься остаться вновь одна, поэтому хватаешься за людей. Но есть и другой вариант… — притих он, услышав, что несут стул и горячую воду. Тут и Хосё принёс очередное оборудование, затем Лин, а потом вновь стало тихо. — Опускай, — приказал вдруг он, после того, как Май присела на стул.

— Горячая! — возмутилась Танияма, дотронувшись до воды одними только пальцами.

— Тебе это только кажется… — сказал Сибуя и насильно затолкал ноги Май в воду. Она сморщилась, закусила губу и всё же замычала. — Май, мне нужна будет не чья-то помощь, а твоя, — признался он слишком неожиданно, и Танияма забыла о колючей боли.

— Но почему ты так рассчитываешь на меня? — спросила она, не заметив и того, что Нару держит её ногу за икру и как-то странно опирается на неё.

— Думаю, что на этот раз от тебя будет зависеть куда больше. Постарайся разглядеть в своих снах всё до последней мелочи. Я не хочу рисковать людьми. Если мои опасения верны и твои раны как-то связаны с повесившейся девушкой, то этот призрак не просто воздействует на слабость человека, он усиливает эту боль и вынуждает сделать то, что сделали с ней в прошлом. Проще говоря, этот призрак мстит. Ты и та ученица, вы никак не связаны, а значит, я могу прийти к выводу, что это не кровная месть, если это так, то в неприятности может попасть любой.

— Я понимаю… — сказала Май, почувствовав странную печаль. Она образовалась из-за вины. Домового духа изгнала она, и беды все из-за неё, поэтому вина переросла в грусть и скрытую тревогу.

— Тогда перевяжем твою ногу. Потом ты пойдёшь отдыхать, а я займусь делом, — поднялся он с тем, чтобы передать Май полотенце и найти в аптечке эластичный бинт.

— Нару, но тебе ведь тоже нужно отдохнуть, — стала беспокоиться она. — Ты с самолёта и сразу сюда. У тебя бледное лицо, а временами руки дрожат. Я не усну, если ты будешь работать, а я отдыхать.

— Посчитай овец! — строго сказал он, возвращаясь к опухшей ноге Таниямы.

— Я не шучу! — повысила она голос и взвизгнула от сковывающей всю кость боли.

— А никто и не говорил, что будет терпимо, — издал он самодовольную усмешку.

Как это понимать? — грозно посмотрела Май на его чёрную макушку. — Он сделал это нарочно?

— Или ты предлагаешь мне присоединиться к тебе? — спросил Казуя ещё самовлюблённее.

— Да! — выдала Май, затем подумала, а, увидев обратившийся на неё взор Сибуи с надписью «ты серьёзно?», покраснела. — То есть, нет! Не со мной в одной постели, а в отдельной комнате на своём футоне, — раскидала она всё по полочкам, но вылетевших слов уже было не вернуть, и тишина, которую создал Сибуя, как груз давила.

Думаю, я не была бы против того, чтобы ты составил мне компанию. На самом деле мне страшно. До сих пор холодно и ужасно одиноко… Но ты ведь совсем не понимаешь моих чувств… — расстроилась Май оттого, что начальник совсем не желал её понимать. Издеваться и насмехаться — вот его предел. Правда, в случае опасности он всегда защищал, бросался туда, куда обычный человек, даже будучи по уши влюблённым, не сунется и приехал сейчас…

— Всё. Готово, — сообщил вдруг тот. — Пока посиди. Матсузаки придёт и поможет тебе.

Я так задумалась о том, что он для меня сделал, что, кажется, ещё больше влюбилась в него… Глупо любить того, кто отверг тебя дважды… — вспомнила Май дежурную фразу «я понял тебя» и малость обозлилась. — Ну уж нет! Пока не скажет мне чётко нет или да, я не отступлю от своего! Я покажу этому нарциссу, что не один он такой упёртый и непоколебимый, есть в этом мире и те, кто может и готов с ним сражаться! — воинственно настроилась Май и решила подняться, как тут же осознала реальность — перевязанная нога не сгибается, жутко болит и ноет. — Ну ничего… — подумала Танияма и запрыгала на левой ноге к выходу.